Темные воды Тибра - Михаил Попов

– Начинай готовить людей к штурму.

– К штурму?

– Ты не ослышался.

Стоявший по другую сторону от Суллы Луций Лициний Лукулл подал голос.

– Понтийцев там так много на стенах, они там и живут по всей длине вплоть до порта. У нас нет возможности поймать их врасплох. Я разговаривал с офицерами… Куда бы мы ни пристроили свои осадные лестницы, там уже куча народа с шестами. Такое впечатление, что они никогда не спят. Были попытки зондирующего штурма, каждый раз множество народа с переломанными руками и ногами. А это хуже чем мертвецы. За мертвецом хотя бы не нужен уход.

– Лекарей не хватает, – мрачно подтвердил Мурена, – я послал разъезды по всей Аттике и Беотии, даже из Фив никто не прибыл, а ведь они обещали.

– Ученики Гиппократа не чтут Гиппократа, – тихо сказал Сулла.

Оба легата слегка наклонились и прищурились, стараясь разобрать, что говорит Сулла, следующую фразу он произнес громко:

– Раз у них есть шесты, будем строить осадные башни. Плотников у нас, надеюсь, хватает?

Легаты переглянулись.

– Начните с той рощи, – Сулла проткнул воздух резким однозначным жестом и посмотрел сначала на одного своего легата, потом на другого.

– В чем дело?

Лукулл смущенно потупился, Мурена пояснил.

– Это не просто роща…

– Я знаю. Это не просто роща. Там Платон любил прогуливаться со своими учениками. Теперь там будут прогуливаться твои плотники с топорами и пилами. И на прогулку они выйдут уже сегодня.

Мурена поднял брови, он знал, что возражать Луцию Корнелию Сулле бесполезно, а иногда и вообще опасно, поэтому выбрал непрямую форму выражения своей мысли.

– Не думаю, что греки станут сопротивляться менее яростно, когда узнают, что почитаемая ими роща…

– Пусть узнают поскорее. Начинайте строить мастерские. В Элевсине и в Мегаре у нас должно быть не менее шести осадных башен. Посмотрим, как поведет себя Аристион, когда увидит эти чудища у своих стен.

До остальных офицеров, составлявших свиту консула, уже тоже дошел смысл разговора, который происходил у командующего с его легатами, и они заволновались. И старшие офицеры, и центурионы, и простые легионеры любили своего вождя и готовы были идти за ним хоть на штурм Олимпа, хоть в подземное царство, но все ожидали в данный момент от него другого – отдыха, или хотя бы передышки.

Сулла, ничего более не говоря, развернул коня и поскакал обратно, свита едва успела перед ним расступиться.

Когда кавалькада всадников въезжала в лагерь, кашевары в центуриях уже заканчивали приготовление обеда, над построенными в геометрическом порядке палатками плавали облака пахучего дыма. Несмотря на то что на этой площади располагалось до тридцати тысяч человек, шатающихся праздно практически не было. Редкие встретившиеся на пути скачущего полководца легионеры приветственно вздымали руки.

Они искренне радовались.

Он прибыл.

Значит, все пойдет по-новому.

Конец бесконечной, нудной осаде.

Почему-то все были уверены, что Сулла явился сюда только с одной целью – увести армию на отдых, это настроение висело в воздухе и было почти так же видимо глазу, как дым от кухонных костров.

Сулла бросил поводья коня Марку Карме, который не сопровождал в его поездке к длинным стенам, а должен был приготовить ванну для господина с тем, чтобы тот мог как можно быстрее привести себя в порядок после многодневного путешествия сюда, в лагерь под Афинами.

– Что? – спросил полководец, ибо по лицу верного своего слуги безошибочно определил – что-то случилось.

– Квинт Мунаций Планк и Корнелий Лициний Фронтон? – сказал Карма, переступил с ноги на ногу, и добавил: – Прибыли.

– Откуда.

– Прямо из Рима.

Луция Корнелия Суллу было трудно удивить, но это сообщение его удивило. Он снял шлем, отдал его подбежавшему рабу, взял у него смоченное в уксусе полотенце, вытер лицо и шею. Эти двое должны были находиться в Риме. Более того, они не просто должны были там находиться, но и обеспечивать соблюдение интересов проконсула. В частности, они заключались в том, что новоизбранный консул Луций Корнелий Цинна, давший клятву, будет вести дела исключительно в интересах проконсула и в соответствии с видами его политики.

И вот, не прошло и недели.

– Где они?

Карма показал подбородком на одну из палаток неподалеку от шатра.

– Спят. Даже есть не стали.

– Разбуди, – сказал Сулла, направляясь к шатру. Мурена и Лукулл последовали за ним, также снимая шлемы и вытирая пыль с потных лиц. На лицах читалась сильнейшая озабоченность, но сверх этого еще и недоумение.

Триклиний в шатре Суллы совмещал в себе и столовую, и кабинет – большое четырехугольное помещение с пурпурными стенами, украшенными поверху золотым орнаментом, было хорошо освещено четырьмя большими светильниками. У дальней стены стоял стол на стилизованных львиных лапах, на нем громоздилась гора свитков.

Сулла жестом велел Мурене и еще трем командирам легионов занять сиденья слева от стола, сам же остался стоять, опершись ладонями о край. Искоса глядя в сторону входа. Висело молчание. Даже пламя в светильниках не смело потрескивать.

Неожиданные гости явились спустя несколько минут.

Квинт Мутаций Планк – командующий римской городской стражей.

Корнелий Лициний Фронтон – сенатор, один из лидеров сулланской партии в ныне действующем сенате.

Фабий Актиний – помощник префекта Претория.

По их виду можно было безошибочно заключить, что путешествовали они без удобств и не ради своего удовольствия. Ободранные, усталые, но скорее разозленные, чем напуганные. Они понимали, что Сулла большую часть того, что они могли ему рассказать, уже и так понял, поэтому молчали, ожидая уточняющих вопросов.

– Цинна?

Все трое одновременно кивнули.

Оттолкнувшись от столешницы, Сулла выпрямился.

– Я должен был это предвидеть, я, в общем-то, предвидел, но ошибся только в одном – насколько скоро это случится.

– Марий, Цинна вернул его к власти, он в городе… – начал было Планк, но жест хозяина шатра его прервал. Нечего тут и говорить, что без этой старой гиены дело не обошлось. Цинна слишком мелкий сам по себе негодяй, чтобы пуститься в опасное предприятие, не опираясь на поддержку старой враждебной Луцию Корнелию Сулле силы.

– Он так и не прекратил процесс против тебя, – сказал Планк.

– Мы пробрались до Брундизия, оттуда киликийскими разбойниками до Дирацио на Эпирском побережье, – счел нужным объяснить Фронтон.

– Пираты не взяли с нас ни сестерция из уважения к тебе.