Сотворившая себя - Рут Харрис

– Конечно, – ответила Бренда деловым тоном. Она могла бы ответить шуткой: «Дикие лошади меня не удержат», но она знала, что Хейнрих не воспринимал юмор, и она сдержала себя – Это честь для меня.

Эд Словацки закончил Корнелл, тот же колледж, что и Хейнрих, в одно время с Брендой. Оценки у него были ниже, чем у Бренды, но он получал на две тысячи долларов больше, о чем Бренда, к счастью, не знала. Эд был почти альбиносом, даже ресницы были очень светлые. Он занимался исследованиями в области лекарственного лечения артрита, но, кажется, больше времени уделял администрированию, чем науке.

Бренда воспринимала поездку в Урбану как знак того, что ей и Эду доверяют серьезное дело. Эд считал, что конференция всего лишь короткий оплачиваемый перерыв в нудной работе. В самолете Бренда читала последний номер журнала «Биохимия», а Эд пил белое вино и болтал со стюардессами.

В течение трех дней биохимики читали доклады, обсуждали новые эксперименты и новые направления в научных исследованиях, но больше всего сплетничали: кто получил субсидии, а кто нет, кому дали новую должность, кто организовал прибыльную консультацию, кто возглавит новую лабораторию в Хьюстоне, а кто попадет в Конгресс США. Пока все обсуждали друг друга, Бренда сконцентрировалась на рецепторах инсулина.

Она уже познакомилась с данными о роли рецепторов инсулина в ожирении, полученными в Калифорнийском университете, Лос-Анджелес, Джеймсом Рейнкингом. Она читала его статью в «Биохимическом обозрении» еще десять месяцев назад, и когда она узнала, что он собирает своих коллег, чтобы обсудить последние результаты своих исследований, Бренда с удовольствием записалась в его секцию.

Когда профессор Рейнкинг – похожий скорее на хоккеиста в своих очках с толстенными линзами, напоминающими донышко бутылки от кока-колы – закончил свое выступление, Бренда представилась ему и рассказала о своей работе и о своих проблемах.

– Наше исследование связано с вмешательством в процесс поглощения в пищеварительном тракте, – рассказывала Бренда. – Но мы застряли – не можем избавиться от побочных эффектов – тошнота и газы. Я работаю в «Медлабе» два года, а мы так и не подошли к решению этой проблемы. Я подумала, что, может быть, работа с рецепторами инсулина окажется полезной.

– Я не знаю, – сказал профессор. Как ученый, он не мог сказать иначе, но все же он не терял надежды. – Если бы вы посмотрели наши необработанные лабораторные данные? Я поделюсь с вами.

– Это было бы великолепно, – Бренда обрадовалась предложению профессора.

– Я пришлю вам ксерокс.

В этот вечер, когда Эд Словацки отправился выпить с химиками из компании «Райдер и Эванс» – конкурентами «Медлаба», Бренда особенно остро почувствовала, что она – единственная женщина на конференции, не считая, конечно, секретарш. Она осталась в своей комнате и внимательно прочитала ксерокс, который получила от профессора Рейнкинга.

На другой день после возвращения из Урбаны она положила свои предложения на стол Лебена. Используя статью Рейнкинга и результаты его лабораторных исследований, Бренда предложила вести параллельные опыты с рецепторами инсулина.

В конце своего отчета она просила увеличить ассигнования на эти работы. Она ожидала ответа с оптимизмом, присущим молодости, и не могла понять, почему Лебен целых две недели хранил молчание.

– Может, мне надо поговорить с ним? – спросила она Джефа.

Бренда думала, что план новой работы, основанной на достижениях Рейнкинга, и придуманный ею, вполне оправдывал ее отличный диплом, премию Калкотта и высокую зарплату в «Медлабе». И теперь – молчание. Бренда была обижена и смущена.

– Я не понимаю, в чем дело. Мне кажется, я должна поговорить с ним.

– Почему бы и нет? – ответил Джеф. – То, что ты мне рассказала, звучит очень убедительно.

Когда Бренда зашла к Хейнриху и спросила, не прочитал ли он ее предложения, он сказал, что у него не было времени. Он даже не пообещал Бренде найти время!

– Ты можешь поверить в это? – Бренда жаловалась Тони, которая приехала с Таком в Бостон на уик-энд. – Они заплатили за мою поездку в Урбану, а теперь даже не хотят узнать, что я там раздобыла. Мне кажется, что инсулиновый рецептор – это то, что нам надо, мы сможем выбраться из тупика. Я могла бы составить и всю программу.

– Ты могла бы, я могла бы, – сказала Тони. – Главное, что они хотят!

Они – это противоположный пол. Мужчины. Противники. Члены узкой секты, куда Бренда и Тони пытались проникнуть – либо по приглашению, либо нахальством. У мужчин были деньги, власть, развлечения. Бренда и Тони тоже хотели этого для себя.

Тони становилась экспертом в отношении мужчин. Она анализировала работу компаний, чьи акции «Эддер и Стерн» предлагали своим клиентам. Она много ездила по стране, разговаривала с руководством, ходила по заводам, анализировала цифры. Результаты ее работы в виде отчетов рассылались брокерам «Эддера» и использовались как рекомендации для купли-продажи акций.

– Тебе нужно было бы быть мужиком, – сказала Тони Бренде. Спорим, что, если бы отчет написал мужчина, все было бы решено давно.

Мысль об Эде Словацки, с его белесыми ресницами и удовлетворительными оценками, промелькнула, но Бренда решительно отбросила ее.

– Может быть, в твоем бизнесе существует мужской шовинизм, но мы – ученые, – сказала Бренда. – Ученые опираются только на результаты опытов. Пол здесь ни при чем. Хейнрих всегда давал мне сложные задания, зная, что я все сделаю и уложусь и в сроки, и в бюджет.

– Не обманывай себя, Бренда, – сказала Тони. – Ты всего лишь славная девочка для Хейнриха. Он просто использует тебя.

– Тони, мне не нравится твой пессимизм, – сказала Бренда.

– Может быть. Но это скорее реализм.

Тони была единственной женщиной в компании «Эддер и Стерн», за исключением Реты Эш, специалиста по очистительным средствам, которая работала раньше в «Ревлоне» и в фирме «Рубинштейн». Эта женщина говорила грубым, пропитым голосом и держала всех в страхе, потому что она знала все тайны фирмы.

– Они называют меня «девочка», – жаловалась Тони Бренде. – И это после двух лет работы на фирме! Знаешь, как реагируют мужики, когда я приезжаю составить отчет? Они оскорблены тем, что к ним прислали девчонку. Для них это означает только одно: «Эддер и Стерн» считают их компанию второсортной. Поэтому мне приходится быть очень строгой и подкованной во всем. Иногда это срабатывает, но чаще они звонят в Нью-Йорк и спрашивают, зачем им прислали «эту девчонку»; и это в моем присутствии! Приходится одному из компаньонов говорить с ними и успокаивать. А знаешь, что потом?