Глори и Ко - Вячеслав Шторм

Тишина давила, от нее ломило зубы и закладывало уши.

Первой не выдержала Глорианна. Она резко остановила Лаку и бросила поводья:

- Все, с меня хватит! День такого путешествия - и мы все превратимся в издерганных психопатов, шарахающихся от малейшего шороха!

- Это точно, - поддержал девушку я и удивился, как неправдоподобно громко прозвучал мой голос, - Эта тишина, будь она неладна, уже здорово действует мне на нервы!

- Тогда за чем дело стало? - искренне удивился неунывающий Бон, Давайте споем что-нибудь эдакое!

И, не дожидаясь, пока мы раскачаемся, он весело затянул:

Здравствуй, здравствуй, крошка!

Обожди немножко,

Далека дорожка

До твоих дверей...

Сначала мы пели не особо охотно, но потом озорной задор песенки захватил нас, как смерч. К тому же, я вдруг вспомнил, как пытался петь ее в ночь нашего с Глори знакомства, и меня разобрал приступ хохота. Друзья несколько испуганно воззрились на меня, похоже, всерьез опасаясь, что слова девушки насчет психопатов оказались пророческими. А у меня даже не было сил, чтобы их в этом разубедить: как только я пытался взять себя в руки, как память вновь освежала в памяти картину - я сижу на спине Изверга, свесившись из седла, и мычу что-то мало вразумительное, перемежая слова икотой и бульканьем от попавшей в рот дождевой воды. Было лишь одно средство, и я всей думой отдался пению:

Будем тише мыши

Муж твой чинит крышу,

Он стучит, не слышит,

Что мы тут творим.

Он стучит, не знает,

Что жена страдает,

И опять желает

В койку - но не с ним!

Мы пели еще и еще, вспоминая все лучшие песни, настроение резко поднялось, и странный лес уже не казался таким зловещим.

Лишь Римбольд, который, по своей гномьей натуре, мог переносить тишину без каких-либо проблем, недовольно ворчал:

- Что вы разорались? Дождетесь - сбегутся на ваши голоса все что ни на есть здешние твари, вот тогда по-настоящему запоете!

Пропустив замечание гнома мимо умей, Бон лишь подмигнул ему:

- А они тоже любят музыку?

Бородатый ворчун ничего не ответил, и вовсе не потому, что не смог подобрать нужных слов. Просто как раз в тот момент, когда он открыл рот, появилось оно. Я так говорю, поскольку до сих пор не знаю, как следовало окрестить то, что предстало нашим глазам. Вообще-то, мы - народ не из пугливых, но когда из воздуха материализовалось нечто и, не издавая ни звука, повисло на высоте двух метров от земли прямо у нас на пути, все почувствовали себя, мягко говоря, не комфортно.

Нечто состояло из человеческого черепа, поросшего на макушке лохматой черной гривой, да еще и с зеленоватым свечением в глубине пустых глазниц. Череп висел прямо в воздухе, а под ним колыхалось что-то неопределенное молочно-белого цвета. Это одеяние (кстати, прикрепленное к черепу без посредства шеи) было настолько изодрано, что по сравнению с ним даже мои рабочие штаны, изрядно пожеванные драконозаврами, могли служить эталоном элегантности. С другой стороны, почем я знаю, - может у них тут, в Дубравах, мода такая...

От неожиданности наши звери слегка попятились, причем Изверг известил всех протяжным ревом, что он не боится ничего на земле, но нападать неизвестно на что пока обождет.

- Вот вам, певуны, получайте! - даже с некоторым злорадством констатировал Римбольд, на всякий случай спрятавшись за спину Бона. Какие будут предложения?

- Ну, вообще-то "это" не производит впечатления агрессора, - протянул я неуверенно. - Оно, похоже, просто не хочет нас пускать дальше.

- Так может его нужно попросить вежливо? - живо откликнулся Бон и слез с Забияки. Подойдя как можно ближе к черепу, он снял с головы свою украшенную пером фазана шапочку и элегантно поклонился:

- Вечер добрый, милейший! Меня зовут Бон и я - парень что надо, а это мои друзья, все отличные ребята, за исключением, разве что, зануды Римбольда. Приятно познакомиться, сэр э-э-э... господин э-э-э...

Но череп ровным счетом ничего не ответил, продолжая безмолвно улыбаться нам в тридцать два великолепных зуба.

- Брось паясничать! - хмуро буркнул Римбольд.

- Я хоть что-то пытаюсь сделать, а ты только ворчишь и ноешь, так что помолчи. Если окажется, что наш новый знакомый предпочитает на ужин гномов, я тебя ему скормлю, так и знай!

Тем временем Глори достала из седельной сумки Лаки трутницу и факел, запалила его, а потом пришпорила Лаку. Прежде, чем мы успели что-либо сообразить, девушка подлетела к необычной преграде и бесстрашно сунула горящий конец прямо в его ухмыляющуюся физиономию.

"Хлоп!" - негромко сказала преграда и исчезла без следа.

- И всего делов! - презрительно сказала наша отважная спутница, собираясь затушить свое оружие.

- Постой-ка, а если мы встретим братишку этого симпатяги? - остановил ее Бон. - Нe грех нам всем вооружиться подобным образом.

Он послал девушке воздушный поцелуй и достал еще два факела.

Итак, мы продолжили путь с огнем в руках, что было довольно кстати: в лесу и так никогда не было особенно светло, а тут еще незаметно подкрались сумерки.

К счастью, больше задержек на пути не встретилось, но через пару часов настолько стемнело, что, даже беря в расчет свет от почти полной луны, мы не рискнули двигаться дальше. Быстро разбив лагерь и довольно сытно для походных условий поужинав, мы улеглись спать, условившись о дежурстве. Первым дежурил Бон, потом - Римбольд, и последним - я. Глорианну, не обращая внимания на ее протесты, от несения стражи освободили.

В предрассветный час сон самый крепкий, а тишина и прозрачный лесной воздух действуют не хуже сонного порошка, поэтому немудрено, что я во время своей стражи слегка клевал носом. И вот примерно через час после моего заступления на вахту, костер, до того момента почти потухший, вдруг с треском ярко вспыхнул. Я вскочил на ноги, пытаясь прогнать дремоту, да так и обомлел: по другую сторону костра стоял косматый пепельно-серый волк.

- Подъем! - заорал я, выхватывая меч; друзья мои тут же проснулись и уставились на волка, видно, не совсем понимая, настоящий он или это продолжение сна.

А посмотреть было на что. Таких крупных волков я в жизни не видел, его размеры превосходили даже Изверга, шерсть призрачно светилась под луной, и мне показалось, что лунный свет пронизывает неподвижную фигуру насквозь. А тут еще зверюга задрала вверх голову и глухо, протяжно завыла. Я в тот миг мог поклясться чем угодно: в вое явно ощущалось глумливое торжество.

От этого звука мои друзья окончательно пришли в себя и, уверовав, наконец, что они не спят, схватили что попало под руку. Тем временем, ночной гость стал расхаживать взад-вперед; шерсть на его загривке встала дыбом, а когти угрожающе царапали землю.