Прогулка заграницей - Марк Твен

ГЛАВА XXVII

Вблизи Люцернскаго Льва находится единственное въ своемъ родѣ мѣстечко, которое называютъ здѣсь «Ледниковымъ садомъ»; расположено оно на возвышенности. Четыре или пять лѣтъ тому назадъ работники, копавшіе здѣсь рвы для фундамента какого-то зданія, случайно натолкнулись на эти любопытные остатки давно минувшихъ лѣтъ. Ученые нашли въ нихъ подтвержденіе своихъ гипотезъ относительно ледниковаго періода, и по настояніямъ ихъ этотъ маленькій кусочекъ земли былъ купленъ и навсегда сохраненъ отъ возможности быть застроеннымъ. Со всего участка былъ снятъ верхній слой почвы, подъ которымъ были погребены всѣ слѣды въ видѣ царапинъ и рытвинъ, оставленныхъ когда-то существовавшимъ на этомъ мѣстѣ ледникомъ при медленномъ, но неудержимомъ движеніи его внизъ. На протяженіи всего этого участка въ материковой скалѣ оказались громадныя ямы, имѣющія форму котла, и образованныя вслѣдствіе вращенія на одномъ мѣстѣ большихъ камней; силою, вращающею эти камни, являются тѣ стремительные потоки, которые существуютъ въ глубинѣ каждаго ледника. Камни эти и по сіе время лежатъ въ своихъ котлахъ, стѣнки которыхъ, равно какъ и сами камни, отполированы, какъ нельзя быть лучше, вслѣдствіе долговременнаго шлифованія другъ о друга, которому они подвергались въ ту отдаленную отъ нашихъ дней эпоху. Не малая нужна сила для того, чтобы вращать такимъ образомъ эти громадныя глыбы камня. Вся окрестность въ то время имѣла, вѣроятно, совершенно иную форму, чѣмъ теперь: долины поднялись и сдѣлались холмами, а изъ холмовъ образовались долины. Камни, найденные въ котлахъ, несомнѣнно совершили большое путешествіе, такъ какъ скалъ подобнаго рода ближе весьма отдаленнаго Ронскаго ледника въ окружающей мѣстности не найдено.

Въ теченіе нѣсколькихъ дней мы довольствовались тѣмъ, что любовались на голубое Люцернское озеро и на обступившія его со всѣхъ сторонъ горныя вершины, покрытыя вѣчнымъ снѣгомъ; и нельзя не сознаться, что зрѣлище этихъ исполиновъ безразлично были ли они освѣщены яркимъ солнцемъ или мягкимъ свѣтомъ луны, одинаково имѣло въ себѣ какую-то необъяснимую и чарующую прелесть. Наконецъ, мы порѣшили, что не дурно бы было прокатиться намъ по озеру на пароходѣ, а затѣмъ сдѣлать пѣшую прогулку на вершину Риги. Поѣздка на пароходѣ до Флюслена была восхитительна, чему много способствовала ясная солнечная погода съ легкимъ вѣтеркомъ. Всѣ пассажиры безъ исключенія сидѣли на скамейкахъ верхней палубы подъ растянутымъ тентомъ; всѣ болтали, смѣялись; отовсюду слышались восторженныя восклицанія по поводу прелестныхъ пейзажей. Поистинѣ прогулка по этому озеру можетъ доставить громадное удовольствіе! Горы развертывали предъ нами свои нескончаемыя красоты. Мѣстами онѣ поднимались точно прямо изъ водъ озера и своею ужасною массою подавляли нашъ крошечный пароходикъ. Горы эти, хотя и не достигали границы вѣчнаго снѣга, однако же, были достаточно высоки и своими вершинами заходили за облака, которыя окутывали ихъ какъ бы покрываломъ; горы эти состояли на изъ голой и безжизненной скалы, но были покрыты зеленью и производили на зрителя пріятное и веселое впечатлѣніе. Мѣстами онѣ были настолько круты и обрывисты, что трудно было себѣ представить, чтобы человѣкъ могъ ходить по нимъ, а между тѣмъ и на нихъ есть тропинка и швейцарцы ходятъ каждый день.

Нижняя часть нѣкоторыхъ изъ горъ имѣетъ довольно пологій наклонъ, подобно громадной крышѣ надъ кораблемъ, стоящемъ въ докѣ; подъемъ верхней части гораздо круче и дѣлаетъ впечатлѣніе чего-то въ родѣ мансардной кровли. Хорошій глазъ можетъ иногда различить на такой мансардѣ какія-то крошечныя постройки въ родѣ западни для куницъ; и только, хорошо присмотрѣвшись, можно разобрать, что это стоятъ крестьянскія жилища; вотъ ужъ, поистинѣ, можно сказать про такое мѣсто, что оно на вольномъ воздухѣ. А что если крестьянинъ, расхаживая такъ, задремлетъ или ребенокъ его выскочитъ какъ-нибудь за калитку? Не легкую прогулку придется совершить его друзьямъ съ этихъ заоблачныхъ высотъ внизъ, чтобы разыскать его останки. А все-таки, какъ привлекательно выглядываютъ эти воздушные домики! Они такъ удалены отъ всѣхъ заботъ и тревогъ свѣта, и какъ бы погружены въ атмосферу мира и дремоты, что, поживъ въ нихъ, врядъ ли кто захочетъ перейти на жительство снова на наши равнины.

Мы плыли по одному изъ красивѣйшихъ маленькихъ рукавовъ озера среди колоссальныхъ зеленыхъ стѣнъ, наслаждаясь все новыми и новыми красотами по мѣрѣ того, какъ панорама обоихъ береговъ постепенно какъ бы развертывалась передъ ними и исчезала, вслѣдствіе кривизны рукава, позади; временами, въ видѣ сюрприза, горы раздавались и передъ нами появлялась чудовищная бѣлая громада снѣговой горы, какъ напримѣръ, отдаленная, но все же доминирующая надъ всѣмъ, Юнгфрау, или другой изъ гигантовъ, на цѣлую голову превышавшій всю остальную массу не меньшихъ горъ. Въ одну изъ такихъ минутъ, когда я всецѣло быль погруженъ въ созерцаніе подобнаго сюрприза, стараясь навѣки запечатлѣть его въ своей памяти, пока онъ не исчезъ еще за поворотомъ, какой-то молодой, беззаботный голосъ внезапно оторвалъ меня отъ волшебной картины.

— Вы, кажется, американецъ? Я тоже американецъ.

Передо мной стоялъ юноша лѣтъ около восемнадцати или девятнадцати, средняго роста, и довольно стройный; лицо его сіяло довольствомъ и прямодушіемъ; глаза быстро перебѣгали съ предмета на предметъ, но смотрѣли довольно смѣло; вздернутый кверху носъ какъ будто бы сторонился отъ шелковистыхъ небольшихъ усиковъ, съ которыми, вѣрно, онъ не успѣлъ еще познакомиться. Сильно развитыя челюсти говорили о хорошемъ аппетитѣ. На головѣ у него была соломенная съ узкими полями шляпа, съ низкой тульею, вокругъ которой была обвита широкая голубая лента съ вышитымъ спереди якоремъ; сюртукъ съ короткой тальей, панталоны, жилетъ, все было изящно, опрятно и по самой послѣдней модѣ; на ногахъ были одѣты чулки съ красными полосками и кожаные патентованные съ низкими задниками башмаки, зашнурованные черною тесьмою; воротничекъ рубашки сильно открывалъ шею, повязанную голубой ленточкой; дорогая булавка съ брилліантомъ, совершенно новыя перчатки, длинные рукавчики, зашпиленные большими изъ оксидированнаго серебра запонками съ изображеніемъ головы англійскаго мопса довершали его костюмъ. Въ рукахъ у него была элегантная тросточка съ набалдашникомъ въ видѣ головы бульдога съ красными стеклянными глазами. Подъ мышкой онъ держалъ нѣмецкую грамматику Отто. Волосы были коротко острижены, а по затылку, какъ я успѣлъ замѣтить, когда онъ повернулся шелъ тщательно разобранный проборъ. Вынувъ изъ щегольскаго портсигара сигаретку, онъ вставилъ ее въ мундштукъ изъ морской пѣнки, который онъ носилъ при себѣ въ сафьянномъ футлярѣ, и потянулся за моей сигарой. Когда онъ закурилъ, я отвѣтилъ: