Малыш: мамино счастье - Ирина Чеснова

Облегчение я почувствовала лишь через полтора месяца. Оно наступило как-то вдруг. Как будто кто-то щелкнул пальцами и – раз! – все вмиг изменилось. Наладился режим дня, частота кормлений, исчезли колики и плач без причины. Я как будто въехала на нужную колею, нашла наш с Дашей общий ритм. Мы поняли друг друга, между нами установилась глубокая связь. Но самое главное – постепенно сошла на нет моя нервозность и суета: я больше не ощущала себя натянутой струной. Я снова могла контролировать свое поведение, свои эмоции и стала замечать вокруг все больше поводов для радости.

Вообще полтора-два месяца после родов (то есть первые шесть-восемь недель) – это тот самый период, который отведен природой на восстановление всех функций женского организма, стабилизации лактации и морального состояния. Все эти шесть недель мама и малыш привыкают не только к новой жизни, но и друг к другу, настраиваются на одну волну, учатся взаимопониманию . Этого сложного времени «притирки» просто не может не быть!.. Пролетит месяц-другой, жизнь войдет в новое русло и, поверьте, все расставит по своим местам.

Когда в душе пустота

В первой части книги я рассказывала о своей подруге Ольге, о том, с каким трудом ей удалось зачать долгожданного малыша. Вот продолжение ее истории.

Своего мальчика Оля вынашивала очень бережно. Выполняла все рекомендации врача, следила за собой. Единственное, что серьезно беспокоило подругу – заболевание почек (пиелонефрит). Из-за него Оле пришлось провести не одну неделю в инфекционном отделении выбранного роддома. Именно там и застало ее начало родов.

Роды прошли отлично: неожиданно быстро и даже, можно сказать, весело. Но после радостного события, к всеобщему изумлению, Оля почувствовала себя плохо. Резко упал уровень гемоглобина в крови, одолела слабость. Подруга могла существовать только в горизонтальном положении. Все попытки встать давались с огромным трудом. Матка сокращалась очень болезненно, голова гудела, сил ни на что не было. Выглядела Оля ужасно – вся пожелтела, щеки впали, глаза сузились. Сердобольные медсестры ласково прозвали ее «наш китайский друг».

Моральное состояние Оли было ничуть не лучше. Своего сына – Максика – она… боялась. Когда из детского отделения ей приносили ребенка, она машинально пыталась его покормить и не могла дождаться, когда же его унесут обратно. Если малыш в короткие мгновения их общения начинал плакать, подруга цепенела от ужаса. Она не знала, как его успокоить, нервничала. И ей было ужасно неловко перед соседками по палате за этот несмолкаемый плач.

Именно такой – слабой, разбитой, деморализованной – Оля вернулась домой. Еще по дороге ее охватила паника. Она поняла, как спокойно и легко было в роддоме. И как страшно и трудно будет дома, наедине с маленьким комочком, за которым она и ухаживать-то толком не умеет. Машина не просто везла ее домой, она везла ее в другую жизнь. И Олю не покидало чувство, что это она недавно родилась и начинает жизнь с чистого листа.

В квартире, где намечалось традиционное в таких случаях семейное торжество, началась неизбежная суета. Суеверные родственники стали на перебой говорить, что первым делом новорожденного малыша надо положить на шубу. На обычную зимнюю шубу – чтобы он всю жизнь жил в достатке и ни в чем не нуждался. Из шкафа вынули Олину шубу, поверх пристроили Максика. Обряд был произведен.

Потом начались советы. Как кормить, как мыть и переодевать, как укладывать. Олю это ужасно нервировало, мальчика, судя по всему, тоже – он горько плакал и никак не мог успокоиться. Тишина наступила, лишь когда за любящими бабушками-дедушками захлопнулась дверь.

Будущее не сулило ничего хорошего. Новоиспеченная мамочка еле передвигала ноги. Но самое ужасное было то, что к своему сыну, появления которого она с таким упоением ждала, Оля не чувствовала НИЧЕГО. Ни любви, ни нежности. Ее не умиляли его крохотные ручки и ножки, смешные гримаски. Ей не хотелось лишний раз его взять на руки, погладить по щечке, прижать к сердцу, поцеловать. В душе была пустота.

Подруга существовала «на автомате»: ухаживала за Максиком, кормила его по требованию, соблюдала диету. Но делала это чисто механически. Без внутреннего порыва, без желания. Первое время она даже по имени сына не называла.

Подруга сама не могла понять, как такое могло произойти с ней? Она никогда не скупилась на эмоции, чувства всегда переполняли ее. Это правда. Более душевного человека, чем Оля, я еще не встречала. Она живет сердцем, но после рождения сына Олино сердце как будто окаменело. Чем это можно объяснить? Только одним – глобальной гормональной перестройкой всего организма. От нее не спрячешься. Природа.

Лишь через месяц после родов Оля понемногу стала приходить в себя. И в ее случае «приходить в себя» стоит понимать буквально: то есть возвращаться в свое прежнее «Я», вновь испытывать всю гамму человеческих чувств, радоваться, переживать и… любить. Любить своего долгожданного сына.

Что может помешать проявлению материнских чувств?

Иногда чувства к ребенку возникают не сразу. На то есть ряд причин и не всегда только гормональных. Вот самые распространенные из них.

1. Из-за рождения ребенка не осуществились важные жизненные планы, на которые мама возлагала особые надежды (например, она была вынуждена прервать многообещающую спортивную карьеру, в которую было вложено столько сил и средств), поэтому малыш воспринимается как помеха на пути к желанной цели. Более широко: ребенок может восприниматься как помеха в жизни вообще (он мешает спать, общаться с друзьями и строить карьеру).

2. Родившийся малыш совсем не похож на того ангелочка, который представлялся маме в мечтах: он нескладный и некрасивый, непонятно что требует, с ним невозможно наладить контакт. Это совсем не то, чего она так ждала… Отсюда вывод: не стоит рисовать в воображении конкретный образ будущего ребенка. Живой малыш – хотя бы поначалу – точно в него не впишется.

3. Беременность и роды проходили очень тяжело, и ребенок в данном случае невольно становится источником мучительных страданий. Очищения радостью не происходит, боль не забывается, чувства к малышу не приходят.

Подслушано в Интернете:

«Он был изначально совсем чужой, орал, а я не понимала, чего он хочет… Я его ненавидела за всю ту боль, которую он мне причинил. Несколько месяцев мне снилось, что я его утопила или выкинула в окно. Просыпалась в холодном поту и, чтобы успокоиться, протягивала руку к кроватке, брала маленькую теплую ручку в свою, и становилось спокойнее. Пришло все позже, не тогда, когда малыш появился, потом. И сейчас я понимаю, что мой сын – самое лучшее, что я когда-либо сделала, и что именно для этого мы все и живем: для того, чтобы сделать будущее наших детей лучше. Сейчас хочу второго ребенка и уже точно знаю, что когда он появится, у меня не будет ТЕХ ощущений, потому что самое большое счастье – это дети, и чтобы они были здоровы».

4. Малыш очень похож на человека, который вызывает у мамы сильные отрицательные эмоции (ушедший отец ребенка, «любимая» свекровь), и на ребенка как бы переносится негатив, «предназначенный» совсем другому человеку.

5. Несовпадение темпераментов и других личностных особенностей мамы и малыша (мама со слабой нервной системой – возбудимый ребенок: он громко кричит и требует много внимания, а маме плохо от постоянного шума и ни на что нет сил, она не в состоянии быть в контакте со своим ребенком, почувствовать и порадоваться ему).

6. В родительской семье, где росла мама, не было близких, сердечных отношений, и это воспринималось как норма. Мама не впитала в себя чувства любви и тепла и теперь не может «передать» их своему ребенку.

Подслушано в Интернете:

«…Дети, которых недолюбили в детстве, вырастают, и выясняется, что они равнодушны к своим детям точно так же, как в свое время были равнодушны к ним. Они воспроизводят и транслируют те же холодные отношения, к которым привыкли в детстве (ведь других они не знают). И так год за годом, из поколения в поколение… Как разорвать эту страшную цепь? Здесь нет готовых рецептов. Но надо, надо разбираться со всем этим, надо задавать себе вопросы, надо захотеть положить конец этому «родовому проклятью». И пусть тех, кто на это решился, не пугает осуждающее «общественное мнение» и крики «Да таких, как вы сжигать надо!». Осознать, что внутри тебя пустота, что ты не умеешь, с детства не знаешь, каково это – любить, самому себе признаться в своей «постыдной» тайне – уже начало. Значит, не все равно…»

У нас все еще принято говорить о «материнском инстинкте», о том, что он заложен в каждой из нас. В роддоме, видимо, должен щелкнуть какой-то мощный тумблер, и чувства к ребенку – раз! – вспыхивают яркой лампочкой.