Сокровища и реликвии эпохи Романовых - Владимир Лебедев

«Тов. Борщеву. Прошу Вас организовать реализацию тов. Кобулова.

7 июня еще одна:

«Тов. Корниенко. Поручите тов. Шестакову заняться этим вопросом. Заготовьте запрос о Пурроке. Проследите за прибытием. Встретьте его и доложите мне.

В тот же день аккуратненько в уголке: «Шестакову. Исполнить. Корниенко».

Приехавшего в сопровождении оперативника Пуррока поселили в закрытой чекистской гостинице «Селект». А уже на следующий день, 9 июня 1941 г., вместе с двумя сотрудниками оперативно-чекистского отделения 5 спецотдела Кузьминым и Митрофановым он выехал поездом Москва — Иркутск в Сибирь. Позднее столь скоропалительная отправка секретной чекистской экспедиции за «золотом Колчака» дала бывшему начальнику этого отдела генерал-майору госбезопасности Владимиру Владимирову основания утверждать, что к ее организации отнеслись непростительно легкомысленно. Решили, что всего-то нужно добраться до места, которое укажет Пуррок, да выкопать золото. Поэтому в поездку отправились налегке, взяв лишь охрану из подразделения, за которым был закреплен эстонец.

В действительности все оказалось намного сложнее. Это видно из дневника, который начиная с 14 июня вел Кузьмин и где подробнейшим образом описывал все происходящее. Перепечатанный, он занимает ни много ни мало 30 машинописных страниц. Вот некоторые выдержки из него:

«14.6.41 г. В поезде в разговоре Пуррок уточнил, по каким путям отступала армия Колчака… В разговоре со мной он очень часто говорил о плохом состоянии здоровья, что ему нужно серьезно лечиться. Я такие разговоры всегда сводил к тому, что все зависит от него, если будет обнаружено то, за чем мы едем, то он не только будет обеспечен лечением, но и вообще вознагражден. Пуррок после таких разговоров оставался очень доволен, так как видно по всему, что его интересует в первую очередь вознаграждение.

Пуррок мне сообщил следующие ориентировочные данные:

1. Отступление шло от района Новосибирска до станции Т.

2. Шли параллельно ж.д. пути с северной стороны полотна.

3. На станции Т. пересекли ж.д. полотно и стали двигаться в южном направлении от ж.д.

4. В 4–5 км от станции был закопан клад.

5. Когда закопали клад, полковник Жвачин крикнул Пурроку: «Запишите: 5-я дорога от просеки вправо».

6. «Я, когда уходил, — говорит Пуррок, — то заметил, что мы закопали клад между трех пихт, а на них была повалена береза. В 1931 году, по моему мнению, я эту березу нашел, она имела такой же наклон (в северную сторону), но была наполовину сломана, пихт и пней я не обнаружил».

13 июня в 5 часов 30 минут по местному времени мы подъехали к станции Т., сдали вещи в камеру хранения, а сами отправились на место, где Пуррок с Лехтом были в 1931 году».

В тот же день Кузьмин разыскал старые карты, выяснил фамилии старожилов, знающих все проселочные дороги и таежные тропы, заручились поддержкой местного отделения НКВД, да еще спорил с Пурроком, поскольку пришел к выводу, что тот путает стороны железной дороги.

«14 июня. Всю ночь шел сильный дождь, утром прекратился. Дул сильный северо-западный ветер, на улице грязь, дороги размыло, но мы решили идти на поиски. Взяли с собой компас, рулетку, папку с бумагами и на всякий случай лопату и топорик».

И тут появились первые сомнения. В тот день они отшагали 20–25 километров. А вечером местный оперуполномоченный Кротов, знаток окрестностей, разошелся с Пурроком в определении маршрута отступления Колчака. «Эстонец подавлен, волнуется, плачет. Мы чувствуем, что он совершенно дезориентирован и не знает, что делать», — записал Кузьмин в дневнике.

15 июня он подробно описывает разговор с неким стариком по фамилии Литвинов, указавшим, где была первая просека, от которой нужно найти 5 дорогу. Чекисты-кладоискатели установили вроде бы девять дорог. По рассказам и толкованиям старожилов была составлена «Примерная схема тракта с таежными дорогами, где проходила отступающая армия Колчака».

«Пуррок сегодня никакого участия в работе не принимал, лежит в постели в гостинице, заболел, не может ходить, — констатирует Кузьмин. — В больнице ему сказали, что у него грыжа, прописали разные лекарства. Вечером с Митрофановым еще раз устроили Пурроку основательный допрос. Он совершенно как будто пришиблен. Я, говорит, даже сейчас себе не верю, что в 1931 году был с Лехтом на том месте, где зарыли клад, т. к. сейчас все резко изменилось. Опять плачет, думает, что мы ему не верим».

Кузьмин намечает большой — на две машинописных страницы — план на следующий день. А запись 16 июня начинается знаменательной фразой: «Сегодня мы окончательно убедились, что не Пуррок показывает нам, где зарыт клад, а я и Митрофанов ищем место при слабой и иногда противоречивой консультации Пуррока».

Очевидно, чекист Кузьмин был очень неглупым человеком. Придя к выводу о бесполезности Пуррока, он решает начать собственное расследование. Изучив карту и проанализировав рассказы местных жителей, определяет три возможных пути отступления колчаковцев. Вроде бы, наконец, отыскалась и 5 дорога: «Она имеет все приметы, что здесь раньше росли крупные пихты, кедр, береза и осины, чего нет на других дорогах, — пишет он в дневнике. — Найти какие-то углубления, которые указывают на осадок почвы, нам не удалось, т. к. очень густая и высокая трава, цветы и папоротники все сглаживают… Очень страдаем от мошкары, комаров и особенно лесных клещей».

Видимо, Кузьмин уже заразился лихорадкой кладо-искательства. На 17 июня он планирует рыть шурфы в три линии и намечает, где именно. «Через НКВД подобрал трех землекопов для работы с разведочной группой инженеров».

Однако начать шурфовку не удалось, поскольку всех рабочих неожиданно мобилизовали на один день для выполнения «спецзадания». Пуррок по-прежнему болен — воспаление грыжи, температура. Заболел и его коллега Митрофанов. 19 июня приступают наконец к шуфровке, но пока ничего не находят.

«22 июня. С 7 утра до 6.30 вечера производили шуфровку. Никаких признаков того, что мы ищем. Пришли в гостиницу, узнали о нападении на СССР Германии».

На этом записи в дневнике чекиста Кузьмина обрываются.

По секретному мобилизационному плану, в случае начала крупномасштабных боевых действий, золотой и алмазный запасы СССР предписывалось в течение 72 часов эвакуировать из Москвы в глубь страны. Поэтому чекисты-кладоискатели вместе с Пурроком немедленно выехали в столицу. Для них наступила горячая пора: эвакуация Гохрана и сотрудников, сооружение новых хранилищ в Новосибирске, Свердловске, Челябинске, потом возвращение в Москву вывезенных ценностей. Так что до «золота Колчака» руки не доходили.

А виновника всей этой истории Карла Пуррока отправили в Бутырку и завели уголовное дело по обвинению его в «обманных действиях, причинивших ущерб государству». Причем, даже в критические для страны дни, осенью 1941 г., когда шло сражение на подступах к столице, для эстонца у чекистов нашлось время. 4 декабря было подписано обвинительное заключение:

«Обвиняется в том, что с целью пробраться в Москву и др. города Союза ССР неоднократно подавал заявления генеральному консулу СССР о том, что будто им в 1919 году при отступлении армии Колчака зарыто около 50 пудов золота, однако местонахождение клада не указал, явно злоупотребив доверием. Действия Пуррока по розыску этого клада, поездки в Берлин, его связи с Кайзером и Митовым подозрительны на шпионаж.

Дело подлежит направлению в Особое совещание при НКВД Союза ССР».

Как это ни парадоксально, спасло Пуррока ненайденное «золото Колчака». Иначе не миновать бы ему ВМН — высшей меры наказания, к которому в горячке тех суровых дней приговаривались за куда меньшие провинности. А ему вменялись «сознательный обман и нанесение ущерба государству», да еще подозрение в шпионаже. Однако приговор был неожиданно мягкий: пять лет исправительно-трудовых лагерей по статье 169 ч. 2 УК РСФСР, то есть за простое мошенничество. Согласно ему, кладоискателя-неудачника отправили до лучших времен в один из саратовских лагерей.

Очевидно, высокое начальство не теряло надежду рано или поздно все же разыскать золотой запас Российской империи и получить за это высокие награды Родины. Но произошло непредвиденное: в 1942 г. заключенный Пуррок умер.

И все-таки история самого большого российского клада на этом не кончилась. Начальник 5 спецотдела НКВД Владимиров помнил о нем и даже обращался к начальству с предложением возобновить поиск, уже с привлечением специалистов и техники. Но в конце концов похоронил эту идею как не реальную. Золото в годы войны практически не расходовали, если не считать Ют, взятых из Гохрана для оплаты военных поставок союзников. Специалисты же и техника были в дефиците в то время. А в 1946 г. генерал-майора госбезопасности Владимирова назначили начальником Горьковского областного управления КГБ и заниматься кладоискательством ему было не с руки.