Путь Святозара - Елена Асеева

Наступило молчание, которое прервал отец:

— Слава великому ДажьБогу, что он просил за тебя, видя твой светлый поступок, слава светлой ведунье Бабе Яге, что она попросила за тебя Богиню Смерти, и спасибо Буре Яге Усоньше Виевне, что она вознаградила тебя жизнью, мальчик мой. А, теперь, Святозар, если у тебя все, то я посоветую тебе отдохнуть, так как жар, хоть и спал, но рана твоя еще не зарубцевалась, и это меня очень тревожит.

— Отец, рана моя не зарубцуется, — еле слышно сказал Святозар, — Ни ты, ни какой другой ведун не сможет вылечить мою рану. Это одно из условий, с которым я вернулся в Белый Свет.

— И боль не пройдет, — тревожно спросил правитель.

— Нет, отец, боль не пройдет. Но есть надежда, отец, Буря Яга сказала мне, что я смогу выздоро-веть, если применю все свои знания и силы и найду лекарство, такова воля Богов.

— Что ж, сын, хорошо, что есть надежда, — тяжко вздохнув, добавил отец.

— Отец, прошу тебя, выпусти из темницы Эриха, он ни в чем не виноват, — начал было Святозар.

Но правитель вдруг грубо перебил сына, и, повысив голос, сказал:

— Нет, Святозар, не проси за Эриха. Он будет сидеть в темнице. Так будет мне спокойней. И это будет до тех пор, пока я не решу, как с ним поступить.

В опочивальню тихо постучали, открылась дверь и вошла няня Бажена, неся в руках кувшин с мо-локом. Она поставила кувшин на стол около ложа Святозара и налила в чашу молока, от которого шел пар, протянула правителю. Отец взял чашу и поднес к губам Святозара, а другой рукой при-поднял его голову, чтобы было удобно пить.

— Отец, я сам смогу пить, дай мне чашу. Что ж ты со мной словно с маленьким, — возмутился Свято-зар и резко протянул правую руку, чтобы взять у отца чашу, но тут, же ее уронил и застонал, так как почувствовал острую боль в груди.

— Тише, — негромко и очень мягко сказал отец, — Нетрепыхайся, а то опять кровь пойдет, лежи пока смирно и позволь мне самому напоить тебя молоком.

Святозар посмотрел в лицо отца, на складку, что залегла между бровями, на поседевшие виски и молча, принялся пить молоко. По телу стала разливаться живительная влага, которая словно ис-точник живой воды предала Святозару сил. Допив чашу почти до конца, Святозар оторвался от нее и промолвил:

— Спасибо, отец, я больше нехочу.

Правитель опустил голову сына на подушку, передал чашу Бажене, а потом, раскрыв рубаху, снял с раны кровавую тряпицу. Бажена подала чистую, и прежде чем положить ее на рану, отец зашептал заговор, и в том месте, где он водил рукой почувствовал Святозар едва легкое покалывающее тепло. Святозар закрыл глаза, и утомленный долгим разговором и теплым питьем, уснул.

А когда Святозар проснулся, то в комнате уже горели свечи, скорей всего был поздний вечер, на том месте, где с утра сидела Бажена, теперь поместился Борщ, и, опершись головой о стену, да приоткрыв рот, громко похрапывая, спал. Отца в опочивальне не было, но зато на краю ложа си-дел доброжил и своей маленькой ладошкой утирал глаза.

Святозар ласково улыбнулся старичку и сказал:

— Добрый доброжил, да не расстраивайся ты так, ведь я жив, — и протянул ему правую руку.

Старичок тут же поднялся, подошел к руке Святозара и приник к ней мокрой бородой.

— Жив, я, жив, доброжил.

— О, хозяин, если бы я не загулял в общем зале во время праздника, если бы я не пил медовухи и не ел кутьи, ты бы мой милый, Святозар не лежал бы сейчас тут, — закончил старичок, громко всхлипнул и уткнулся в ладонь Святозара.

— В этом нет твоей вины, доброжил. В том, что случилось, повинен только Нук. Это он одурманил ум Эриха и заставил взять в руки заговоренный кинжал. Послушай вот, что доброжил когда я летел с Ирий-сада в Явь, я вдруг увидел как Нук отдает Эриху заговоренный кинжал и приказывает брату, что он должен убить меня до восхода солнца, так как восходящие лучи изничтожат всю нечесть и сила кинжала иссякнет, и еще я видел как плакал брат, как он мучился и не хотел слушать Нука.

Святозар вздохнул и опустил на ложе мокрую от слез доброжила руку. Старичок приблизился к Святозару достал из кармашка крохотную глиняную кубышку, откупорил ее и поднес к его рту, со словами:

— Выпей хозяин — это предаст тебе силы.

Святозар не торопясь выпил предложенное снадобье, которого на удивление оказалось, очень много, в такой крохотной кубышке, и вскрикнул. Потому что в тот же момент и рот и все внутренности вдруг обдало ледяным огнем, но огонь пылал лишь мгновение, а потом и верно появились силы и боль вроде как притупилась. Святозар так громко вскрикнул, что чуть было, не разбудил Борща, тот даже приподнял голову, пытаясь разлепить скованные сном глаза, но доброжил лишь дунул в его сторону, и слуга вновь уронил голову, всхрапнул, да уснул еще крепче.

— Это старинное снадобье, которое давно, меня научила готовить моя мать. Я каждый вечер его приношу, отец твой, видя, что заговоры не затягивают рану, разрешил меня давать его тебе. И хотя я слышал твой разговор с правителем о том, что только ты сам сможешь себя вылечить, все же я думаю, оно придаст тебе силы, — сказал старичок.

— Знаешь, доброжил, может я неправильно сделал, что выбрал Явь, — глянув в глаза старичка, спросил Святозар, — Может мне не стоило возвращаться. Ведь, что я теперь — больной какой-то, совсем отца уже измучил. И сколько пройдет времени, прежде чем я смогу найти лекарство.

Доброжил отрицательно покачал головой, а потом еще раз всхлипнув, ответил:

— Что ты такое говоришь, Святозар. Если бы ты видел горе твоего отца, ту боль которую он пере-жил, чуть не потеряв тебя…,- старичок вдруг хлюпнул носом и досказал, — Разве ты не заметил, как побелели его виски.

Святозар молчал, пристыженный доброжилом, а потом спросил старичка:

— А, как, отец, узнал, что со мной случилось?

— Это я ему сказал. Ведь я, как и другие мои братья, тоже празднуем рождение Бога Коляды. Мы всю ночь пируем в гриднице, примостившись, на снопах ржи, пьем медовуху и едим кутью. Я ви-дел, как ты уехал с сыновьями Дубыни, знал, что Эрих наказанный сидит в своей опочивальне и позволил себе повеселиться. Внезапно я услышал стон и твои слова хозяин: " О, брат, что ты на-творил", я почувствовал, что случилась беда. И ринулся к тебе на выручку, но ты лежал на полу с кинжалом в груди и уже не дышал, рядом с тобой на полу сидел Эрих, и громко рыдал. Я вернулся в общий зал и закричал твоему отцу, который как раз поднимал чашу с медовухой: " Торопись Ярил, твой сын, убил твоего сына".- доброжил замолчал, утер концом бороды струя-щиеся по лицу слезы и продолжил, — Правитель вскочил с места выронив чашу из рук и побежал вслед за мной. Он бежал так быстро, что почти нагонял меня, но в отличие от меня он в темноте не видел и тогда я прочитал заговор, факел, лежащий возле тебя, вспыхнул. При свете факела правитель увидел тебя, на полу, всего в крови. Эрих лежал рядом и словно маленький кутек лишь изредка всхлипывал и стонал. Прибежавшие следом за правителем дружинники принесли факелы и увели Эриха. Отец встал на колени и принился осматривать тебя, но ты, верно, был уже мертв. Он вынул из тебя кинжал, положил рядом и зажал рану на груди руками. О, если бы ты видел его в этот момент. Я сказал, ему не молчи, говори заговор. Но он только мотал головой и твердил: " Убил, убил, моего сына". Я так разозлился, мне казалось, что он теряет последние возможности вернуть тебя к жизни. И я опять закричал: " Да, не молчи же ты хозяин, не молчи". И прибольно ударил его по макушке, — старичок замолчал, сжав кулачок, и показывая как он, стукнул правителя по голове, — И тогда он вроде как бы очнулся и зашептал заговор. Но ничего, ты был недвижим, он зашептал вновь и вновь и опять ничего. Все дружинники обступили правителя и многие из них, я это видел, утирали глаза. " Шепчи, шепчи…"- говорил я ему и он шептал. А потом ты вдруг весь дернулся и тихонько вздохнул. Правитель прошептал еще заговор, а когда приклонил голову к твоему рту, прислушался, то радостно сообщил всем: " Дышит, дышит, мальчик мой". Храбр и Дубыня подняли тебя на руки и осторожно отнесли тебя в опочивальню. Отец сам раздел тебя, непрерывно продолжая шептать заговор над тобой, сам отер всю кровь с тебя и десять дней не отходил от твоего ложа. А, ты, ты говоришь, что сделал неправильный выбор. Глупый ты еще, глупый мальчишка, — сказал доброжил и вновь залился слезами.