Атлантида и Древняя Русь - Александр Асов

13 июня

Делаем бросок от Керченского пролива к Ялте. По правому борту красивейшие берега Ливадии. Мы видим скалу Парус, Ласточкино Гнездо. По левому борту, недалеко, проходит парусный барк «Товарищ», крупнейшее парусное судно Чёрного моря.

Лёгкий бриз. Мы поворачиваем в открытое море.

Я, потея, выполняю обязанности кока. Тем, кто наверху, на свежем ветру, хорошо, а мне приходится крутиться у плиты, в духоте.

Качает, качает, качает, качает…

Кормлю постоянно: борщ, каши, супы. Выясняется, что в море у всех просыпается необыкновенный аппетит. Команда поднимается из-за стола, цыкая зубом, надуваясь до состояния шарообразности. Под ними скрипит палуба, когда они выкатываются из кают-компании на свежий воздух. Меня же воротит от еды.

Валера Стрыгин говорит:

– Ты, – говорит, – ешь. Не хочется, а всё равно ешь. С пустым желудком знаешь как укачивает? Голова от мыслей тяжёлая, вот её и бросает из стороны в сторону – мозги взбалтываются, как гоголь-моголь. А поешь, чувствуешь себя устойчивее: центр тяжести в живот перемещается!

14 июня

День начался с прекрасной погоды. Сводку хорошей погоды передало нам и проходившее мимо болгарское судно.

Летние «Алкионовы дни», или, по-русски, «Русалии», семь дней перед летним солнцестоянием. Говорят, в алкионовы дни можно увидеть птицу Алконост, которая выводит своих птенцов на бреге моря. В эти дни, по поверью, стихают ветра (потому и регату устроили в сей срок, середина июня почитается самой спокойной). Вот мы и проверим, правду ли говорят легенды…

Погода испортилась неожиданно. Только что был почти полный штиль, яхта покачивалась, мы закидывали лески и вытаскивали бьющуюся серебристую ставридку. И вдруг край неба потемнел, быстро стала надвигаться обложившая весь горизонт туча.

В это время я читаю «Одиссею»:

Тёмную тучу тогда над судном нашим глубокимПоднял Кронион, и вот потемнело широкое море.Судно недолгое время бежало…

Мы зарифили паруса, а когда шквалом налетел ветер, попытались на маленьком штормовом стакселе уйти по грозовому фронту от бури. Но и стаксель пришлось через пару часов убрать.

Теперь наша яхта шла под одной мачтой. Массивная и широкая мачта изгибалась под ветром и грозила либо вылететь из шарнира (тогда поплавки катамарана, крепившиеся к мачте вантами, разломали бы все балки и связи), либо перевернуть катамаран.

Ключарёв сидел у руля и направлял яхту так, чтобы она лавировала с волны на волну. Сейчас главное – не поставить яхту к волне лагом. Тогда волны быстро проломят её борта. Оба носа яхты взлетали над водой и тут же падали, разбивая волны, которые хлестали сквозь сеть, протянутую между корпусами, и окатывали находившихся на палубе.

К ночи в темноте следить за волнами стало невозможно. Электричества в батареях хватало только на сигнальные огни, но не на освещение. Приходилось полагаться лишь на свою интуицию. Ключарёв боролся с волнами половину ночи, но не ушёл с палубы и тогда, когда пришла смена. Оставшуюся часть ночи он провёл здесь же в полузабытьи.

14-16 июня

Трое суток прошли в изнурительной однообразной борьбе. Все мы были измучены, но двигались, делали то, что было необходимо, либо лежали пластом на палубе. А ветер не утихал, не давал передышки. Море показывало, что ему ничего не стоит в щепки разбить яхту, смять, оглушить, выбросить за борт борющихся за жизнь людей…

Последняя ночь была самой тяжёлой. Я отлеживался в каюте в промежутках между попытками приготовить что-нибудь и между вахтами. То проваливался в сон, то просыпался от грохота швертов, бившихся после каждого падения с волны в швертовом колодце. Казалось, кто-то грозный ломился в дно яхты, обещал всё разломать, сокрушить… Посреди ночи я услышал крик Дроздова, пытавшегося пробить дверь в нашу каюту:

– На палубу! Ломай дверь, вас заклинило!

И он прибавил к сказанному ряд солёных морских выражений, которые сами собой вылетают в подобных ситуациях.

Капитан А. Ключарёв

Я выбил дверь. Упираясь в стены, полез на палубу. Когда я открыл люк, сверху меня окатила вода, обрушившаяся вниз по ступеням в каюту. Краем глаза заметил кавардак на камбузе – плавающие кастрюли и продукты, раздавленные мокрые сигареты и огарки свечей на столе. Всё это скверно пахло.

Пристегнувшись карабинами к канату, мы все легли на палубу. Молнии освещали море. Было видно, как с волн протянулись водяные нити – это ветер, проносясь над хребтами, сшибал вершины и пену. Этим туманом заволокло всё, а волны становились всё выше… грознее…

Нас несло к Босфору. Все молились своим богам, и даже атеисты суеверно поминали Морского бога.

И вдруг мы увидели на краспицах голубое сияние:

– Эльм! Эльм! Огни святого Эльма! Эльм нам весточку шлёт! Буре конец!

И действительно, хоть буря и продолжала швырять яхту, но теперь мы её уже не боялись, будто нам было дано прощение.

Волны не становились меньше, но через несколько часов неожиданно тучи рассеялись. Их очень быстро отнесло куда-то в сторону. А над ещё грозным морем открылось звёздное небо, показался мученический лик луны. Теперь, когда яхта взлетала на гору и отрывалась от воды так близко к луне, казалось, немного, один толчок… и она преодолеет земное тяготение…

Море успокаивалось, край горизонта светлел…

После бури. За штурвалом В. Стрыгин

17 июня

От Босфора поворачиваем к Варне. Вечер. Входим в варненский порт. Длинный мол, городские огни, в сгущающейся темноте и тумане позванивает рында. В порту лес мачт. На завтра назначена гонка по треугольнику восточнее Варненской бухты.

Удивительно: мы за границей, и никому до этого нет дела. Нам самим приходится искать пограничника, чтобы он поставил штемпели в загранпаспорте.

18-19 июня

После трёхчасовой гонки по треугольнику знакомлюсь с городом – закупаю продукты и целый рюкзак русских дефицитнейших книг, которые невозможно достать в Союзе. Какие книги! Да, за такие книги имело смысл рисковать! Для меня этот рюкзак с книгами то же, что для Одиссея мешок с золотом.

20 июня

Начинается гонка от Варны до Помория. Взлетает сигнальная ракета, и яхты пересекают линию старта. Яхты рассыпаются по Варненскому заливу и выбрасывают полосатые спинакеры всех цветов радуги… Зрелище необыкновенно красивое – будто разноцветные лепестки разбросаны по сверкающей синей глади. Итак, гонка! Следом за нами идёт яхта наших друзей из Батуми. Батуми… Это же Колхида. Мне кажется, что за нами следует весь флот царя Ээта…

На нашей яхте гостит знаменитый, совершивший кругосветку, болгарский яхтсмен Джамбазов.

Конечно, мы его завалили вопросами: ещё бы, человек обошёл в одиночку на яхте вокруг света!

По мнению Джамбазова, Чёрное море – это почти лужа по сравнению с океаном. Он без труда мог бы переплыть его на доске для виндсерфинга. После наших недавних приключений такие слова кажутся удивительными.

– Разве могут космонавты сравниться с нами – яхтсменами? – вопрошает Джамбазов.

– Нет, нет, – соглашаемся мы. – Куда им!

– Что такое космонавт? На него смотрит весь мир, ему идут большие деньги, на него работают тысячи людей. А что такое яхтсмен? Нагрузки те же, если не больше. Но он один на один с океаном – никто ему не помогает. Всё зависит только от него и от Морского Бога!

Мы уходим от преследования флота Ээта и следуем по направлению к Босфору…

Я пробовал представить себя на месте аргонавтов. Какая цель у аргонавтов после того, как они покинули Колхиду? Выбраться из Чёрного моря. То есть им нужно идти к Босфору, иного пути нет. Но в «Аргонавтике» дан невозможный маршрут. Значит, при переписи Аполлоний Родосский исказил текст первоначальной поэмы. Да ведь он и моряком-то не был… библиотекарь.

21 июня. Поморие

По календарю сегодня летнее солнцестояние: Купала!

И в самом деле у нас праздник. Мы пришли вторыми в своём классе яхт. Нас сумели обогнать только яхтсмены из Днепропетровска на австралийской яхте. У них яхта полегче нашей, отечественной, и паруса новые (нам бы быть в разных классах; что из того, что и у них тоже катамаран). Но тем не менее мы пришли вторыми! Мы – серебряные победители!

В Поморие нас встретили болгарские яхтсмены. В яхт-клубе собралась шумная братия. Яхтсмены со всего Чёрного моря – из Грузии, Абхазии, с Крыма: русские, греки, грузины, украинцы, румыны, турки, болгары и даже один кубинец.

И – началось! Огромный стол был заставлен таким количеством закусок и вин, что не осталось ни одного свободного сантиметра. А в углу стояли ещё ящики «Сылнчева бряга».

– Наливай! За яхтсменов!

Валера Стрыгин сидит рядом с колоколом и ударяет в него, когда приходит время для тоста. Ключарёв и Дроздов обсуждают с невероятно толстым батумцем прошедшую гонку.