Светская дурь - Бен Элтон

– Боже мой! Он спал с судьей «Народного геройа»! Йа помню, что смотрела все программы, йа даже голосовала за Томми. Оказывайется, не стоило беспокойиться? Он бы и так победил.

Этого Томми не мог допустить:

– Это неправда. Он победил честно.

– Кто бы мог подумать, что он педик?

– Он не педик, это просто исключение, только и всего.

– Ну да, кому же знать, как не тебе. Так? Ведь Томми Хансен – это ты. Извини, забыла… Но – вот ведь черт, какайа невероятнайа историйа. Эта сука действительно с ним спала, чтобы получить информацийу. Она не лучше, чем йа в прошлом. А вообще-то пишет она забавно. Послушай: «И если кто-нибудь думайет, что мои прийемы в полученийи информацийи несколько аморальны, позвольте спросить вас, девочки. А вы бы не согласились добавить немного удовольствийа к делу, если бы у вас был шанс взобраться на Томми Хансена?»

– Значит, она говорит, что я был хорош?

– Нет, она не говорит, что ты хорош, малыш Том. Она говорит, ничто не сравнится с надеждой переспать с Томми Хансеном, даже секс с ним.

– Сука.

– Но йесли честно, йа бы все равно не отказалась.

– Правда?

– Конечно. Он роскошный, самый красивый парень. Но такой идиот. В смысле, йа и раньше думала, что он идиот, но ты просто должен прочитать это, такая гадость. После этого не захочешь никакой славы. Послушай… «Он плакал без перерыва, когда признавался мне, что терзается сомнениями и презирает себя. Он чувствуйет, что пропал, несмотря на свойе богатство и славу, и что йего несчастья множатся вместе с йего успехом…»

Джесси хохотала и не могла остановиться. Томми изо всех сил пытался выглядеть равнодушным.

– Ну и придурок! Господи Боже мой. Мы бы махнулись с ним на время нашими дерьмовыми жизнями, правда? Несчастья и все такойе. Нужно позвонить йему и сказать, эй, Томми, проведи-ка ночку на чертовой улице, и посмотрим, насколько несчастным сделайет тебя успех.

– Да ладно тебе, это несправедливо. Если ты не на самом дне, это еще не означает, что у тебя нет права быть несчастным.

– А по-моему, йеще как означает. Правда, ты должен это прочитать. В смысле, йа знайу, что ты в восторге от этого парня, ты действительно хочешь изо всех сил быть им, но до чего же он плаксивый, жалкий, ни в чем не знайущий отказа, полный жалости к себе маленький негодяй. Йа просто поверить не могу, что он мне нравился.

Томми все труднее было изображать безразличие. Его лицо покраснело от злости. Но потом он улыбнулся. Это был Томми после богоявления. Любовь изливалась на него.

– Да, ты права, что за идиот. Столько денег, столько славы, а он даже не может стать счастливым. Разве не глупо?

– Ну, йа уверена, что ты прав и что богатыйе тоже могут страдать, но он слишком уж зациклен на этом.

– Да уж.

– Слишком много жалости к себе, бедненькому.

– Полный придурок.

– Нет, ты послушай! «Йа не могу доверять мойим старым друзьям, йа не могу доверять мойим новым друзьям».

– Идиот.

– Ну и раздай тогда свои чертовы деньги, тупой придурок.

– Да, хотя бы некоторую часть.

Гостиница «Хайат-Редженси», Бирмингем

Питер Педжет наконец поднял трубку. Ему потребовалось более двадцати минут, чтобы набраться решимости. Был воскресный полдень после торжественного ужина партии лейбористов, и среди наплыва поздравительных электронных сообщений, факсов и звонков два имели поразительную силу. Первый поступил от доктора Уэллборн, которая поздравляла Питера с результатами последнего анализа крови. Он был абсолютно чист. Второй же звонок явился причиной, по которой Питер страдал, предвидя неприятный разговор с премьером. Он поступил от Паулы Вулбридж, которая в полном восторге спрашивала, не желает ли Питер прокомментировать рассказ, который ее газета напечатает завтра утром.

Саманта напала на него гораздо быстрее и яростнее, чем он мог себе представить. Питер подумал, что ему придется отрицать сексуальную связь. Но он не предусмотрел обвинений в употреблении наркотиков. Как он мог быть таким глупцом?

– Да. Это Педжет, министр наркополитики. Я знаю, что премьер-министр в Чекерсе. Не могли бы вы меня соединить… Да, это очень срочно.

Ожидание казалось вечностью. Премьера пришлось звать из сада.

– Премьер-министр, у меня плохие новости. Боюсь, на нас совершено нападение. Наша с вами любимая газета собирается напечатать статью. Они сфабриковали скандал на сексуальной почве. Моя бывшая ассистентка утверждает, что я состоял с ней в связи. Нет, премьер-министр, ни слова правды в этом нет. Я ни разу к ней даже пальцем не притронулся. Все дело в том, что у нее ко мне появилась своего рода страсть, мне пришлось отказываться от ее предложений. «Черт ли сладит с бабой гневной», сами понимаете…

В другом конце комнаты Анджела Педжет пыталась сохранить самообладание. У нее были красные веки; ночью она не сомкнула глаз.

– Да, премьер-министр, конечно, я сказал им, что девушка – выдумщица, и, если они это напечатают, их затаскают по судам, но, думаю, они все равно станут меня преследовать. Есть и другой фактор… Девушка утверждает, что мы вместе употребляли наркотики. Кокаин и экстази. Полагаю, они исходят из старой поговорки Геббельса: «Когда лжешь, ложь должна быть крупной».

И снова у другой стены комнаты Анджела Педжет судорожно сглотнула. Питер старался не обращать на нее внимания, пока наконец не положил трубку.

– Я немедленно выезжаю в Чекерс. За мной выслали машину.

– Питер… – Анджела на секунду заколебалась. – Насчет того, что ты употреблял с ней наркотики. Хотя бы это действительно ложь?

– А ты как думаешь?

– Я уже просто не представляю, что думать!

– Разумеется, это ложь! Ради всего святого, разве ты не видишь, что происходит! Это заговор прессы. Они хотят уничтожить мой законопроект, а сделать это можно, только уничтожив меня. Секса будет недостаточно, так не затушить пламя, которое я разжег. Люди слишком меня любят, им нужно что-то особенное, и должен признаться, это отличный выстрел. Если меня заклеймят как наркомана, все мои предыдущие высказывания будут скомпрометированы.

– Значит, ты никогда не употреблял с ней наркотики?

– Я же только что сказал, черт возьми! Нет!

– Тогда они – полные ублюдки, и ты должен бороться с ними. Мы должны бороться с ними.

– Спасибо, Анджела.

Он направился к ней, но она жестом остановила его:

– Нет, Питер. Не сейчас. Мы будем бороться вместе, как семья, но я пока не чувствую, что ты – часть этой семьи. Боюсь, еще рано. Но то, чего ты уже достиг, слишком важно, что позволить им это разрушить. Мы на своих плечах внесли дебаты о наркотиках в двадцать первый век. Никому не позволено остановить нас… Даже твоей бывшей любовнице.

С этими словами Анджела ушла в ванную плакать.

«Булл-Ринг», Бирмингем

Они несколько часов просили милостыню вместе, но ранним воскресным утром в провинциальном городе трудно рассчитывать на хороший улов.

– Я всегда думал, что нищие на улице зарабатывают чертовы тыщи.

– Тогда ты йеще больший придурок, чем йа думала, Томми.

– Да, но ведь все вокруг говорят, что они зарабатывают до черта!

– Говорят те, кто ни разу не пробовал.

Становилось холодно. Особенно мерз Томми, у которого не было пальто. Они нашли несколько картонных коробок, распрямили их и бросили под ноги, чтобы немного защититься от холодного пола на крыльце магазина.

– Ну что, малыш Томми, останешься со мной на ночь? – спросила Джесси.

– Ты хочешь, чтобы я остался?

– Конечно, мы можем укрыться моим пальто, как одейалом, и будем греть друг друга.

– А мне казалось, что ты любишь быть одна.

– На пляже, может быть, или в собственной комнате. Но не на улице и не по ночам.

– Я бы очень хотел остаться с тобой.

– Отлично. А завтра можем вдвойем попробовать вписаться в общежитийе или куда-нибудь йеще.

– Да, завтра все будет в порядке.

Через дорогу у телефона-автомата остановилась большая машина. Томми лениво наблюдал, как из нее вышли двое мужчин, и один из них вошел в будку. Он что-то наклеивал на окно. Томми не видел, что именно.

Джесси не заметила мужчин. Она подсчитывала их жалкий доход.

– Три фунта, – сказала она. – Можно попробовать йеще или купить жареной картошки с рыбой. Ты как?

– Давай подождем, ладно? Еще один фунт, и сможем купить колбасы.

Общество Фэллоуфилд, Манчестер

Голос Томми потерял твердость.

– Если бы я только согласился пойти за картошкой. Но нет, вместо того чтобы встать и пойти, мы остались сидеть… Кто знает, если бы мы ушли в ту самую минуту, все могло обойтись, хотя, возможно, они бы в любом случае нас заметили. Я не знаю. Я знаю только то, что мы остались сидеть и это случилось. Парень через дорогу выходит из будки и уже собирается садиться в машину со своим другом, как вдруг бросает на нас взгляд. Один лишь взгляд, но этого достаточно. Думаю, они с Джесси узнали друг друга одновременно. «О нет», – говорит она. И больше ничего, я посмотрел на нее, она словно окаменела, это лучшее сравнение, какое я могу подобрать, окаменела, черт побери, от ужаса. В следующий момент парень через дорогу направляется к нам, очень быстро, он почти бежит, а за ним следом его дружок. Наверное, Джесси пыталась подняться, но не смогла, потому что ноги запутались в пальто.