Марафон длиной в неделю - Ростислав Самбук
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Точно, — согласился Бобренок.
Толкунов отпрянул от руля, подставив спину воображаемому пассажиру, потом, медленно откинувшись назад, сполз на ступеньку, полежал немного в неудобной позе, потом сказал:
— Пока те двое взялись за него, кровь накапала на подножку. Потом они оттянули труп в кусты, а сами вышли на дорогу.
— Зачем же тогда убивать? — возразил Бобренок. — Доехали бы на «студере» до Николаева.
— А они сели на поезд. Надо расспросить людей на разъезде.
— Нет, капитан, — снова возразил Бобренок, — крепче надо узел вязать. Может, этим двоим что-то нужно было в этом лесу. Взять или спрятать.
— Рация! — воскликнул Толкунов. — Неужели рация?
— Вот-вот, — покровительственно сказал Бобренок, — думаю, мы не ошибемся, если поищем еще немного.
— А как поступить с ними? — кивнул Толкунов на помощника коменданта и шофера.
— Пусть едут.
Толкунов подозвал спутников. Вытянул кинжал из спины убитого, спрятал в газету. Повернул тело убитого лицом кверху.
— Ваш? — спросил у шофера.
— Сержант Харченко, — подтвердил тот. — Гаврилыч то есть. — Снял пилотку, сказал, комкая ее: — Прекрасный был человек, душевный и классный водитель.
— Это всем наука, — сурово заявил Толкунов, — чтоб не подвозили первого встречного...
Шофер, возражая, покачал головой:
— Разве разберешь, кто он на самом деле... Офицер голосует, как не взять? Или солдат?
— Почему этот Харченко ехал в Николаев порожняком? — спросил Бобренок.
— За снарядами. Так оно выходит: один рейс — груженый, в тыл — пустой. Нам можно ехать? А то комбат говорил — поскорее...
— Давайте, — разрешил Бобренок.
Старший лейтенант спросил:
— Тело сержанта можно забрать?
— Не можно, а нужно, — разъяснил Толкунов. Он залез в кузов «студебеккера» и откинул задний борт: тело убитого положили в глубине, прикрыв брезентом, и шофер направился к кабине.
— Хорошо, хоть ключ оставили, а то наморочились бы... — Шофер нажал на стартер, мотор зарычал, но машина не заводилась. Шофер тихо выругался, подкачал бензин, мотор зарычал более сердито, но машина и теперь не завелась. Шофер вылез из кабины и поднял капот. Несколько минут покопался в моторе, снова нажал на стартер, и машина загудела, выбросив из глушителя тучу едкого дыма.
Бобренок, с интересом наблюдавший за всеми этими манипуляциями, спросил у шофера:
— Почему не заводилась?
— Клеммы аккумулятора окислились.
— И часто это случается?
— Да нет...
— А как узнать об этой неисправности?
— Не заведется машина, вот и узнаете.
— То есть можно ездить и ездить, какое-то время все в порядке, а потом раз — и не заводится?..
— Точно. Как сейчас.
— Езжайте, — махнул рукой майор, и Толкунов заметил на его лице удовлетворение.
«Студебеккер» отъехал, и капитан спросил:
— Зачем это тебе?
— Что?
— Клеммы, аккумулятор...
— А ты еще не догадался?
— Куда мне, темному!
— Вот ты не подумал: если в «студер» сели настоящие шпионы, зачем им убивать шофера? Углубились бы в лес, уладили свои дела, возвратились, снова проголосовали — и до свидания. Тихо, мирно, без шума, никто бы ничего не увидел и не услышал.. Но они спешили, и очень... Машина им вот как нужна была...
— Я вот что думаю: если это действительно шпионы, то шли к тайнику рацию прятать. Им во Львов с рацией входить опасно, сейчас на всех КП контроль жесткий, сам знаешь, а они подавно. Вот и решили рацию в тайник положить.
— Точно. И для этого воспользоваться «студером»... Уговорили шофера свернуть в лес, убили, труп спрятали, сами за руль, машина не заводится. Шофер, конечно, нашел бы неисправность, а у них опыта не хватило: бросили «студер» и отправились пешком.
Толкунов задумался, потом энергично махнул рукой.
— Искать?! — то ли спросил, то ли приказал себе.
— Что поделаешь, надо искать.
— Лес густой, а они черт его знает где тайник устроили.
— И все же придется искать.
Бобренок осмотрелся вокруг и только теперь увидел вдали на дороге деда в черной шляпе. Тот стоял в выжидательной позе, вроде и не смотрел на офицеров, но не смел уйти, пока не отпустят.
Майор подошел к старику. Достал пачку папирос, но дед отказался и тут же передумал.
— Возьму... — сказал не очень решительно. — У нас на хуторе донник курят, а это, извиняюсь, панская сигарета. Угощу Степана, он таких и не видел. — Дед взял две сигареты, заложил за ленту шляпы.
— Скажите, дедушка, вы никого тут не видели из посторонних, чужих? — спросил Бобренок.
— По соше ездят, — объяснил старик. — Но на то же она и соша, чтоб ездить.
В логике ему, конечно, нельзя было отказать, и майор одобрительно кивнул.
— А с шоссе в лес никто не сворачивал? — поинтересовался.
— Зачем? Места у нас тихие, даже война стороной прошла.
— Куда ведет этот путь? — указал Бобренок на песчаную дорогу со следами «студебеккера».
— В Залещики.
— Большое село?
— Большое, хат двести с гаком.
— И всюду тут лес?
— Да. В лесу живем, из леса и кормимся.
— Вы из Залещиков?
— Нет, с хутора Соснового. Недалече, верста отсюда.
— А военных не встречали, когда коров пасли?
— Нет.
— Хорошо, дедуля, спасибо, что сообщили.
— А то мой долг. — Старик коснулся пальцами полей шляпы, будто откозырял, видно, когда-то служил в армии и до сих пор не забыл военной науки.
— Если увидите кого-либо в лесу, особенно военных, сообщите дежурному на разъезде.
— Будет сделано. — Дед сделал попытку вытянуться перед ним.
Толкунов уже углубился в лес, и майор догнал его на поляне, где они увидели следы двоих из «студебеккера». Следы вели не к шоссе, а в лес, но от этого розыскникам не стало легче, потому что скоро потеряли их совсем. Места начинались гиблые — мокрые, с небольшими болотами, которые приходилось все время огибать. Розыскники шли метрах в ста друг от друга, то сближаясь время от времени, то снова расходясь в стороны, от их глаз не скрылся ни один подозрительный куст или овражек, но так ничего и не нашли.
Ходили, пока не начало темнеть — лишь тогда майор дал команду прекратить поиск. Сел под ольхой на сухом месте, вытянул натруженные ноги, пожаловался:
— Ну и устал...
— Тут и роты мало, — хмуро пробурчал Толкунов. — Такой лес прочесать!..
Бобренок вытянул карту, сверился с ней.
— Мы приблизительно в этом месте, — ткнул карандашом, — до проселочной дороги метров четыреста.
— Потопали?