Россия в войне 1941-1945 гг. Великая отечественная глазами британского журналиста - Александр Верт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В обычных условиях эти нормы выдачи отнюдь нельзя назвать обильными, но они были совершенно несоразмерны с теми жалкими продовольственными запасами, которые имелись в Ленинграде. Те, кто отвечал за оборону города, все еще держались сверх оптимистического мнения, что блокада в скором времени будет как-то прорвана.
Этого не случилось, и для экономии «настоящей» муки власти были вскоре вынуждены заняться лихорадочными поисками ее заменителей, чтобы добавлять их как примеси при выпечке хлеба. Когда в сентябре немцы потопили на Ладожском озере несколько барж с зерном, значительная часть его была поднята водолазами; и, хотя в обычных условиях оно считалось бы непригодным в пищу людям, это отсыревшее зерно использовалось как добавка. С 20 октября хлеб имел следующий состав: 63 % ржаной муки, 4 % льняного жмыха, 4 % отрубей, 8 % овсяной муки, 4 % соевой муки, 12 % солодовой муки, 5 % заплесневелой муки. Через несколько дней, когда запасы солодовой муки стали иссякать, начали применять другие заменители, такие, как соответствующим образом обработанная целлюлоза и хлопковый жмых. «В то критическое время суррогаты хлеба дали возможность более 25 дней снабжать население и войска». Правда, целлюлоза и заплесневелая мука придавали хлебу затхлый, горьковатый вкус, но в те дни о вкусе люди не думали.
Нет нужды говорить, что овес, предназначавшийся лошадям, тоже пошел в пищу людям, а лошадей – по крайней мере то незначительное число их, какое необходимо было сохранить для армии, – кормили древесными листьями и прочим. Были изобретены и другие заменители настоящей пищи. В Ленинградском порту было обнаружено 2 тыс. тонн бараньих кишок; из них стали варить отвратительный студень, запах которого пришлось нейтрализовать, приправляя его гвоздикой и другими пряностями. В самый разгар голода этот студень из бараньих кишок часто выдавали по карточкам вместо мяса.
Население Ленинграда могло получать продовольствие только по карточкам, в то время как в других городах Советского Союза во время войны люди могли купить что-нибудь дополнительно на колхозном рынке.
Встречались, конечно, и негодяи. В сентябре и в первой половине октября нередко имели место случаи мошенничества; многие ухитрялись иметь по две или больше карточек; зачастую это были карточки умерших или покинувших город. Ходило также много фальшивых карточек, и, поскольку магазины почти не освещались, продавцы не всегда могли отличить настоящие карточки от поддельных. Особенно чудовищными были случаи кражи продовольственных карточек. Утеря карточки нередко означала смертный приговор. Подозревали также, что какое-то число фальшивых продовольственных карточек было сброшено на Ленинград немецкими самолетами, чтобы усугубить смятение. В середине октября был издан приказ о «перерегистрации» всех владельцев продовольственных карточек; результаты ее показали, что до 70 тыс. карточек отоваривались незаконно: люди использовали карточки отсутствующих, умерших или находившихся в армии.
Если в сентябре и октябре большая часть продуктов, полагавшихся по карточкам, была действительно выдана населению, то в ноябре это оказалось невозможным. Нехватка круп, мяса и жиров стала особенно острой, и населению пришлось получать заменители этих продуктов. Некоторые заменители, например 200 г яичного порошка вместо 900 г мяса, никак нельзя было назвать «эквивалентами». Мясо, как мы уже говорили, заменялось ужасным студнем из бараньих кишок или из отвратительно пахнущих телячьих кож, партия которых была обнаружена на каком-то складе. В ноябре и в особенности в декабре практически уже не оставалось больше ни жиров, ни каких-либо их заменителей.
В ноябре и декабре весь Ленинград жил на голодной норме; умирали от голода даже многие из тех, кто снабжался по повышенным нормам (рабочие и инженерно-технический персонал), а они составляли 34,4 % всего населения; по более низким нормам снабжались служащие (17,5 %), иждивенцы (29,5 %) и дети (18,5 %). Эту систему советские авторы потом сурово критиковали, особенно в том, что касалось детей: одиннадцатилетний ребенок, конечно, нуждался в большем количестве пищи, чем трехлетний; и особенно несправедливо было выдавать детям, как только они достигали двенадцати лет, карточки уменьшенного рациона, какие получали иждивенцы.
Как мы уже видели, первое снижение продовольственных норм было проведено 2 сентября, второе – 10 сентября, третье – 1 октября, четвертое – 13 ноября, пятое, самое большое за все время, – 20 ноября. Уже после четвертого снижения люди начали умирать от голода. Помимо нехватки продовольствия, в Ленинграде также катастрофически не хватало топлива. К концу сентября все запасы нефти и угля фактически кончились. Оставалось только рубить лес, какой еще сохранился на блокированной территории. 8 октября Ленгорисполком и облисполком вынесли решение начать заготовку дров в Парголовском и Всеволожском районах, к северу от города. Отряды состояли из неопытных женщин и подростков. В назначенные пункты они прибыли без инструментов, без спецодежды, общежитии там не имелось, не было транспорта. Лесозаготовки оказались под угрозой срыва.
К 24 октября план заготовки дров был выполнен… на 1 %. Из одного района на работу вышло «всего 216 человек вместо 800», как было первоначально намечено. В этих условиях «во Всеволожский и Парголовский районы срочно отправилось 2 тыс. комсомольцев, преимущественно девушек… без теплой спецодежды и обуви, часто в туфельках и легких пальто; ленинградские комсомолки… перенося холод и голод»… совершали тем не менее чудеса. Так, «комсомолки Смольнинского района… при 40-градусном морозе… проложили узкоколейную линию из чащи леса до железнодорожной станции. Комсомолки строили для себя бараки, оборудовали печи»[96] и, таким образом, доставили в Ленинград значительное количество дров.
Заготовка дров немного облегчила положение с топливом в Ленинграде, но отнюдь не разрешила проблему. К концу октября количество электроэнергии, которую получал город, составляло лишь незначительную часть того, что он получал раньше. Пользоваться электрическим освещением было запрещено всюду, кроме зданий Главного штаба, Смольного, помещений районных комитетов партии, станций противовоздушной обороны и некоторых других учреждений. Жилые дома, а также большинство учреждений были вынуждены обходиться долгие зимние ночи без электричества. Центральное отопление в квартирах, учреждениях и домах не действовало, а на промышленных предприятиях вместо него были установлены дровяные печи – времянки. Из-за отсутствия электроэнергии большинство заводов пришлось остановить или использовать для приведения машин в действие самые примитивные средства, вроде велосипедных передач. В октябре число трамваев значительно сократилось, а в ноябре они перестали ходить вообще. Отсутствие еды, света, отопления и, кроме всего этого, налеты немецкой авиации и непрерывные артиллерийские обстрелы – такова была жизнь в Ленинграде зимой 1941/42 г.
Глава III
«Ладожская дорога жизни»
Эвакуация по знаменитой Ладожской «Дороге жизни» на Большую землю
Когда к началу сентября немцы охватили Ленинград плотным кольцом, то для доставки в город продовольствия пришлось прибегнуть к самым рискованным средствам. Уже нельзя было надеяться, что сухопутная блокада будет прорвана в ближайшее время. Поэтому 9 сентября Военный совет Ленинграда решил построить порт в маленькой бухте Осиновец на западном берегу Ладожского озера,