Cosa Nostra история сицилийской мафии - Дикки Джон

В 1915 году он переехал в Питтсбург, где набрал группу picciotti- молодых головорезов, преданных лишь ему одному и независимых от главаря местной мафии. Этой группе суждено было стать инструментом его дальнейшего восхождения. Джентиле обнаружил, что «общество чести» Железного города (Питтсбурга) подчиняется крупной банде итальянцев из Калабрии и Неаполя, могущество которой обеспечивала прибыль от оптовой торговли фруктами и овощами. Даже глава питтсбургской мафии собирал поборы с местной общины сицилийцев в пользу этих каморристи, как их дерзко называл Джентиле. (Он подразумевал неаполитанскую каммору- преступное братство, не столь организованное, как мафия.)

Джентиле быстро приобрел репутацию в Питтсбурге. Он и один из его подопечных вызвали сенсацию, когда умертвили человека в переполненном баре в самом центре города. Воодушевленный успехом этой операции, Джентиле решил извлечь пользу из того обстоятельства, что главарь сицилийской мафии подчиняется каморристи. Его головорезы получили новое задание: серия стремительных и эффективных убийств должна была незамедлительно заставить людей из материковой части Италии сесть за стол переговоров. Лидеры обеих сторон встретились под председательством Джентиле. Он унизил каморристи, открыто пригрозив им полномасштабной войной, если они впредь обидят хоть одного сицилийца. Они смиренно уступили руководящую роль сицилийцам. «В тот вечер с каморрой Питтсбурга и прилегающих городов было покончено», — заключил Джентиле. Вскоре после этих событий он застрелил главаря питтсбургской мафии и в роскошном гробу отправил его тело на Сицилию. Таким образом Кола Джентиле сделал себя главарем итальянских преступников этого города. В ходе этого процесса он внес свой первый вклад в дело американизации мафии и возвращения ей статуса итальянской преступной организации.

Одной из замечательных особенностей карьеры Ника Джентиле является его мобильность. Он множество раз переходил из одной группировки в другую: сначала он действовал в Филадельфии и Питтсбурге, потом в Сан-Франциско, Бруклине, Канзас-Сити и снова в Бруклине. Джентиле называет эти группировки словом borgate, итальянским названием окружавших Палермо пригородных селений, ставших колыбелью «общества чести».

Каждый раз, когда Джентиле менял borgata, ему требовалась рекомендация босса, возглавлявшего мафиозную группировку его родной провинции Агриженто. Письма или телеграммы напоминали характеристики, подобные тем, которые рассматриваются при приеме на обычную работу. Необходимость такого рода подтверждений свидетельствует о том, что мнение мафии, оставшейся на далекой родине, имело достаточно большое значение для ее молодого, но уже преуспевающего филиала. Итальянские следственные судьи располагают убедительными свидетельствами того, что эта система рекомендаций действовала, по крайней мере, до начала 80-х годов XX столетия.

В своей биографии Джентиле рисует убедительную картину того, как в годы перед введением «сухого закона» «люди чести», находившиеся в разных уголках США, координировали свои действия. Смертные приговоры, вынесенные главарям-отступникам в одних borgata, передавались другим. Самые важные решения принимал «совет» высшей элиты, в который входили лишь верховные боссы. Имевшая более широкий состав «генеральная ассамблея» выбирала руководителей кланов и обсуждала предложения об убийстве того или иного мафиозо. На подобных собраниях могло присутствовать до ста пятидесяти человек. Со всех уголков Соединенных Штатов приезжали боссы со свитой. Джентиле избегает называть такие собрания судами и язвительно отзывается о «судебных процедурах», которые имели место на генеральных ассамблеях: «Собрание почти целиком состояло из неграмотных людей. Красноречие было тем искусством, которое производило наибольшее впечатление. Чем лучше человек умел говорить, тем больше к нему прислушивались и тем больше он имел шансов направить толпу неотесанных мужланов туда, куда ему нужно».

Нью-Йорк занимал главенствующую позицию в системе borgate. А руководитель мафии Готэма почти всегда становился верховным боссом. Его помощники зачастую могли уладить любое дело еще до начала крупных собраний, которые они использовали лишь для того, чтобы сообщить о своих намерениях.

Между строками автобиографии Джентиле проскальзывает напряжение, которое вносила в его жизнь работа. Периодически возникавшие проблемы со здоровьем и нервное истощение заставили его вернуться на родину, чтобы пополнить запасы жизненных сил. Нельзя сказать, что все эти путешествия были спокойными. В 1919 году ему пришлось скрываться от закона, после того как был застрелен человек из противоборствующей политической фракции. В эти месяцы к нему приехали гости из Америки. Это был Морелло с остатками банды, членов которой лейтенант Джо Петросино считал ответственными за убийство Мадониа, совершенное в 1903 году. Они были приговорены к смерти новым боссом нью-йоркской мафии и отчаянно нуждались в заступничестве Джентиле, который приложил немало усилий и проявил недюжинную храбрость, чтобы укрепить свою репутацию странствующего посредника, человека, способного уладить опасные разногласия. Именно эта дипломатическая деятельность была одной из главных причин его странствий по Соединенным Штатам. В данном случае дело закончилось тем, что большинство членов банды удалось спасти, но только потому, что сам нью-йоркский босс был убит и его место занял толстый коротышка по имени Джо Массериа, которого просто называли «Джо Босс».

Задержавшийся на Сицилии Джентиле не мог извлечь прибыль из тех запасов виски, которые он сделал накануне введения «сухого закона». Но вскоре он все же сумел добыть из огромных потоков наличных денег свою долю и таким образом получил причитавшуюся прибыль с торговли спиртными напитками. В Канзас-Сити он возглавил фирму, занимавшуюся оптовыми поставками товаров для парикмахерских. Но этот бизнес был лишь фасадом, благодаря которому он получал доступ к большим количествам неразбавленного спирта. Формальным предлогом являлось то обстоятельство, что этот спирт использовался в лосьонах после бритья. Также Джентиле стал заниматься торговлей кукурузным сахаром, необходимым для работы запрещенных законом дистилляторов.

«Сухой закон» приводил к бутлегерству, а бутлегерство поднимало на гребень волны самых крепких и самых ярких представителей многонациональных молодежных банд. Рассматривая эпоху «сухого закона» с еще большего расстояния, нежели то, с которого ее рассматривал писавший автобиографию Ник Джентиле, следует сказать, что нарушение этого закона не было прерогативой одних только американцев итальянского происхождения. И все же, за исключением немногих ветеранов, самыми знаменитыми бутлегерами и гангстерами 1920-х и начала 1930-х годов были молодые американцы итальянского происхождения, которые либо родились, либо выросли в Соединенных Штатах. По времени их стремительный взлет совпал с процессами итальянизации и американизации мафии.

Сальваторе Лучаниа был родом из городка Леркара Фридди. Он покинул Сицилию в 1905 году, когда ему было всего девять лет. Когда он вырос, то едва мог произнести на родном диалекте несколько слов. В восемнадцать лет Лучаниа впервые обвинили в серьезном проступке — незаконном хранений наркотиков. Он был и потребителем, и торговцем. «Сухой закон» сделал его одним из самых знаменитых американских гангстеров, который больше известен как Чарльз Лучано, или Счастливчик Лучано. И прозвище, и производившие впечатление большие шрамы на шее он получил, когда еще в начале своей карьеры соперники исполосовали его ножами и бросили умирать. С самого начала Лучано легко сходился с преступниками из других группировок и тесно сотрудничал с такими людьми, как, например, Мэйер Лански по прозвищу Малыш.

Другим примером может служить один из сообщников Лучано, Франческо Кастилья, более известный как Фрэнк Костелло. Он родился в 1891 году, неподалеку от Козенцы, на самом «носке» итальянского «сапога». Сицилийская мафия никогда не вербовала выходцев из этого региона. Семья Костелло, взяв с собой четырехлетнего Франческо, эмигрировала в Америку и поселилась в Восточном Гарлеме. Его первое столкновение с законом произошло в 1908 году. Он совершил разбойное нападение. Но обвинительный приговор не был вынесен, поскольку это было его первое правонарушение. В 1914 его приговорили к году тюрьмы за незаконное хранение оружия. Выйдя на свободу, он женился, но не на итальянке, а затем стал заниматься преступной деятельностью, в основе которой лежали тесные связи с политиками. Вместе со своим деловым партнером Генри Горовицем он открыл компанию «Горовиц Новелти», занимавшуюся изготовлением детских кукол, бритвенных лезвий и принадлежностей для азартных игр. Он стал королем нью-йоркских игорных автоматов.