На темных аллеях - Татьяна Тронина

— Встретимся вечером, здесь же, — сказала она, — очень хочется спать.

Мне пришлось согласиться с ней, хотя я знал, что не смогу уже заснуть. По дороге к дому меня посетили странные мысли и чувства, точно я повзрослел за эту ночь лет на десять.

Мама спала. Она промычала что-то сердитое, когда я на цыпочках прокрался в комнату. Я вытащил спортивный костюм из чемодана и быстро выбежал обратно. Переоделся я на улице — благо было еще очень рано, людей не наблюдалось.

Тихонько стукнул в окно соседнего домика. Показалась заспанная Наташкина маман. Я показал ей знаками, что мне нужна Наташка. Маман сделала круглые глаза и скрылась в глубине комнаты.

Через минуту на крыльцо вышла сама Наташка, кутаясь в одеяло.

— Чего тебе? — неприветливо спросила она.

— Я хотел попросить у тебя прощения, — быстро сказал я, — знаешь, я был страшно не прав.

В ответ она хмыкнула недоверчиво, но я видел — сердитые морщинки на ее лбу разгладились.

— Значит, мир? — я протянул ей руку.

— Мир! — рассмеялась она, вытаскивая свою руку из-под одеяла. Мы пожимали друг другу руки и хохотали во все горло. Но вдруг Наташкин смех резко оборвался и она посмотрела на меня долгим, пронзительным взглядом.

— Ты не ночевал дома? — Мне ничего не оставалось, как молча кивнуть. Врать я совсем не хотел. — А где ты был? — продолжила свой допрос Наташка. — Ты был с той девицей, ведь правда?

— Правда.

Наташка посмотрела на меня с ужасом и отвращением.

— Иванов, а ведь я действительно тебя любила.

— Что же мне теперь делать?

— А ничего, — она зевнула нервно. — Продолжай в том же духе. А еще, Иванов, я давно тебе хотела сказать — ты большой лопух. И мой тебе совет, дружеский такой — будь осторожнее. У той девицы на роже было написано, что она хищница. Поиграет с тобой и бросит, побежит за новыми штанами. А ты, Иванов, чувствительный у нас. Ро-ман-ти-чный. Переживать будешь, убиваться…

— Ладно тебе, — махнул я рукой и ушел. Голова у меня болела, на сердце было тяжело. Наташка, конечно, не права — никакая Галарина не хищница…

Солнце уже начинало раскаляться. Я скинул свой костюм, только что гревший меня так приятно. Лег на песок возле воды, посмотрел на ослепительно синее небо. Сжал в горстях песок. И против воли из моей груди вырвался стон…

Приляг на отмели. Обеими рукамиГорсть русого песку, зажженного лучами,Возьми и дай ему меж пальцев тихо течь.А сам закрой глаза и долго слушай речьЖурчащих волн морских, да ветра трепет пленный,И ты почувствуешь, как тает постепенноПесок в твоих руках. И вот они пусты.Тогда, не раскрывая глаз, подумай, что и тыЛишь горсть песка, что жизнь порывы волн мятежныхСмешает, как пески на отмелях прибрежных.

Маруся

Дик Уэбстер жил в России уже пятый год, он был торговым представителем одной известной фирмы. Летом у молодого человека заканчивался контракт, и он собирался вернуться домой, в Америку, в свой родной Литтл Рок. У Дика с детства была заветная мечта — открыть у себя дома небольшой ресторан…

Он уже давным-давно знал, как будет выглядеть его ресторанчик, как он будет оформлен внутри, какие блюда будут подаваться и на каких тарелках. Дик с помощью друзей, заочно, даже подыскал себе повара для своего ресторанчика — классного парня из Нью-Йорка. Этому повару до смерти надоел большой город, и он мечтал жить в провинции, Литтл Рок для него был — то, что надо.

Пять лет в России позволили Дику накопить нужную сумму. Тем, кто здесь работал, платили хорошо — Russia считалась страной далекой, загадочной и опасной. Впрочем, Дик скоро привык к ней, и его контракт не был ему в тягость. Но он часто с улыбкой вспоминал те времена, когда он только собирался покинуть свою родину. Его близкие были просто в ужасе, мать плакала накануне отъезда. Дядюшка, отставной полицейский, подарил ему свой бронежилет, строго-настрого наказав ходить только в нем по опасным московским улицам. А тетя Мэг пугала племянника дикими русскими обычаями. Кузина Полли, бросив четырех детей, специально прилетела в Литтл Рок из Канады. Она привезла авиационное снаряжение своего покойного мужа, когда-то работавшего на Аляске, — мохнатый эскимосский полушубок, меховые сапоги, шерстяное белье, при взгляде на которое любого невольно пробивал пот, и главное — огромные медвежьи рукавицы. Дик поцеловал Полли в дрожащую, уже покрытую мелкими морщинками щечку и сказал, что теперь ему нечего бояться. Отец очень торжественно преподнес новенькую Библию.

Дик прилетел в Москву в начале бабьего лета. В октябре он уже снимал на любительскую видеокамеру драки футбольных фанатов, забыв под кроватью бронежилет, в ноябре научился залпом пить водку, а под Новый год ходил по Тверской без шапки и демонстративно лизал пломбир своим розовым языком.

Дик жил в квартире, недалеко от центра, которую для него снимала фирма. К следующему лету в этой квартире частой гостьей стала Машка. Машка была еще совсем юной девушкой, черноволосой, смуглой и жестокой. Ее предки назывались казаками. В постели она была — африканкой.

Итак, жизнь в чужой стране казалась вполне славной, милой, веселой, приятной и интересной. Только в самом дальнем, темном закоулке Диковой души прятался маленький, неопределенный такой страх перед этой Russia, словно свой главный секрет она перед ним еще не раскрыла.

Последнее лето было особенно удивительным. Дик экономил деньги — в свой отпуск он решил не ездить домой, а провести это время с Машкой. У Машкиных родителей была дача под Рязанью. В такой невообразимой глуши, что у Дика, когда он понял это, даже дух перехватило. Вонючий деревянный сортир. Ржавый душ, вода в котором нагревалась от солнечных лучей, а из-под скользкого пола вечно несло мыльной плесенью. Продуктовая лавка за пять километров. Пьяные трактористы и суровые доярки. Старинное дворянское кладбище с покосившимися крестами. Пруд, в котором плавала чудовищная рыба под названием «сом». И леса, леса, леса… Дик подумал, что не выживет тут и дня, но рядом была Машка…

По ночам в старом доме что-то громко трещало. Вишня ветвями скреблась в окна, и казалось, что это просятся в гости покойники с дворянского кладбища.

Утром вся семья собиралась вместе на веранде. Машкин отец, с остренькой бородкой, в пенсне, очень похожий на одного известного русского писателя, читал прошлогоднюю газету. Худощавая, не по возрасту унылая мать разливала чай из облезлого самовара, который Дик в первый же день договорился поменять на отличный электрический чайник. Школьник Василий, младший брат Машки, сам с собой играл на углу стола в поддавки.