Сталин. Ледяной трон - Александр Бушков

Когда Жукова после войны привлекли к партийной ответственности за всевозможные грязные делишки, в том числе и за раздачу боевых наград горстью кому попало, он письменно оправдывался, что совершенно тут ни при чем: мол, не он награждал Захарову, а вовсе даже командование того фронта, на котором он, Жуков, был представителем Ставки. Такое вот совпадение: как только приедет он с Лидочкой рулить каким-нибудь фронтом, так тут же командование фронта берется Лидочку награждать, совершенно без жуковского ведома, филантропы этакие…

Как бы само собой все происходило, невозможно было Лидочке из блиндажа выйти без того, чтобы ее не наградили. Идет себе командующий фронтом, глядь – дивчина в ладно подогнанной гимнастерке навстречу, и такой бравый у нее вид, что рука сама поднимается и боевую медаль ей вешает. И только потом, опамятовавшись, интересуется командарм у адъютанта: «А кого это я только что наградил?» – «А это Лидочка, личный военфельдшер товарища Жукова, на букву „м“ ему чего-то делает, то ли массаж, то ли еще чего». – «Это которого Жукова? Того, что от Ставки прислан за нами надзирать?» – «Того самого». «Надо же, вот штука! – удивляется командарм, – а я и не знал. Ну не отбирать же теперь…»

Очень душевно относился Жуков и к тем генералам, что были у него в фаворитах. Тут уж не то что матом крыть и на «ты» обращаться, наоборот, прикрывал их, что бы ни натворили.

Быть может, это были особо талантливые военачальники, мастера стратегии и тактики, творцы победы?

Увы… Гоп-компания была такая, что не всякий начальник тюрьмы, заботящийся о репутации своего заведения, согласился бы принять их на довольствие.

Давайте присмотримся поближе. Фаворитами Жукова были генерал В. Д. Соколовский, командовавший в 1944 г. Западным фронтом, и его лучший командарм генерал Гордов. А командовали они так…

Соколовскому с пятью его армиями было поручено разгромить на смоленско-минском направлении немецкую группу армий «Центр», освободить Оршу, Могилев и Вильнюс. Рокоссовский, наступавший со своим Белорусским фронтом южнее, должен был взять Минск.

Он-то и провел успешно три фронтовых операции, продвинулся к апрелю сорок четвертого на 200 км, потеряв двести тысяч бойцов.

К тому же сроку войска Соколовского, положившего более полумиллиона человек, продвинулись самое большее на 20 км. Сам Соколовский четыре месяца просидел в ста километрах от выдвинутого к боевым порядкам штаба фронта, с начальником коего виделся раз в месяц. Войсками не руководил – всего лишь передавал поступающие из Ставки директивы. И он, и Гордов действовали по классической жуковской тактике: гнали массами солдат на неподавленные огневые точки (а собственная артиллерия сплошь и рядом била не только по пустому месту, но и по своим). Фронт поставленную задачу провалил самым позорным образом. Присланная Сталиным комиссия составила убийственный доклад…

Ни в одной из операций оборона немцев не прорвана. Артиллерия действовала по шаблону, который противник быстренько разгадал и вовремя убирал живую силу в укрытия. Перегруппировка войск велась без всякой скрытности, и немцы практически всякий раз успевали подготовиться. Разведка не работает – проведены сотни поисковых операций, но не захвачено ни одного языка, зато разведчики сплошь и рядом подрываются на своих же минных полях, о которых никто их не поставил в известность. Генерал Гордов, по заявлению ряда командиров, проявляет «нечеловеческое отношение», одного из командиров, майора Трофимова, расстрелял без суда и следствия ни за что, а остальных задергал так, что они не могут нормально командовать своими частями.

И так далее, и так далее… При Сталине ставили к стенке и лишали погон за меньшее. Но тут случай был особый – Жуков своих в обиду не дал. Гордову дали новую армию, на другом фронте. Уже после войны тихо убрали в запас – отчего он ужасно осерчал и принялся крыть на чем свет стоит и советскую власть, и Сталина лично. Подслушка МГБ зафиксировала примечательные слова обозленного отставника: «Знаешь, что меня переворачивает? (Это он жене жалуется. – А. Б.) Что я перестал быть владыкой».

И расстреляли несостоявшегося владыку, тут уж и Жуков не помог, ему самому тогда приходилось туго…

Ну а Соколовского Жуков пригрел у себя, на 1-м Украинском, сделал начальником штаба, а потом пробил ему Звезду Героя «за умелое руководство боевыми действиями войск в Берлинской операции».

Как «умело» Жуков с Соколовским провели Берлинскую операцию, мы уже знаем, – несмотря на огромное превосходство в живой силе и технике, зря положили многие тысячи солдат, бросили на улицы Берлина танки, где их жгли фаустники почем зря, а ради красивой цифири в отчетности сгребли в Берлине всех попавшихся под руку штатских жителей мужского пола и объявили их «переодевшимися» немецкими вояками…

Вот генерал Захаров, бывший заместитель Жукова на Западном фронте, еще один фаворит. Подобно патрону, хам, матерщинник и любитель коронной фразы: «Всех расстреляю!» Назначенный командовать 2-м Белорусским фронтом, с ходу возомнил себя великим стратегом, объявил, что до него здесь командовали одни дураки и бездари, но теперь-то он, ученик великого Жукова, все махом исправит. И тут же попытался отменить утвержденное Ставкой направление главного удара. Едва сумели втолковать ему представители Генштаба, что проявляет дурацкое усердие не по чину. Итог? Уже через четыре месяца понижен до командарма, никакими достижениями не обрадовал…

Генерал Афонин, тот самый, что не только упустил из «котла» немецкую 1-ю танковую, но и был разбит ею в пух и прах. Будучи командиром 18-го стрелкового корпуса, «самочинно расстрелял», как это деликатно именуется в документах, майора Андреева. Между прочим, майора не простого – начальника разведотдела дивизии. Дело было так: Афонин в классическом жуковском стиле ударил майора по лицу. Тот, будучи не робкого десятка, дал сдачи. Тогда Афонин выхватил табельное оружие и застрелил майора…

Известный генерал Голиков, в то время ведавший кадрами Наркомата обороны, просил Сталина предать Афонина суду. Мотивы выдвигались самые здравые: «Если, вопреки всем уставам, приказам Верховного главнокомандования и принципам Красной Армии, генерал Афонин считает для себя допустимым ударить советского офицера, то едва ли он вправе рассчитывать на то, что каждый офицер Красной Армии (тем более боевой) может остаться после такого физического и морального оскорбления в рамках дисциплины, столь безобразно и легко нарушаемой самим генералом».

Жуков, в свою очередь, просил своего старого сподвижника не судить, а «ограничиться мерами общественного и партийного воздействия». Другими словами, погрозить ему пальчиком, напомнить, что подчиненных убивать из пистолета нехорошо, и отпустить с миром. Очень уж человек хороший, и вояка дельный, по мнению Жукова.