Гордость и предубеждение и зомби - Джейн Остин

Боясь, что ее увидят, она отошла от окна и принялась прохаживаться по комнате, стараясь немного успокоиться, однако, заметив, с каким любопытством поглядывают на нее дядя с тетушкой, разволновалась пуще прежнего.

Мисс Дарси с братом вошли в комнату, и внушавшее столько трепета знакомство наконец состоялось. Элизабет с удивлением поняла, что ее новая знакомая смущена чуть ли не сильнее ее. Будучи в Лэмтоне, она уже не раз слышала, что мисс Дарси невероятно горда, но, понаблюдав за ней несколько минут, Элизабет убедилась лишь в том, что та невероятно застенчива. Ей с трудом удавалось добиться от нее хоть слова, помимо односложных ответов.

Мисс Дарси была высокого роста и гораздо крупнее Элизабет. Ей было всего шестнадцать, однако фигура ее уже вполне оформилась, и выглядела она очень женственной и кроткой. В ее движениях чувствовалась природная грация, и хотя было заметно, что ей еще только предстоит овладеть многими смертоносными искусствами, в ней не сквозила огорчительная неуклюжесть, свойственная столь многим ее ровесницам. Ее ноги и пальцы были необыкновенно длинными, и Элизабет не могла не подумать о том, какой прекрасной ученицей она могла бы стать, если бы только пожелала с большим рвением следовать примеру своего брата. Она была не столь хороша собой, как мистер Дарси, но в ее глазах читались ум и доброта, и держалась она просто и учтиво.

Они беседовали всего несколько минут, когда мистер Дарси упомянул о том, что к ним вскоре присоединится Бингли, и едва Элизабет успела выразить свою радость и подготовиться к его визиту, как на лестнице послышались неловкие, шумные шаги и в комнату вошел сам Бингли.

Элизабет давно уже перестала на него сердиться, а если бы даже и сердилась, то не смогла бы устоять против его искреннего восторга от того, что он вновь ее видит. Он самым дружеским тоном справился о здоровье ее родственников, впрочем, никого особо не выделяя, и обращался ко всем в присущей ему добродушной манере.

Увидев Бингли, Элизабет, разумеется, тотчас же подумала о Джейн. О, как бы ей хотелось знать, занимают ли его те же мысли! Иногда ей казалось, будто бы он стал молчаливее, чем раньше, а иногда она с удовольствием отмечала, что он смотрит на нее так, словно ищет в ее чертах сходство с другим лицом. Но даже если все это и было игрой ее воображения, в его отношении к мисс Дарси, предполагаемой сопернице Джейн, она никак не могла ошибаться.

Они не обменялись ни единым взглядом, свидетельствовавшим о взаимной привязанности. Не было сказано ни единого слова, которое могло бы оправдать надежды мисс Бингли. Вскоре она полностью в этом убедилась, а кое-какие мелочи в поведении Бингли означали, на ее пристрастный взгляд, что он с нежностью вспоминает о Джейн и охотно заговорил бы о ней, если бы осмелился. Когда остальные были увлечены беседой, он, обратившись к Элизабет, с отчетливым сожалением в голосе заметил, что «с их последней встречи прошло так много времени», и прежде, чем она успела ответить, добавил:

— Прошло уже более восьми месяцев. Ведь мы не виделись с двадцать шестого ноября, когда мою прислугу в Незерфилде посетили столь неприятные гости.

Элизабет порадовалась тому, как точна его память, а спустя некоторое время он, улучив минуту, когда другие его не слушали, спросил, все ли ее сестры сейчас в Лонгборне. Ни вопрос, ни предшествовавшее ему замечание сами по себе ничего не значили, однако его взгляд и голос наполнили их особым смыслом.

На самого мистера Дарси она посматривала нечасто, но стоило ей хоть мельком взглянуть на него, как она ощущала радостное волнение, с которым не могло сравниться даже ее ликование во время битв с легионами Дьявола. Во всем, что он говорил, не было и намека на прежнее высокомерие и презрение к своим собеседникам, и из этого Элизабет заключила, что улучшение его манер, которое она наблюдала вчера, по меньшей мере продлилось более одного дня. Видя, как он старается заслужить расположение людей, знакомство с которыми еще несколько месяцев назад стало бы для него позором, как он любезен не только с ней, но и с ее родственниками, которых он так открыто презирал, Элизабет была совершенно обескуражена такой разительной, невероятной переменой. Она затруднялась объяснить свое состояние, в какое прежде никогда не впадала без чашки чаю с молоком дракона.

Ни в компании его близких друзей в Незерфилде, ни в обществе знатной родни в Розингсе ей не доводилось видеть его столь учтивым, особенно если учесть, что его усилия не принесут ему особой выгоды, да и само знакомство с теми, к кому была обращена вся эта учтивость, вызовет насмешки и осуждение дам как в Незерфилде, так и в Розингсе.

Гости пробыли у них около получаса, и когда собрались уходить, мистер Дарси попросил сестру вместе с ним пригласить мистера и миссис Гардинер, а также мисс Беннет отобедать у них в Пемберли, пока они находятся в этих краях. По смущению мисс Дарси было заметно, как мало она привыкла к роли хозяйки дома, однако она с готовностью присоединилась к просьбе брата. Миссис Гардинер взглянула на племянницу, которой приглашение касалось более всего, желая узнать, по душе ли оно ей, но Элизабет в этот момент отвернулась. Тогда она рассудила, что столь подчеркнутое безразличие скорее говорит о сиюминутном смущении, чем о нежелании принимать приглашение. К тому же она видела, что мистер Гардинер, любящий общество, охотно отобедал бы в Пемберли, поэтому взяла на себя смелость ответить согласием за всех троих и условиться, что они приедут послезавтра.

Бингли обрадовался предстоящей новой встрече с Элизабет, сказав, что желает еще о многом с ней побеседовать и расспросить ее обо всех их друзьях в Хартфордшире. Элизабет, тотчас же приписав это желанию поговорить с ней о сестре, была очень довольна этим да и всем случившимся и после ухода гостей даже решила, что впервые столь приятно провела время, не пролив ни капли крови. Стремясь поскорее уединиться и опасаясь расспросов и намеков со стороны дяди и тети, она лишь выслушала их похвалы Бингли и поспешила к себе в комнату переодеваться.

Однако ей не следовало опасаться любопытства Гардинеров — в отличие от ее вездесущей матушки, они не настаивали на откровенности. Им было ясно, что Элизабет гораздо ближе знакома с Дарси, чем им представлялось ранее, и что он без ума от нее. Их интересовало многое, но они не считали себя вправе выпытывать подробности.

Теперь им пришлось в срочном порядке изменить к лучшему свое мнение о мистере Дарси — впрочем, за время знакомства они так и не нашли в нем каких-либо недостатков. Они были так тронуты тем, как он спас их в Пемберли и как любезно принял после, что если бы им довелось выносить суждение о его характере, основываясь лишь на своих чувствах и рекомендации экономки, то в хартфордширском обществе ни за что бы не поверили, что они говорят о мистере Дарси.