Анахрон. Книга первая - Елена Хаецкая

— Ага. Довела до гипертонического криза, теперь кофиђм добить решила…

Однако чашку взял. Отхлебнул — неожиданно полегчало.

— У, двала!.. — пробормотал Сигизмунд.

Девка невозмутимо подобрала его куртку и ботинки, унесла их в коридор. Вернулась. Физия была, конечно, жуткая. Прав боец Федор — талантище у нее.

— Иди-ка сюда, — подозвал ее Сигизмунд. — Наклонись.

Ужасная рожа с готовностью приблизилась. Оскалилась в ухмылке.

— Зу охтис? — вопросила она, довольная.

— Нии, — соврал Сигизмунд. — Я никогда нэй охта.

Потер пальцем девкину щеку. Не стиралось.

— Хво? — спросил Сигизмунд недовольно. — Хвем ты намазалась, кайся.

Лантхильда, явно гордясь своей изобретательностью, предъявила. Господи! Маркер для письма по стеклу. Он же вообще не смывается. Ни при каких обстоятельствах. Что ж теперь, так и жить с этой страхолюдиной?

— Ну, что мне с тобой делать прикажешь? — проговорил Сигизмунд устало.

— Нуу, — отозвалась размалеванная для тропы войны девка. — Таак… Драастис…

И, вынув из кармана, нацепила на нос очки.

Сигизмунд не выдержал — заржал.

— В клоуны тебя, что ли, определить?

— Нуу, — повторила девка.

Вошел кобель с верным мослом в зубах. С грохотом выронил на пол. Улегся, начал мусолить. Этот мосол жил в квартире Сигизмунда уже месяц. Кобель то терял его, то вновь обретал и первозданно радовался.

— Так. Чем же, девка, тебя отмывать? Скипидаром? Нет у меня скипидара… Ацетоном придется.

Добыл в стенном шкафу бутыль с ацетоном, отщипнул кусок ваты. Вернулся в комнату. Наводящая ледяной ужас маска девкиного лица уставилась на него. Сигизмунда передернуло.

— Пошли.

Лантхильда доверчиво пошла за ним. Они отправились в гостиную. Из этой комнаты запахи почему-то не распространяются по квартире. Наоборот, туда все запахи собираются. Аэродинамическое чудо.

Сигизмунд усадил Лантхильду в кресло, сам уселся против нее на стул и принялся оттирать ее ацетоном. Поначалу девка испугалась, унюхав незнакомый запах. И то верно. Ацетон вонял, как весь НЕУКРОП вместе взятый.

— Терпи, дура. Умела пакостить — сумей последствия преодолеть.

Лантхильда и терпела. Кобель сунулся было со своей костью — компанию поддержать — но очень быстро ушел.

Глаза у девки заслезились.

— Закрой ты их, — проворчал Сигизмунд. Кучка мокрой ваты с красными пятнами на столе росла.

В разгар процедуры требовательно взревел телефон. Сигизмунд чертыхнулся. Отложил вату. Погрозил Лантхильде пальцем, чтобы ацетон не трогала.

Звонила Наталья. Она стабильно звонила в день получки. Обычно они договаривались и встречались назавтра. Сигизмунд отстегивал на Ярополка четверть того, что получал. Честно отстегивал. Впрочем, Наталья всегда не верила, что это четверть. Подозревала.

— Что так долго не подходил? — недовольно сказала Наталья.

— Гадил.

— Запыхался, я же слышу. Трахался, небось.

— Говорят тебе, гадил.

— А запыхался почему?

— Запор у меня. Тужился. Давай быстрее, мне некогда.

— Тебе всегда некогда.

— Слушай, перезвони минут через десять.

— Сам позвони. Когда прогадишься.

Сигизмунд брякнул трубку и, проклиная все на свете, потащился в гостиную.

Девка теперь была красная вся. Кое-где остался след маркера, а там, где тер Сигизмунд ацетоном, покраснела кожа. Надо бы ее смазать чем-нибудь. А то еще облезет.

Мазать было особо нечем. Был только крем после бритья. Сигизмунд густо облепил девкину физиономию кремом. Сойдет.

Теперь надо бы успокоиться. С мыслями собраться. С Натальей переговорить по-людски.

Сигизмунд отвел Лантхильду в «светелку». Велел до лица не касаться. Заставил лечь на тахту. И не просто лечь, а по стойке «смирно». Кулаком погрозил, велел не вставать. И вообще не шевелиться. Никогда.

Лантхильда жалобно посмотрела на него. Ну и видуха у нее. Сдобная какая-то.

Сигизмунд взял палку, которой обычно раздвигал шторы. Лантхильда тревожно уставилась на палку. А, не нравится!.. Сигизмунд погрозил ей на всякий случай еще и палкой. Хмыкнул. Притворил дверь. Палку тихонько пристроил к двери. Услышит, если юродивая из комнаты вылезать надумает.

— Але, Наталья?

— Что, с облегчением? — мстительно осведомилась Наталья.

— Да, все в порядке. — Сигизмунд нарочно взял небрежный тон. — Как дела?

— Записала Ярополка в бассейн.

— Почем?

— Двести шестьдесят.

— Понял.

Наталья слегка подобрела. Стала договариваться о встрече. Договорились на Технологическом. Завтра.

— А вообще какие новости?

— Зарплату задержали.

— На сколько?

— Третий месяц не платят. И пенсии моим задержали. Сидим без денег.

— Ладно, завтра подброшу, сколько смогу.

— А ты как поживаешь? — поинтересовалась Наталья. — Кто эта дура-то была?

— Какая дура?

— Которая орала не по-нашему.

— А… Это тебя угораздило неудачно. Я переговоры вел. С норвежцами. Сама понимаешь, в неформальной обстановке.

— С норвежцами, — повторила Наталья. — Понятно.

По голосу Сигизмунд понял, что она ему не поверила. Зачем-то пустился в подробности.

— Ну, скандинавы — они же нажираются до положения риз…

— Ага. Скандинавы.

Но Сигизмунда было уже не остановить.

— У папашки этой бабы два сейнера. Треской и селедкой занимаются.

— Тараканов на сейнерах морить подряжался?

— Каких тараканов… Знаешь, у них поговорка есть: «Тот не мужчина, кто не участвовал в Лофтзеендском лове трески».

— Вот и получается, что кобель ты.

— Почему это я кобель? — обиделся Сигизмунд.

— Потому что не участвовал. В лове трески.

— Буду.

— Что будешь?

— Треской ихней торговать буду здесь.

— А еще что будешь?

— Хватит, — сказал Сигизмунд. — Тараканий бизнес скисает. Как говорится, рок-н-ролл мертв.

— А у тебя все скисает. Ладно, до завтра. Как обычно. Только не опаздывай. Я с работы буду.

И положила трубку.

Сигизмунд перевел дыхание. Решил заодно своим позвонить. Узнать, как у родителей дела. Может, им тоже пенсию задержали. То есть, скорей всего задержали. Эти акции по стране проводятся массово. Недаром в новостях намедни какая-то раскормленная морда щеками трясла…

Набрал номер.

— Алло. Это я. Как дела?

Подошла мать. Многословно начала отвечать. Дела были не очень. Потом спросила, где он будет отмечать Новый Год. Дома или к ним придет.

— Еще не знаю, — сказал Сигизмунд. — Не решил. Наверное, к вам все-таки первого числа зайду. Сохрани там для меня пирог.

Раздался грохот. Кобель оторвался от кости, вскинул голову. Появилась Лантхильда. Вся в креме. Лоснилась. Морда красная.

— Я кому сказал — лежать! — заорал Сигизмунд.

— С кем это ты? — подозрительно спросила мать.

— С кобелем.

— Гоша, как ты выражаешься…

— А как говорить? «С собакой»?

Лантхильда что-то залопотала, показывая на свою физиономию. Сигизмунд махнул ей на диван. Рявкнул:

— Сидеть и молчать, унлеза двала!

— Что? — переспросила мать.

— Это я не тебе. Так «наполеон» оставь мне, ладно?

— Не знаю, будет ли «наполеон» в этом году. Денег нет.

— Я подброшу.

— Ты Наталье подбрось. Она Ярика в бассейн хочет устраивать… И вот что, Гоша. Мы тут с отцом говорили… Хотим с Ярополком перевидаться.

— Ну? — настороженно спросил Сигизмунд.

— Нуу, — потянула с дивана девка. Сигизмунд показал ей кулак.

— Ждем вас на выходные, — твердо произнесла мать. — Я Наталье уже говорила. Вы с ней, вроде, встречаетесь. Договоритесь, а потом ты мне отзвони.

— Ладно, — угрюмо согласился Сигизмунд. — Привет отцу.

Положил трубку. Уставился на Лантхильду. Сегодня жизнь корчила ему одну гримасу за другой.

Лантхильда снова стала на лицо показывать.

— Терпи, — велел Сигизмунд. — Пойдем посмотрим, что ты сегодня наварила.

Лантхильда наварила мясную похлебку. То есть мясо с разными крупами. Эксперимент. Одни крупы сварились излишне, другие не сварились вовсе. Но есть можно. Если очень голоден.

И опять, конечно, недосолено. Зато приправ набросала — всех, какие нашла.

Сигизмунд был ОЧЕНЬ голоден.

— Дамы и гусары! — вскричал он, решив не обращать внимания на диковатый девкин вид. — Прошу к столу! Кушать подано. Наташа Ростова, а вам отдельное приглашение надо? Ха-ха, подпись: поручик Ржевский.

Девка что-то лопотнула невнятное. Благоухая кремом, села. Чинно взяла в руки ложку, немигающим взором водянистых глаз уставилась на Сигизмунда. Ждала, пока хозяин первым откушает.

Под леденящим скандинавским оком, видевшим немало лофтензеендской трески, Сигизмунд выставил на стол две тарелки. Разложил похлебку по тарелкам.

Девка неожиданно обрела столь торжественный вид, что Сигизмунду остро захотелось встать и прочесть молитву. Ситуация явно требовала. Останавливало только то, что он не знал ни одной молитвы. Поэтому ограничился тем, что взмахнул ложкой и провозгласил: