Последняя надежда творцов - Иван Афанасьев

Кондрахин сделал паузу. То, что он говорил, нуждалось в расчетах и обоснованиях. Но сейчас он оставлял это будущим поколениям. Важно было дать общую идею.

— Потребуется два или три десятка лет постоянного воздействия, и уровень моря упадет настолько, что теплые течения уже сами не смогут пробиваться к островам. Без всяких усилий конды Иоракау начнут получать все новые участки суши. И они будут на западе, в дневном полушарии! Уже не только Зеленый Мыс, но и новые острова смогут выращивать лес и съедобные растения, там появятся новые берега, богатые рыбой. Ценой всего этого станет похолодание восточных районов, где и так почти никто не живет. Возможно ли это? Я скажу вам — да, возможно, если конды объединятся с каменниками. Они, как раса старшая, умеют концентрировать и передавать вдаль огромные потоки энергии.

Юрий замолк и сел. Идея вброшена. Осуществима она, полезна ли, разумна — решать не ему. Впервые у кондов появилась мысль, обсуждение которой способно сплотить всех. Остановившимся взглядом смотрела на него колдунья с Зеленого Мыса. Несомненно, она прекрасно поняла, что присутствовала сейчас при конце привычных отношений в этом мире. И им, Союзу Самок, придется определять свою позицию и мириться с неизбежными изменениями. Какими бы они не были.

Колдунья за все собрание ничего не сказала, внимательно выслушивая всех выступающих. Кондрахин пытался постичь ее мысли, но потерпел неудачу. Зато после собрания, перемолвившись коротко с колдуном-майором, она обратилась мысленно к землянину.

— С тобой хотели бы побеседовать наши Мудрейшие. Я могу взять тебя с собой сейчас. Мое присутствие здесь излишне.

— Ты полетишь, держа меня за руку? — Юрий понял, что ему предоставляется редкая возможность — покинуть город, пока им не занялись мстительные чародеи. — Я сам летать не умею, госпожа. Ты даже не назвала мне своего имени.

Называть себя колдунья не пожелала. Самки Зеленого мыса бережно относились к своим именам. Зато Юрий не ошибся в другом — лететь вместе они могли, только держась за руки.

— Овиту, я улетаю на Зеленый Мыс. Когда вернусь, не знаю. Продолжай наше дело, теперь в нем главный — ты.

Колдунья взяла Юрия за руку. Прикосновение внешне казалось самым обычным. Но своим энерговидением он увидел, что вокруг их тел сплетаются белые линии, сливаясь в непрозрачный энергетический кокон. Обычное зрение кокона не обнаруживало. Город неожиданно поплыл вниз, в лицо ударил ветер, желудок судорожно сократился. Колдунья вытянулась в направлении полета, и Кондрахин поневоле принял сходное положение. Внизу проплывали серые бесплодные пески. Они летели на северо-запад.

"Высота метров пятьсот, скорость километров двести в час. Но воздушный поток не так силен, дышать можно свободно". Мысленную связь с колдуньей Юрий установить не пробовал. Судя по всему, полет требовал от колдунов невероятной траты сил. Навряд ли сейчас посланной Союзом Самок колдунье хватило бы сил или внимания на занятия другими делами.

Где-то через час Кондрахин по-настоящему замерз. Температура на такой высоте была плюсовой, а на нем была кожаная одежда и сплетенный из водорослей плащ колдуна. Но пронизывающий ветер постепенно отбирал все тепло его тела. Зато вдали, где смутно вырисовывались в свете Капли изгибы береговой линии, западный горизонт посветлел.

Колдунья обратилась к нему сама.

— Твоя рука холодна. Я чувствую, что и все твое тело остыло. Я не могу сейчас приземляться, на взлет моих сил не хватит. Сколько ты сможешь продержаться, не потеряв сознания?

— Двадцатую часть прохода Капли по небу.

Юрий использовал одну из наиболее распространенных местных единиц измерения времени. По земному, он рассчитывал продержаться около сорока минут. Быть может, он получит обморожение конечностей или носа. Не страшно. Если колдунья будет вынуждена приземлиться на землях чародеев, может случиться худшее. Он прекрасно помнил, что вдоль границы располагались воинские отряды, и среди них — отряды левых самцов, нечувствительных к колдовским усилиям правых самцов и самок.

Небо на западе быстро светлело. Внизу, вдоль светлеющих нитей ручьев, Юрий заметил темно-зеленые ленты. "Растительность. Этим растениям хватает нескольких часов сумерек в сутки. А ведь ног я совсем не чувствую…"

Теперь они летели над заливом, усеянным рыбацкими лодками. Среди лодок недвижно чернело несколько крупных кораблей со спущенными парусами. "Охраняют рыбаков, должно быть." Уже все небо в направлении полета стало голубым, как перед рассветом. Под ними промелькнула береговая черта, и они теперь летели над лесом.

Разглядеть сверху деревья было невозможно, но это был лес. Полянки, речки, песчаные дюны, покрытые редкими кустами. Из-за горизонта ударили в глаза Кондрахину яркие лучи местного светила. "На Зеленом Мысу называют свое светило Кондови, а в теневых областях попросту светилом. Им ни к чему его собственное название, раз они знают о его существовании из книг и рассказов".

Колдунья заметно снизилась, но и здесь лучи Кондови били Юрию в глаза, заставляя его отворачиваться. Он уже не ощущал своего тела, но рука пока чувствовала прикосновение колдуньи. Скорость их полета вдруг замедлилась, вместо непрерывного мельтешения зеленых вершин, холмов и лугов Кондрахин разглядел петляющую по лугу речку, несколько деревянных домов. Луг пошел им навстречу, колдунья убрала руку, и Кондрахин рухнул на траву лицом вниз. Онемевшие ноги не смогли его удержать.

Долго лежал землянин, овеваемый ласковым теплым ветерком, согреваемый лучами низкого светила этой планеты. Самки, постоянно находившиеся возле него, легкими поглаживаниями уняли боль, появившуюся в согревшихся руках и ногах. Когда Юрий, наконец, смог встать, он обнаружил, что имеет свой естественный вид. Он больше не был фальшивым левым самцом конда, он был человеком.

— Ты можешь помыться в реке, пришелец. В ней нет опасной для тебя живности.

Рядом с Кондрахиным находилась теперь всего одна самка. Как и все остальные — неопределенного возраста, ухоженная, одетая в разноцветные шелковые одежды. Рядом с ней на траве аккуратной стопкой лежали предназначенные для землянина одежды.

— Старую одежду брось в реку. Одень эту. Климат Зеленого Мыса теплее, чем Теневой Стороны. Я буду ждать тебя в доме под гнездом.

Самка сделала короткий жест рукой и землянин разглядел: на крыше одного из домов находилось большое птичье гнездо. Самка неспешно пошла к дому, а Кондрахин удрученно осмотрел себя. "Грязен, наверняка пахну плохо, и вообще я должен казаться им уродом." Он пошарил по карманам. Его камень на месте, складной нож из Цоргела на месте, оберег чародея — Туманный Кристалл — тоже цел. Им Юрий еще не пользовался, и надеялся, что — не придется. Туманный кристалл мог, если его потереть сухой материей, вызвать немедленную конденсацию паров воды в окружающем воздухе. Если воздух влажный, морской, образовывалось туманное облачко шагов пятнадцати в поперечнике. Сухой пустынный воздух мог выделить лишь столько влаги, чтобы контуры фигуры скрылись от глаз прицелившегося стрелка. Возможно, в этом явлении вовсе не было никакого колдовства, но все книги утверждали, что воспользоваться Туманным Кристаллом может только колдун. И — только самец.

Магия кондов утверждала, что самки совершенно неспособны к любому воздействия на погоду. Больше того, даже их присутствие поблизости могло свести на нет колдовские умения самца. Выложив все нужные предметы на траву, Юрий разделся. Он с удовольствием забросил старую одежду в воду, а затем осторожно вошел в реку. Дно оказалось илистое, немного топкое, и идти по нему было неприятно. Как только вода дошла ему до пояса, землянин поплыл.

"Теплая вода, и чистая. Дай-ка я нырну. Ого, какие здесь улитки здоровые." Поплескавшись, Юрий почувствовал голод. Натянув штаны, он с огорчением обнаружил, что привычного клапана на промежности в них нет. Если у него расстроится после местной пищи желудок, придется снимать штаны, являя всем свое земное естество. "Может быть, здесь меня растительной пищей покормят. Как бы сейчас хорошо картошечки жареной поклевать!"

Когда землянин подошел к дому с гнездом на крыше — "совсем как у нас аисты гнезда плетут" — самка вышла ему навстречу. Она пригласила его сесть за стоящий возле дома стол. На столе в мисках лежала уже привычная пища: рыба, сушеный осьминог, водоросли, вареные краболусы. Рядом стояли тарелки, в которых лежали незнакомые плоды, выглядевшие невероятно аппетитно.

Юрий прикоснулся только к рыбе. Он помнил, что эту пищу его желудок мог обработать без расстройства.

— Не знаю, госпожа, твоего имени. Плоды эти мне незнакомы, я боюсь, что мой желудок с ними не справится. Поэтому я ограничусь рыбой.

— Ты поступаешь обдуманно. А имя мое ты узнаешь позже, когда мы изучим все последствия твоих деяний. Наши имена — не для каждого встречного.