Все, что блестит - Линда Ховард

Андрос покачал головой.

— Это ничего бы не изменило. Разве вы не понимаете, что Нико проследил бы за вами от самой посадки на рейс, и вас встретили бы после сразу приземления? Встретили и задержали?

Она не подумала об этом, вздохнула Джессика про себя. Если бы только она оставила эту записку!

— Я не собиралась уезжать от него навсегда, — расстроено объяснила она. — Просто мне необходимо некоторое время побыть в одиночестве, чтобы подумать…

Она замолчала, не желая обсуждать свой брак с Андросом. Теперь, после того как он понял, что она любит Николаса, Андрос относился к ней гораздо дружелюбнее, чем раньше, но какая-то внутренняя сдержанность мешала ей быть откровенной до конца.

Андрос сел напротив неё, его сухощавое смуглое лицо выражало беспокойство.

— Джессика, пожалуйста, помните, что Нико — не тот мужчина, который склонен к компромиссам, и всё же он постоянно нарушает свои собственные правила, с тех пор как встретил вас. Я не знаю, что пошло не так между вами. Я думал, после свадьбы положение дел улучшится. Брак должен был заставить вас почувствовать себя более уверенной в том, что Николас будет заботиться о вас, или он не выполняет свои обязанности так, как надо?

Нет, брак не помог. Иногда она думала, что Николас поддался вожделению, которое испытывал к ней, и теперь ощущает свою вину за то, что их брачная ночь стала таким разочарованием для неё. Их отношения были настолько запутаны, что она спрашивала себя, могло ли что-нибудь спасти их теперь.

— Куда он пошёл? — спросила Джессика, совсем упав духом при воспоминании о том, что он отказался даже взглянуть на неё.

Она оскорбила и обманула его, и ему будет нелегко простить её.

— Снова на встречу, на которой присутствовал, — ответил Андрос. — Это срочно, и он не мог не вернуться.

Ещё одна причина быть крайне недовольным ею. Николас оставил важную встречу, чтобы забрать её, и он будет разъярён, когда другие узнают, что его жена пыталась сбежать от него.

— Никто ещё ничего не знает, — Андрос словно прочитал её мысли. — Он сказал только мне по пути в аэропорт.

Благодарение Богу за малые милости, подумалось Джессике, хотя она сомневалась, что это будет иметь большое значение, чтобы как-то повлиять на настроение Николаса.

Не было ничего, чем можно было бы заняться, ожидая его возвращения: хотя в апартаментах было много книг, она не могла успокоиться, чтобы читать. Андрос заказал завтрак для них обоих, и снова ей пришлось заставить себя поесть. После завтрака время тянулось медленно. Джессика вставила диски в стереопроигрыватель и попробовала расслабиться — бесполезная попытка. Она только металась по комнате и тёрла руки друг о друга, словно старалась их согреть.

Величественное солнце клонилось к закату, когда дверь, наконец, открылась, и вошёл Николас. Его смуглое лицо было похоже на ничего не выражающую маску. Он не сказал Джессике ни слова, но о чём-то быстро переговорил с Андросом на греческом. Наконец, Андрос кивнул и вышел из комнаты, и она осталась наедине с мужем.

Её живот скрутило от напряжения, но Николас по-прежнему не смотрел на неё. Стянув галстук и освободив шею, он пробормотал:

— Закажи обед, пока я принимаю душ. И даже не пытайся сбежать — охрана остановит тебя, прежде чем ты выйдешь на улицу.

Джессика поверила ему и в расстройстве закусила губу, когда он исчез в одной из смежных с гостиной комнат. Она не обследовала апартаменты, будучи слишком возбуждена, чтобы проявлять хоть какой-то интерес к окружающей обстановке, поэтому понятия не имела о том, какие ещё комнаты здесь были. Джессика покорно взяла телефон и заказала обед у кого-то, кто говорил на превосходном английском, и подсознательно выбирала те блюда, которые, как она заметила, Николас особенно любил. Был ли это женский инстинкт — попытаться утихомирить его гнев едой? — спрашивала она себя. Когда Джессика поняла, что именно это и сделала, то криво улыбнулась сама себе, чувствуя странное родство с первобытными женщинами, жившими тысячи и тысячи лет назад.

Обед доставили, когда Николас вернулся в гостиную. Его чёрные волосы были всё ещё влажными после душа. Он надел простые чёрные брюки и белую шёлковую рубашку, которая прилипла к его телу в тех местах, где кожа была ещё влажная, открывая взгляду его смуглое тело под прозрачной тканью. Она наблюдала за его лицом, пытаясь определить степень его гнева, но это походило на попытку пробиться сквозь глухую стену.

— Садись, — сказал он отстранённо. — У тебя был очень трудный день, тебе нужно восстановить силы.

Отбивные из ягнёнка с сердцевинами артишоков были лучшим, что она когда-либо пробовала, и Джессике удалось поесть с возросшим аппетитом, несмотря на враждебное присутствие напротив неё. Она почти закончила ужин, когда он заговорил снова, и она поняла, что он ждал этого момента, сдерживая себя от нападок на неё, чтобы не испортить ей аппетит.

— Я позвонил матери, — сказал он, — и сказал, что ты была со мной. Она была в ужасе, конечно, как и все остальные. Ты принесёшь извинения за свою неосмотрительность, когда мы вернёмся домой, хотя я сумел замять дело, сказав матери, что ты тайком пробралась в Афины, чтобы побыть со мной. Она была довольна, что ты чувствовала себя достаточно хорошо, чтобы так романтично преследовать меня, — закончил он саркастически, и Джессика вспыхнула.

— Я не догадалась оставить записку до отъезда, а потом было уже слишком поздно, — призналась она.

Он пожал плечами.

— Неважно. Ты будешь прощена.

Она медленно положила вилку около тарелки и собрала всю свою храбрость.

— Я не оставляла тебя, — попыталась объяснить она. — По крайней мере…

— Проклятье, а выглядело всё именно так! — рявкнул он.

— … не навсегда, — упорствовала она.

— Вот тут ты права. Я вернул бы тебя назад самое большее в течение двух дней, — он, казалось, хотел добавить к этому что-то ещё, но воздержался и сказал только: — Если ты закончила, возможно, самым разумным с твоей стороны будет пойти и принять ванну. Я могу свернуть тебе шею, если должен буду выслушивать твои оправдания прямо сейчас!

Мгновение Джессика сидела с вызывающим видом, а потом упрямо сжала губы и пошла туда, куда он её направил. Прямо сейчас он был не в том настроении, чтобы проявить благоразумие, и, если она станет и дальше выслушивать его язвительные упрёки, то может потерять самообладание, а ей бы не хотелось, чтобы это случилось. Сцены между ней и Николасом быстро превращались в яростные схватки, но всегда заканчивались одним и тем же — он начинал ласкать её, желая заняться с ней любовью.