Голос мертвых - Брайан Ламли

Ответить ей было нечего, а потому она промолчала, сделав вид, что обиделась, и отодвинулась от него. На самом же деле, она понимала, что обиженным должен чувствовать себя Гарри, а этого ей хотелось меньше всего. Когда же он вернулся обратно в постель, она легла рядом и ощутила, как он холоден, как задумчив и напряжен... не случайно он повернулся к ней спиной...

Через час с небольшим природная потребность заставила ее проснуться. Гарри, отключившись от всего мира, забылся тяжелым сном и лежал, словно мертвый. От этой мысли Сандра поежилась, но, конечно же, он не был мертв, он был просто до крайности измучен — если не физически, то морально. Все его тело словно налилось свинцом, глаза оставались неподвижными, дышал он глубоко и ровно. Снов больше не было... До рассвета оставалось не более трех четвертей часа...

Несмотря на то что Гарри лежал совсем рядом, Сандра чувствовала, что он очень далеко от нее. Их отношения напоминали причудливо связанное кружево, что отнюдь не устраивало Сандру. Достаточно лишь одной соскользнувшей петли — и весь узор распадется, разрушится. Этого ни в коем случае допускать нельзя.

Прошлой ночью они так чудесно занимались любовью! Причем она уверена, что хорошо было им обоим.

Желая возобновить и усилить испытанные ею чудесные, восхитительные эмоции, она обняла его, провела рукой сверху вниз и обхватила пальцами его плоть. Уже через минуту ее усилия были вознаграждены — она почувствовала под рукой напряжение и пульсацию. Прекрасно сознавая, что это всего лишь инстинктивная, животная реакция, она тем не менее была благодарна и за это.

Понимала она и то, что ее преданность отделу подвергается весьма серьезному испытанию и не выдерживает его. Отдел экстрасенсорики оплачивал ее счета, но в жизни есть вещи гораздо более важные, чем деньги и плата по чекам. Гарри — вот кто был ей нужен! Он давно уже перестал быть для нее объектом очередного задания. Наступал момент — он был все ближе и ближе, — когда ей придется отказаться от работы, послать ко всем чертям отдел и рассказать обо всем Гарри. Тем более что он, похоже, и так уже о многом догадался.

Мысли в ее голове начали путаться и кружиться...

Прежде чем провалиться в сон, она услышала в саду какой-то шум — звуки доносились со стороны, обращенной к реке. Чьи-то медленные шаркающие шаги... Барсук? Она сомневалась, что здесь водятся барсуки. Может быть, ежи... В любом случае это не воры, не грабители... В таком заброшенном, запущенном месте их просто не может быть... Брать здесь нечего... Барсуки... Ежи... Скрип гравия на дорожках сада... Кто-то что-то делает там...

Сандра дремала, но даже сквозь сон до нее доносились эти странные звуки. Они не позволяли ей уснуть, и она изо всех сил старалась удержаться на грани сна и бодрствования. Но едва лишь первые, слабые еще лучи рассвета проникли сквозь шторы в комнату, звуки постепенно затихли. До нее донесся знакомый скрип ворот в конце сада и что-то, похожее на шаркающие шаги... потом все стихло.

Вскоре запели птицы, и она увидела поднимающегося по лестнице Гарри, несущего поднос с дымящимся кофейником и бисквитами.

— Завтрак, — просто сказал он. — У нас была тяжелая ночь.

— Правда? — спросила она, садясь.

Гарри пожал плечами. Он был все еще бледен, но уже не выглядел таким изможденным. Ей показалось, что она заметила какое-то новое выражение в его глазах. Что это? Настороженность? Запоздалое вынужденное осознание? Решимость? Трудно определить точно, когда речь идет о Гарри. А если это решимость? Что он намерен сделать, что сказать? Она непременно должна опередить его.

— Я люблю тебя, — сказала она, ставя чашку на маленький прикроватный столик. — Забудь обо всем остальном и помни только это. Я ничего не могу с собой поделать, да, впрочем, и не хочу — я люблю тебя.

— Я... я... я не знаю, — ответил он. Однако при виде Сандры, сидящей вот так в кровати, при виде ее затвердевших, до боли напряженных сосков трудно было не испытать желания. Ей было хорошо знакомо это выражение в его глазах, она протянула руку к поясу халата...

Объятия их были страстными... она буквально обвилась вокруг него, и ее теплая, мягкая и нежная грудь крепко прижалась к его телу. Он касался ее в тех местах, где она любила его прикосновения, гладил влажную и чувствительную область соединения их тел. Им обоим было, как никогда прежде, хорошо... Кофе совсем остыл...

Чуть позже, уже внизу, когда закипал кофейник со свежим кофе, Гарри сказал — Вот теперь я бы с удовольствием хорошо позавтракал.

— Яйца с беконом? На свежем воздухе" Во внутреннем дворике? — Сандра подумала, что, судя по всему, самое худшее уже позади и теперь она сможет поговорить с ним откровенно, не опасаясь разрушить все окончательно. — Ты считаешь, что там достаточно тепло?

— В середине мая? — Гарри пожал плечами. — Думаю, что не жарко, конечно. Но солнце светит, на небе ни облачка, так что... я бы сказал, что там скорее свежо, чем холодно.

Она повернулась к холодильнику, но он поймал ее за руку.

— Если хочешь, я сам все сделаю. Думаю, что мне доставит удовольствие приготовить для тебя завтрак.

— Прекрасно! — улыбнулась она и ушла в глубь дома, в сторону его передней части. На самом деле это была его задняя часть, но когда она попадала сюда и смотрела отсюда на реку, ей всегда казалась, что главный фасад именно здесь.

Когда она открыла высокие окна внутреннего дворика, выходящие в обнесенный высокими стенами сад, первое, что бросилось ей в глаза, это распахнутая настежь калитка в стене, покачивающаяся на ржавых петлях. И тут она вспомнила, что на рассвете слышала, как она со скрипом открывалась. Может быть, виной тому был порыв ветра, но ей не показалось, что ночь была ветреной.

Сандра прошла через неровно вымощенный внутренний дворик с его видавшей виды, потрепанной садовой мебелью. Сад был залит солнцем, казалось, он сконцентрировал и вобрал в себя все яркие лучи утреннего майского солнца. Каменные стены уже нагрелись и были теплыми. Сандра подумала, что, если Гарри приведет здесь все в порядок, жить в этом доме будет вполне удобно и приятно.

За последние четыре-пять лет он уже и так немало сделал — как в саду, так и в доме. Во-первых, он оборудовал центральное отопление и расчистил заросли. Она пересекла дворик, вышла в сад и направилась вниз по мощеной дорожке, разделявшей сад надвое. Трава выросла уже чересчур высокой, но с ней еще вполне можно справиться. В том месте, где начинался спуск, в саду были сделаны террасы — сложенные из камня стены удерживали почву от осыпания. Сад был задуман как плодовый, с огородными грядками, хотя вся растительность в нем теперь состояла из обширных зарослей крапивы, одичавшей куманики и огромных лопухов ревеня.