Мастера секса. Настоящая история Уильяма Мастерса и Вирджинии Джонсон, пары, научившей Америку любить - Томас Майер

проблемами. Колодни, почти вызывающе добросовестный, старался скрыть свое волнение. К его удивлению, пациенты всем остались довольны. «Я был потрясен!» – вспоминал он.

В 1969 году Колодни получил медицинский диплом Университета Вашингтона и уехал в Гарвард проходить практику, намереваясь вернуться в Сент-Луис и работать у Мастерса и Джонсон. По секрету Мастерс считал, что Колодни однажды сменит его на посту, но другие отговаривали молодого врача. «Мой куратор в медицинской школе сказал: “Вы погубите свою карьеру”, – вспоминал Колодни. – В тысяча девятьсот шестьдесят девятом году ее [сексуальную терапию] считали чем-то несолидным, как процесс подглядывания, которым не станет заниматься ни один серьезный человек». Коллеги выдавали свои фантазии о работе сексологической клиники, но только чтобы разочароваться в суровой реальности. «Терапия секса не была наблюдением за людьми, которые раздевались и совокуплялись, – объяснял Колодни. – Я помогал людям, у которых были проблемы в сексе. Консультировал их».

Наряду с идеалистическим отношением к миссии Мастерса и Джонсон, Колодни, эндокринолог, разменявший третий десяток, обладал интеллектом и преданностью, которые, казалось, могли обеспечить клинике блестящее будущее. «Доктор Колодни был идеальным преемником, – говорила Делла Фитц-Джеральд, которая позже училась в клинике вместе с мужем. – Он помогал Мастерсу и Джонсон. Он был ходячей энциклопедией во всех аспектах человеческой сексуальности». Среди скромного числа сотрудников Колодни выделялся, поскольку был дипломированным медиком с высшим образованием. «Там работали разные люди – соцработники, медсестры, – некоторые были врачами, но большинство не имели диплома, – говорила Роуз Боярски, психолог-клиницист, доктор наук из Университета Дьюка, четыре года проработавшая в клинике в начале 1970-х. – Боб очень нравился Биллу, он доверял ему». Рассуждения Мастерса о многопрофильном персонале на самом деле прикрывали суровую реальность – их все еще неизданная работа по сексотерапии не казалась большинству врачей ни прибыльной, ни престижной. Многие вообще видели в сексологии потенциальную катастрофу. В конце концов Мастерс и Джонсон начали проводить ознакомительные семинары по своей работе, приглашая на встречи выдающихся психиатров и психотерапевтов со всей страны. Но в самом начале развития терапии к ним надолго присоединялись только оптимистично настроенные молодые врачи – такие как Колодни – или некие сомнительные специалисты вроде доктора Ричарда Шпица. В случае со Шпицем – педиатром и рукоположенным священником – его мнение было сильно подпорчено алкоголизмом.

Шпиц был высок, привлекателен, и обладал впечатляющими терапевтическими навыками. Но Джонсон настороженно относилась к пьющим сотрудникам, а Мастерс был недоволен тем, что тот нарушил еще одно неписаное правило. За время работы Шпиц завязал роман с Мэй Биггс, симпатичной светловолосой медсестрой с дипломом по социологии, которая была, наверное, самым талантливым в клинике терапевтом женского пола после Джонсон. Несмотря на свои отношения с Джонсон, Мастерс был нетерпим к служебным романам. В конце 1960-х Мастерс не раз слышал сплетни о сотрудниках Альфреда Кинси, которые якобы и обменивались женами, и устраивали бисексуальные встречи, – он понимал, что подобные слухи могут уничтожить клинику. Их парная терапия, которую проводили два врача разного пола, опиралась на профессиональное сотрудничество. «Он проводил серьезную, почти угрожающую беседу с каждым новым сотрудником, неизменно сообщая: “Мне все равно, как выглядит ваша личная жизнь, но все, что происходит здесь, в клинике, касается непосредственно меня, и я никому не позволю компрометировать нашу репутацию”», – вспоминал Колодни, который, как и все остальные, быстро осознал двойные стандарты. Хмурый администратор офиса Ванда Боуэн ввела правило не создавать постоянные рабочие группы. «Они менялись – постоянных пар у нас не было, – рассказывала Боуэн. – Даже Джонсон и Мастерс работали в паре с другими терапевтами». И хотя Шпиц и Биггс прекрасно работали вместе, их отношения скоро испортились из-за проблем со здоровьем Шпица.

Видимо, слишком долго Мастерс игнорировал алкоголизм Шпица. «Он и так излишне у нас задержался, – говорила Боуэн о Шпице. – Да, он много пил, но когда заболел… Он умер страшной смертью, боролся с раком… Доктор Мастерс держал его на работе, а потом сказал: “Я больше ничего не могу сделать”». Шпиц умер в начале 1970-х, вскоре после возвращения Колодни из Гарварда, и вопрос преемника в клинике прояснился.

Несмотря на все слабые места, Мастерс и Джонсон как команда были больше, чем суммой слагаемых. Сами их личности – сама идея о том, что мужчина и женщина на равных, вместе помогают парам пробраться сквозь самые интимные проблемы, – стали центром тяжести клиники, могучей силой, удерживающей все на своих местах. После пяти лет бесплатной терапевтической работы они наконец были уверены в результатах, и сразу назначили довольно высокую цену. Тем не менее Мастерс обеспечил возможность лечения и нуждающимся парам. Доход позволял им консультировать четверть пациентов по сниженным тарифам, и еще четверть – бесплатно. После предварительной консультации Мастерс и Джонсон контролировали распределение терапевтов, чтобы не перегрузить начинающих специалистов, таких как Роджер Креншоу. Мастерс предостерегал терапевтов, чтобы они воздерживались от моральных суждений и личных ощущений в процессе обсуждения жалоб пациентов. Все чаще к ним приходили со сложными случаями – от сексуальных провалов до фетишизма. Креншоу беспокоился, что ему не хватит знаний, чтобы справиться с сексуальной дилеммой того или иного пациента. Мастерс же наставлял его, как суровый отец.

– Знаете, – задорно отвечал Мастерс, – если кто-то говорит, что предпочитает секс с тюленями, то я прошу вас спрашивать только «на южном или на северном побережье»?

Креншоу от души посмеялся над юмором Мастерса, составлявшим изрядную долю его сурового очарования и остроумия, за которые ему симпатизировали многие сотрудники. Вскоре Креншоу попал именно в такую ситуацию. «Буквально неделю спустя ко мне пришел человек и сказал: “Я бы охотнее занялся сексом со своей собакой, чем с женой – вот в чем беда”. И я ответил: “А у вас немецкая овчарка или колли?” Так что научиться быть непредвзятым оказалось самой сложной задачей».

За обедом сотрудники иногда делились забавными моментами, в перерывах между обсуждением чужих проблем. «Помню, я вел терапию у одной пары – очень милые люди, – но они постоянно называли гениталии “гениалиями”, – вспоминал Колодни со смешком. – Такие мелочи случались постоянно. Но из-за специфики беседы приходилось ждать, когда пациент уйдет, чтобы вдоволь похохотать».

В быстро меняющемся мире послевоенной Америки частыми были жалобы на преждевременное семяизвержение, состояние, которое измученные римляне называли ejaculatio praecox. Хотя определения различались, под преждевременной эякуляцией обычно подразумевалась потеря самоконтроля сразу перед или непосредственно вскоре после введения полового члена во влагалище. Мужчины часто торопились заняться сексом со своими подругами «на заднем сиденье автомобиля на парковках для влюбленных, в кинотеатрах под открытым небом или во время коротких визитов в отели на час» – как обнаружили Мастерс