Твердыня тысячи копий - Энтони Ричес

– Наследство мне не положено, сам знаешь. К тому же я не желаю даже касаться его вещей.

– Да, но деньги…

– Ничего от него не хочу. У меня уже все есть для этой жизни.

– А когда мы прикончим юного Аквилу? Что у тебя останется? Уж конечно, тебе лучше вернуться в метрополию и хоть чем-то поживиться, чем гнить тут в нищете. Слушай, а ведь я мог бы тебе помочь. Не задарма, естественно.

Она холодно взглянула на фрументария, впервые начиная осознавать всю глубину его цинизма.

– Не сомневаюсь. Тебе ничего не стоит выгнать родственников моего бывшего мужа из родного дома, а на их место вселить меня. И потом вечно держать на крючке: ну еще бы, снюхалась с беглым преступником, чуть ли не государственная изменница. Еще капельку, и можно казнить. Но знаешь, центурион, охотясь за чужими деньгами, ты забываешь одну важную вещь.

Эксцинг криво усмехнулся на ее неприкрытый гнев.

– И что это за вещь такая?

Фелиция гордо выпрямилась, не сводя с него глаз, словно пригвождая к месту.

– Ты еще не нашел Марка. Мало того, тебе только предстоит знакомство с его мечами. Так что не торопись загадывать, центурион. Очень может статься, что дело пойдет совсем не так, как тебе хочется.

Дубн потянулся, расправляя занемевшие члены и проклиная собственную подозрительность: изобразив из вороха одежды некое подобие человеческой фигуры на тюфячке, он всю ночь просидел с обнаженным мечом, поджидая неизбежного – как ему казалось – нападения, раз уж половина центурии успела узнать про его раны. Едва не падая от изнеможения, впервые в жизни испытывая столь сильную потребность во сне, он до рассвета сторожил вход в палатку, готовый сразить любого, едва заметит признаки подвоха. Так что теперь, на восходе солнца, его налитые кровью глаза особенно отчетливо выделялись на фоне посеревшего от усталости лица. До позднего вечера он слышал ворчание солдат, пока раздраженный голос начальника караула не разогнал людей по палаткам. Ему казалось, что они только и делали, что обсуждали внезапно обнаруженную уязвимость своего нового сотника. И тем не менее все обошлось, ночь минула без приключений, оставив его чуть ли не в дураках. Он закрыл веки и увидел лицо Марка. Надо держаться, надо быть сильным – ради друга и его женщины, с которой тот обручен. Вот оно, напоминание, ради чего он сам ринулся на север, не дожидаясь, когда залечится рана…

Резко откинулся входной полог, тесное пространство залил резкий свет, и задремавший центурион встрепенулся, мысленно чертыхнувшись на проявленную слабость и заодно прикидывая, как долго длилось забытье. Вскинув меч для удара, Дубн воспаленными глазами таращился на вход, поджидая первого, кого встретит клинок. Чей-то силуэт затмил свет утра, и локоть измученного офицера дернулся назад, чтобы гладиус вот-вот смог проткнуть чужие кишки, а заодно и спину насквозь.

– Центурион?

Меч замер на расстоянии ладони от неприкрытой брюшины Тита. Дубн зажмурился и резко выдохнул, сам удивляясь, до чего близко оказался к убийству собственного заместителя. Тот шагнул внутрь, осторожно отвел клинок в сторону и широко распахнутыми глазами уставился на командира.

– Вот, пришел позвать тебя к людям. Хотят поговорить…

Дубн бледно усмехнулся.

– Да уж я догадался.

Тессерарий покачал головой.

– Понятно. Решил, дескать, раз они заметили рану, ночью жди гостей, да? Так и промаялся до рассвета с обнаженным мечом?.. Ты извини, центурион, но тебе надо бы мозги все-таки вправить. Мои ребята полночи просидели, толкуя, до чего ты крут, – а ты все это время потел тут, как мошонка в жаркий полдень. Рекомендую все же собраться да и прийти в себя, чтобы не пропороть кому-то брюхо, едва тот откроет рот… Давай-ка заодно я помогу влезть в доспехи…

Спустя несколько минут, хмурясь от неловкости, Дубн вышел из палатки и не торопясь зашагал по лужайке к строю из сорока человек, которые его поджидали. Тит отдал команду, люди встали по стойке «смирно» – да с такой четкостью, что у центуриона невольно задрались брови. Он обернулся к начальнику караула и жестом пригласил, мол, приступай.

– Центурион! Солдаты этого подразделения обсудили все те вещи, что ты говорил нам с момента принятия командования. Мы не упустили из виду, что ты шел с нами шаг в шаг, несмотря на незажившую дырку в боку. Ты заставил нас задуматься, как мы хотим выглядеть в чужих глазах впредь, раз уж ясно показал, как нас видят солдаты других частей прямо сейчас. Мы не считаем себя пропащими трусами, хотя и понимаем, в каком свете самих себя выставили под Моряцким Городком. Вот мы и решили принять твое предложение, доказать, что способны драться как мужчины и вновь заслужить уважение.

Тит захлопнул рот и просто стоял, молча, ожидая реакции центуриона. Впрочем, не успел Дубн хоть что-то ответить, как из шеренги шагнул какой-то солдат, молодцевато отдал честь и заговорил, заливаясь румянцем от смущения:

– Мы хотим доказать, что слова тессерария – вовсе не пустая болтовня. Все уже поняли, что ты боец, что вновь готов к битвам даже при незажившей ране, и рядом с тобой вдвойне стыдно, до чего мы докатились. Мы хотим, чтобы у нашего отряда было свое название, нечто такое, чем каждый из нас мог бы гордиться… нечто, что заставляло бы держать слово всякий раз, когда ты отдаешь нам приказ…

Дубн кивнул, подавляя усмешку при виде чужой неловкости.

– И что же это за название такое?

– Хабит. Мы хотели бы, чтобы наш отряд носил имя легендарного сотника. Это наполнит нас новыми силами и будет всегда напоминать о данной тебе клятве.

– «Отряд Хабит»? Пожалуй, тот центурион даже гордился бы, что служит теперь своего рода вдохновением. Но вы отдаете себе отчет в том, что ставите под угрозу чужую честь? Что, если вам прикажут сражаться, а вы снова разбежитесь? Где бы ни находился сейчас старина Хабит, нельзя позорить его имя. – Дубн окинул людей внезапно заострившимся взглядом. – Если все же решитесь на это, я ни одному не дам самовольно покинуть поле боя. Мало того, буду дышать вам в затылок и лично зарублю каждого, кто драпанет перед лицом врага.

Солдат переглянулся с Титом, и начальник караула шагнул вперед.

– Да, мы понимаем. Убей любого, кто струсит и побежит, когда мы будем носить имя Хабита.

Дубн пожал плечами и отвернулся к своей палатке, пряча нарождавшуюся усмешку.

– Ладно. Коли так, тем более не помешает отмахать еще с десяточек-другой миль. Не сидеть же сиднем, поджидая, когда битва сама свалится тебе на голову? Короче… Отряд Хабит, слушай мою команду! Свернуть лагерь и строиться к походу!