Журавленок и молнии - Владислав Крапивин

Но Валерик мотнул головой и снова сказал:

— Не… не наша.

Потом в глазах его опять метнулось опасение. И тогда Журка проговорил:

— С отцом все нормально, ты не бойся. Я к тебе не ради того случая ехал.

Валерка глубоко передохнул, опустил глаза и вдруг тихо сказал:

— Ну и не ради сумки…

Эти слова застали Журку врасплох. Он понял, что сейчас начнет что-то доказывать, бормотать какие-то глупости. И тогда, сердито мотнув головой, он сказал:

— Да. У меня к тебе один вопрос. Ну-ка, давай сядем. Вон там.

Валерик послушно пошел к бетонному блоку, сел, с беспокойством глядя на Журку. Малыши перестали гонять мяч и подходили пестрой стайкой.

— Подождите, — остановил их Валерик негромко, но по-командирски. Они остановились в десяти шагах.

А Журка встал перед Валериком.

— Я насчет зубов, — объяснил он.

Валерик удивленно заморгал.

— Покажи, пожалуйста, какой тебе зуб сверлили, — попросил Журка.

Валерик широко раскрыл рот и ткнул туда пальцем.

Журка присел и сделал вид, что внимательно разглядывает. Потом спросил:

— Сейчас не болит?.. Постой, не закрывай рот, так скажи. Не болит?

— Ых, — сказал Валерик, чуть мотнув головой. Это было явное «нет».

— Завтра опять к врачу?

— Ыхы, — согласился Валерик.

— «Ыхы» — это значит «да»? — уточнил Журка.

Валерик кивнул.

Журка выпрямился, коротко вздохнул, набираясь решимости, и сказал в упор:

— А теперь ответь. Вчера, когда тебя медсестра про меня спрашивала, брат я или нет, ты что сказал? «Ых» или «ыхы»?

Журка никогда не думал, что люди могут так сильно и стремительно краснеть. Валерик уронил голову, его щеки, уши и шея под черными нечесаными прядками сразу сделались вишневыми. Та же вишневая краска пошла по рукам, докатилась до ногтей. И наконец выступила даже на немытых коленках. Словно желая их спрятать, Валерка вцепился в них изо всех сил. Как вчера, дома у Журки. Ногти побелели.

Журка взял Валерика за кисти рук, мягко, но решительно приподнял. Пальцы разжались, и на коленях остались от них белые пятнышки. Валерик не сопротивлялся, но и голову не поднимал. Журка сказал:

— А я знаю, как вывести бородавки…

— Как? — шепотом спросил Валерик. Краска на его ушах немного посветлела.

— А помнишь, как Том Сойер и Гек Финн их сводили?

— Кто? — бормотнул Валерик.

— Ты что, не читал про Тома Сойера?

— А, читал… Нам в классе читали, — вспомнил Валерик и наконец поднял лицо, стыдливо посмотрел на Журку. В глазах у Валерика была мольба: «Ты только больше не спрашивай меня про брата, ладно?»

«Не буду», — глазами пообещал Журка и сказал:

— Читали, а не помнишь…

— Нет, я помню, — откликнулся Валерик. — Это с кошкой на кладбище… Это же все не по правде.

— Что не по правде? Том Сойер?

— Да нет. Про бородавки…

— А ты бы пошел на кладбище ночью?

Валерик улыбнулся слабо, но уже без опаски. Сказал доверчиво:

— Не… Это страшно…

— А я ходил. Ну так, чтобы себя проверить, — сказал Журка. Он вовсе не хвастался. Просто чувствовал, что надо продолжить разговор. Хоть о чем, лишь бы говорить. — Я ходил, и кошка там была. Только не дохлая. Вернее, кот. Его какие-то гады к кресту привязали… Теперь он у нас живет… Это в Картинске было, там кладбище недалеко от нашей улицы. Но оно не страшное, старое, вроде парка. Так что ничего особенного…

Валерик слушал, уже не пряча глаз. Потом сказал, сочувствуя Журке:

— Все-таки страшно… Все-таки это не парк.

— Ну, конечно, не парк, в парке веселее, — согласился Журка. — А ты в парке часто бываешь?

— В каком?

— В каком! В центральном, конечно. Там, где всякие аттракционы.

— Не… Я только два раза, давно. Он же далеко.

— Не так уж далеко. Сел на «шестерку» и доехал без пересадок.

— Я знаю. Одному неохота…

— Ну… — сказал Журка, будто переступая черту. — Если хочешь, поехали вместе.

Валерик удивился, весь как-то вскинулся, недоверчиво помолчал и спросил:

— Когда?

— Хоть сию минуту, — стараясь говорить небрежно, отозвался Журка.

— Давай! — с торопливой готовностью сказал Валерик. Схватил с травы перчатки, задрал на животе свитер, сунул перчатки под резинку на поясе и опять опустил подол. Смешно получилось, будто под свитером надулся большой живот. Журка засмеялся:

— Ты что, так пойдешь? В этом малахае и с таким пузом?

— Ой, правда, — виновато сказал Валерик. Скинул в траву кепку, сдернул через голову свитер, бросил перчатки. Окликнул одного из малышей:

— Толька, я больше не играю. Надевай это все, если хочешь. Вставай за меня.

Бойкий веснушчатый Толька охотно забрал вратарское снаряжение, а Валерик робко спросил Журку:

— Так можно?

Он остался в белой майке с рукавами, на которой оранжевой и черной краской была напечатана улыбающаяся рожица тигренка. Она полиняла от многих стирок, но все равно выглядела задорно, по-боевому.

— В самый раз. Поехали, — сказал Журка. И спохватился: — Подожди. Ты зайди домой, маме скажи, что поехал…

Мамы нет, она еще не скоро придет, — чуть насупившись, объяснил Валерик. — Она к тете Лене поехала, чтоб насчет обмена комнаты договориться. Нам с этими соседями не житье…

Журку смутила его взрослая озабоченность. Но Валерик уже думал о другом. Он смотрел на Журку преданно, нетерпеливо и с беспокойством: «Ты не передумал?» И вдруг сказал:

— Может, ты думаешь, у меня денег нет? У меня полтинник есть. Вот… — Он неловко полез пальцами в плоский кармашек у пояса.

— У меня тоже есть, — весело откликнулся Журка. — На карусель хватит. У тебя голова на каруселях не кружится?

— Не-е…

Не бойся грома…

Писать большие письма Журка не любил. Потому что рука не успевала за мыслями — все, что пишешь, получалось коротко и сбивчиво. Хорошо бы придумать машинку, которая читает мысли и сразу печатает их на бумагу. Тогда получилось бы вот что:

«Ришка, здравствуй!

Это уже второе мое письмо. В первом я послал ленточку «Windrose» и рассказал, как мы с папой мчались в аэропорт и вдруг — камень. От тебя письмо я тоже получил, но ты, когда его писала, мое первое письмо не получила. А теперь, наверное, получила и снова напишешь. Да?

…Ришка, я про того Валерку, который бросил камень. Я его должен был ненавидеть, а злости у меня не появилось. Почему-то даже наоборот… Понимаешь, Ришка, он беспомощный. И он на меня так смотрел, будто я для него последняя защита… В общем, я на другой день его разыскал и повез с собой в парк. Ну, в те места, где мы с тобой играли в прошлом году… Там теперь еще один новый аттракцион «Спутник на орбите». А на железной дороге вагончики новые, разноцветные, а на них всякие звери нарисованы… Ришка, а во Владимире хороший парк? Там у вас в городе, говорят, кремль старинный на холме, красивый… Может, и правда, приеду. Мы там везде полазим, ладно?

…Я опять про Валерку. Сперва он какой-то боязливый был, а потом сделался… ну, обыкновенный. Даже веселый. Мы с ним в парке чуть ли не до вечера проболтались, все деньги на карусели и на мороженое извели. А есть-то, знаешь, как захотелось! Я ему говорю: «Пойдем к нам, пообедаем. Не бойся!» Ну, а он, конечно, уперся. Да и я бы на его месте тоже… Тогда я, знаешь, что сделал? Повел его к Лидии Сергеевне. Чуть не силой затащил. А она обрадовалась. С Валеркой так же, как со мной, стала разговаривать. Будто давно его знает. Начала нас обедом кормить. Валерка опять будто заморозился, но потом ничего, оттаял. А тут еще Максимка с улицы пришел, начал меня и его вопросами донимать. С ним не заскучаешь, с Максимкой, ты же знаешь. Болтал, болтал, а потом мне говорит:

«Ты мне котенка подари-ри скор-рее» (он на днях «р» начал выговаривать, старается теперь). Я говорю:

«Какого котенка?»

«Ну, Федот же когда-нибудь выр-родит котенков».

Мы с Лидией Сергеевной поглядели друг на друга и надуваться начали, чтобы хохот удержать. Потом я говорю:

«Ладно, если выродит, подарю».

А сам думаю: «Найду где-нибудь и принесу».

«Только р-рыжего».

«Рыжего трудно. Федот-то серый, а дети всегда на родителей похожи».

Он думал, думал и, знаешь, что придумал?

«А давай, — говорит, — покрасим его желтой краской. А когда котенок уже будет, мы его опять отмоем».

Знаешь, Ришка, мы все чуть не взорвались от хохота. Даже Валерка… Он, между прочим, так хорошо смеется, весело, когда не боится. У него даже голос теперь немного другой стал, чище как-то.

Мы тогда долго сидели у Лидии Сергеевны, потому что начался дождь с грозой. В эти дни у нас частые грозы. Мама боится и вздрагивает, а я люблю, когда грохает. Потому что гром — это не страшно, это уже после молнии. Если слышишь, как гремит, значит, молния ударила мимо… А какая у вас погода? У нас, если нет грозы, то тепло и солнечно. И от этого хорошее настроение.