И восстанут Злые - Даниэль Пейдж

не знаю! — проговорила она. — Но и мы, обезьяны, без дела задницы не просиживали. — Лулу кинула косой взгляд на револьвер. — Дороти сбежала. Забрала Озму и устремилась прямиком в свое старое доброе логово. Во дворец.

— Она сказала, что хочет сделать?

— Думаешь, нам удалось с ними приятно поболтать? Если жаждешь быть в курсе планов Дороти, разузнай их сама. У тебя есть работенка, дорогуша. Мы с ребятами защитим город, а тебе лучше пошевеливаться.

Я плотно сжала челюсти, размышляя, куда все это нас заведет.

— Она пошла туда, — сказала Лулу и указала в сторону дворца, констатируя очевидный факт. — Хотела б я еще поболтать с тобой, но, коль уж честно, время и так поджимает. Удачи.

Я кинула взгляд на Нокса, тот кивнул в ответ. Толпа обезьян расступилась, освобождая проход, и мы двинулись в путь.

— На твоем месте я бы направилась к лабиринту! — крикнула вслед Лулу, когда мы уже уходили.

— А теперь вопросы задаю я, — заявил Нокс. — Что за чертовщина здесь творится?

Я была практически уверена, что вопрос этот риторический. Но даже если нет, ответить на него было невозможно. Я знала только, что какая-то сила перенесла нас сюда и, что бы тут ни происходило, дворец находится в самом центре событий.

Чем дальше мы устремлялись по разгромленным городским улицам, тем сильнее и ощутимее становилась угроза, исходящая из центра. Идущий рядом со мной Нокс выглядел больным и измотанным.

— Во дворце какое-то зло, — подал голос чародей. — Я чувствую его. — Хоть Нокс и не сказал это вслух, но ему было тяжело. Он дрожал, постепенно замедлял шаг и, уверена, боролся изо всех сил, только чтобы продолжать идти. — Словно бы дворец хочет, чтобы я повернул назад, — добавил он.

Я тоже чувствовала это. И могла с уверенностью сказать, что во дворце сосредоточилось зло. Но меня не отталкивало это ощущение, а, наоборот, притягивало ближе, будто бы где-то там проходила вечеринка, а я шла на звуки музыки. Или будто кто-то готовил вкуснейшее жаркое, а меня, голодную, влек к себе аромат еды. Но я об этом не сказала. Нокс опустил голову и упорно продолжал идти.

Вскоре мы подошли совсем близко, и я смогла воочию увидеть, насколько гротескным стал дворец. Он был покрыт мерзким слизистым мхом, а вместо богато украшенных позолоченных дверей, некогда служивших входом, красовалась какая-то жуткая скульптура: барельеф уродливого гигантского создания. Чем-то оно напоминало осьминога, но с большим количеством рук-щупалец и мерзкой пастью, полной острых оскаленных клыков.

— Что это за штука? — недоверчиво спросил Нокс.

Я не ответила, потому что заметила кое-что более тревожное. На ступеньках, словно давно выброшенная рваная тряпичная кукла, раскинув ноги и руки под неестественным углом, лежал Страшила. Голова его безвольно болталась, свисая набок. Он сам на себя не был похож!

— Черт! — выругалась я. — Шоу начинается.

Я призвала клинок в надежде, что это сражение будет быстрым, и в ужасе завизжала, увидев то, что появилось вместо него: неизвестно откуда и как в ладони моей материализовалась черная шипящая змея и теперь извивалась, зажатая в кулаке. Я не успела ее отбросить, и она уже оплела запястье и предплечье, покачивала головой и раскрыла пасть, собираясь атаковать.

Даже не подумав, я отослала ее обратно, действуя рефлекторно, так же как привыкла отправлять в никуда оставшийся без надобности клинок.

Нокс пялился на меня с открытым ртом. Но я вдруг поняла, что не особо удивлена случившемуся.

— Все дело в этом месте, — пояснила я. — Здесь повсюду зло. Оно просачивается в предметы и изменяет их.

Нам не удалось подольше подумать об этом — Страшила зашевелился. Сев, он поглядел на меня своими крошечными нарисованными глазками-пуговками и слабо улыбнулся.

— Привет, — сказал Страшила без единой нотки угрозы в голосе, которую привычно было слышать из его уст. Вместо истинного злодея он сейчас был похож на дядюшку-ученого, странного и лишь самую малость свихнувшегося. — Я вас знаю?

Я мгновенно заметила, что с ним что-то не так, но не сразу поняла что. А потом меня озарило: голова Страшилы выглядела деформированной и до странности плоской. Словно в ней чего-то не хватало. И я была практически уверена, что знаю, чего именно.

Без верного клинка, на который всегда можно положиться, появилось ощущение, будто я плохо подготовлена. Но есть же и иное оружие, которым можно воспользоваться. По крайней мере, так мне казалось. Однако после попытки зажечь пламя и метнуть файербол с пальцев сорвалось лишь облако тошнотворного зеленого дыма, пахнущего протухшими яйцами. Внутри все оборвалось — я осознала, что теперь на магию вообще нельзя будет положиться.

К счастью — по крайней мере пока, — казалось, что Страшила не представляет особой угрозы. Когда я взбежала по лестнице, подходя ближе, он не попытался ни напасть на меня, ни даже убраться с пути. Вместо этого Страшила просто сидел и бормотал себе что-то под нос. «Заклинание?» — задумалась я, напоминая себе не терять бдительности.

Я сообразила, только когда подошла поближе. Нет же, никакое это не заклинание.

— И тогда черт сказал поганке… — бормотал Страшила. — Нет, стойте. Давайте опять начну с начала. Две молодые блудницы и жулик пошли в…

Заметив, что кто-то идет к нему, Страшила вновь поднял голову и одарил меня таким взглядом, словно видел впервые.

— Я его уже тебе рассказывал? — спросил он и опустил глаза. Его голова из мешковины завалилась набок и хлопнулась на плечо. — Знаешь, когда-то я был очень-очень умным! Все так говорили. Я даже был настоящим королем, настоящим. А посмотри на меня теперь… — При этих словах его нарисованное лицо исказила гримаса горя, и Страшила принялся беззвучно рыдать.

— Кто? — спросила я, и без этого зная ответ.

— Дороти, — пробормотал он. — Моя добрая подруга Дороти. Как она могла?

Жалкое зрелище — видеть его, самого злобного и наводящего ужас приспешника Дороти, в таком состоянии. Но все же я не испытывала к нему сочувствия. Как я могла жалеть такое создание?

Я схватила его рукой за горло и вздернула вверх, крепко сжимая пальцы. Из криво вшитого рта донесся булькающий звук, когда Страшила попытался сделать глоток воздуха. Бульканье не прекращалось, а я сжимала все сильнее и сильнее. Он молотил набитыми соломой руками, но в действительности не сопротивлялся. Скорее даже для Страшилы это стало облегчением.

Наконец глаза моей жертвы распахнулись, он издал последний пронзительный писк, и соломенное тело безвольно обвисло. Вопрос, как Страшила вообще мог жить, всегда был для меня тайной и, скорее всего, ею и останется. Но, как бы то ни было, сейчас он мертв. Я его уничтожила.

Прежде чем отшвырнуть Страшилу,