Демон на Явони - Алексей Львович Шерстобитов

Небесном. Понимайте, что каждое мгновение вам нужно помнить, что Господь особенно пристально наблюдает за каждым из вас, хотя эти минуты всегда перед Ним были, есть и будут, ибо Он всегда и везде одновременно.

Здесь нет испытаний или искушений, но взгляд ваш теперь, буквально с этой минуты, обращен не во вне, но во внутрь вас. Здесь любой затеявший зло потерпит неудачу, ибо ищет возможности сделать его в окружающей природе бора и обстоятельствах, не имеющих ничего общего с привычными законами мироздания вне этого места, боясь даже заглянуть в свой личный мир, где увидел бы много из того, что ужаснуло, заставило поменяться и отказаться от многого, если не от всего, что так усердно губит душу.

Не думайте, видя звезды и луну, что сейчас ночь, все физическое и материальное теряет свой смысл. Я помогу вам, поскольку Господь дал мне умение ориентироваться в двух мирах. Если потеряетесь или станет страшно, ищете «Михея», он всегда с каждым будет рядом, поймет ваши страхи — просто прижмитесь к нему.

Захар Ильич, подняв голову вверх, ясно различил созвездие стрельца:

— Вот те раз! А вот я уверен, что оно должно быть в другом месте…

— В другом месте она действительно в другом месте… Да и темнеть только начало, а вот темнота спускается на нас или мы погружаемся в нее — сие никому не ведомо. Молитесь… — Страха ни у кого не было, быстро забылись и необычайность момента, и невероятность уже происходящего, и опасность демянского сегодняшнего бытия, в связи с еще не пойманными беглецами. Внезапно и совсем не заметно, у всех начали всплывать, когда-то испытанные от других людей благодеяния, чему каждый отдавал мысленное воздаяние благодетелям, постепенно осознавая неслучайность тех событий. С позиции нынешнего времени, даже неудачи и оборванные планы виделись самым лучшим выходом, а цепочка следующих за ними событий очевидно говорила, что иное их развитие стало бы пагубным и наименее полезным.

Именно это осознание, как на школьной доске, расписываемое преподавателем, раскладывало непревзойденность и непреодолимость Проведения Господня, что, как будто доказывая теорему, о тождестве духовной гибели и ведущей роли эгоизма и гордыни, которые есть ни главные движущие силы по стезе человека, а основные причины, сбивающие его с пути истинного, в отличии от давно с самого начала времен, предначертанное Богом по милосердию Его водительство Духа Святага.

Как просто, в связи с этим казалось разглядывать допущенные ошибки, неверные решения, всплывали их причины и мотивы, оказывалось, что просто было избежать всего, что привело к боли, мукам, неудобствам, бедам, страданиям, проблемам. Каждая цепочка взаимозависимостей выражала и подчеркивала одну мысль: пока человек творил богоугодное, даже не осознавая этого, Господь благоволил ему, как только он отходил от воли Божией, для вразумления Господь разрешал событиям развиваться таким образом, что бы показать, к чему приводят стремления греха и страсти, мало того, каждый понял, что не будь в это время Бог с каждым, то любое отхождения от Его закона, неминуемо повлекло бы моментальную кончину грешника. Они видели, как страдало Божественное начало человеческое с каждой новой порцией зла, накапливаемого в его деяниях, в емкостях ему отведенных злому и доброму для каждого раба Божьего, и как радовалось прибавлению бесценного добродетельного.

Внезапно каждый узрел, что зла помимо самих людей нет, но каждый является его проводником, становясь злым, и напротив, отталкивающий или борющийся с ним в себе, добр по своей сути. Нет зла, но есть злые люди. Не было сторонних видений, как мы описывали в прежнем путешествии по бору, но было откровение внутреннего «я» на фоне, будто нежданно оказавшегося перед Богом, снявшего с себя покровы лжи и неправды, взираемые, не через физические очи плоти, но через духовное око души.

Сколько продолжалось подобное, никто из сидящих у костра не смог бы сказать определенно, однако, все заметили, что вся пролетевшая перед ними жизнь, вместилась в промежуток времени, за которых заваренный травяной сбор остыть в кружках не успел, и еще приятно грел ладони на прохладе вечерней свежести…

Как сквозь вынужденную тишину, вдруг прорвались живые земного этого мира. Вот такие, особенно важные в жизни человека, минуты, словно, подхваченные естественным симфоническим оркестром, вторящим тем же тонам и палитре восторгов, охвативших сознание касанием разума, чего-то великого из потустороннего мира, и составляют ряд тех столпов, на которых строится не мудрствование человека, но его причастие к мудрости Божественной Вечности вместе с тем убеждая его в его бессмертии.

Необычным для каждого был этот, подобный смерти и воскресению духовный прорыв — заново прожитая собственная жизнь, раскрывшая наготу собственной греховной ничтожности пред Создателем, не осуждавшим, а убеждавшим не в низости падения, а в величии возможного роста в вздымании над своими слабостями, страстями, пороками, уготованного каждому чаду Божиему, уже в надежде спасенному и принятому в лоно святых.

Так случается, когда одинаковое необычайное и не поддающееся оценке спящего в суете разума событие, постигается сразу несколькими человеками, осознание чего требует усилий и увлеченности, а главное записи сути в архивах памяти. Осознание чего-то великого и непостижимого ранее, по выходу из зала величия этого события, требуется тишина для впитывания гармонии, в которую коснувшаяся истина всегда приводит душу человека. В этот промежуток конечности с просвещенным остается способность распознавать, что есть норма в мире духов, а потом и умение общаться ни посредством звуков или жестов, но мыслей и взглядов. В то же время, сквозь их чувства пробиваются доказательства окружающей их природы, физического мира, реальности их собственной плоти, нуждающейся не только в духовном, но и вполне осязаемом, обоняемом, видимом.

Такое состояние сродни первому моменту появления на свет Божий ребенка из утробы матери, правда, тогда среда принимается, сначала, враждебной, пугающей, чуждой, хотя и рядом мама, и Ангел, и торжество жизни, в это время принимаемой, как дар необходимый, Божественный, о чем каждый рожденный обязательно забудет, хотя и случается, что некоторые святые проносят это через все жизнь.

Сейчас, это «рождение» включало все тоже, кроме враждебности, чуждости, опасения, мир виделся именно таким, каким был создан в те шесть дней первой недели своего сотворения, сомнений, в чем совершенно теперь не было! Этот вечер воспринимался, как сочетование[21] с отдыхом Бога в седьмой день, не праздностью, как думается многим, а отданием всех помыслов, дум и стремлений к Самому Создателю в благодарности ни за что-то отдельное, но за все, ибо все до мельчайшего осознанного ныне нюанса, воспринималось во спасение.

Не часто Никодим посещал этот бор, еще реже видел такое чудо, как сейчас и