Возвращение из Индии - Авраам Иегошуа
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она была четвертой женщиной в моей жизни. Но она была единственной, вызвавшей у меня ощущение, будто я веду огромный океанский лайнер в глубоководную гавань. В отличие от всех остальных, будораживших меня внезапными криками, стонами и глубокими вздохами, она за все время нашего слияния не произвела ни малейшего шума; даже дыхание ее оставалось спокойным и тихим, как если бы, пораженная своей уступчивостью, она заодно лишилась бы возможности получать более сильные ощущения и удовольствие. Оказалось, что она впервые изменила своему мужу — она сочла необходимым сказать мне об этом в тот момент, когда она высвободилась из моих объятий и быстро поднялась, собирая свою одежду. Я поверил ей, и, испытывая гордость, переполнявшую мое сердце, в то же время ощутил некую сочувственную горечь из-за того, что я привнес в ее жизнь. Желая показать, что она всецело может мне довериться, я не пошел за своей одеждой, лежавшей в соседней комнате на полу, а остался нагим, сидя на кровати со скрещенными ногами.
— Ты похож сейчас на того сумасшедшего немца, который на легком самолетике проник в святая святых России, посадив его, в обход всех заслонов на Красной площади, — неожиданно сказала она с какой-то обидой в голосе, собирая растрепавшиеся волосы в тугой узел на затылке. И, видя недоумение на моем лице, добавила со странной улыбкой: — Не пойму, как ты тоже ухитрился проникнуть ко мне в святая святых моей добропорядочной замужней жизни.
Ожидала ли она от меня какого-то ответа? Я предпочел держать язык за зубами и остался сидеть, как сидел, втянув голову в плечи, боясь, чтобы любое, сказанное мною слово, она не восприняла теперь как презрение к ее с Лазаром браку, красоту которого я постиг во время нашего недавнего путешествия и секрет которого я ревниво хотел сокрушить, прикасаясь к ее телу Она натянула сапоги на свои длинные стройные ноги, а когда неожиданно раздался телефонный звонок, сказала самым будничным, без тени тревоги голосом:
— Это должен быть Лазар. — И поспешила в соседнюю комнату.
Она не закрыла за собою дверь, хотя и разговаривала с Лазаром, понизив голос. Но я вовсе не собирался подслушивать их разговор и сидел в углу кровати голый, подобно факиру, расположившемуся возле стены храма, созерцая сумерки, надвигающиеся на спальню старой леди, которая в эту минуту, скорее всего, сидела за чашкой чая в доме для престарелых, не имея никакого представления о том, что происходило в ее кровати. Тем временем ее дочь вернулась уже в пальто и со следами тщательного макияжа на оживленном лице.
— Это не был Лазар, — сказала она, отвечая на мой взгляд и сохраняя полную серьезность, добавила: — Это был друг моей матери. Ты должен быть готов к тому, что ее поклонники будут звонить сюда, и тебе придется давать им номер ее нового телефона в том доме, который я тебе не называю, поскольку ты и так его знаешь.
— А что будет с нами? — спросил я безнадежным тоном, чувствуя внезапно, что не существует тяжелой золотой цепи, связывающей нас, а есть лишь тончайшая ниточка, способная лопнуть в любую минуту.
— Ничего, — ответила она серьезно. — Ничего с нами не будет. Забудь обо всем, что случилось. Это был просто эпизод. С моей стороны будущего все это не имеет. Ты можешь позволить себе нечто подобное, ты — человек свободный. Я — нет. Ты холостяк, а холостяк много опаснее, чем человек женатый.
Я молчал, это не имеет значения, потому что лишь я, заваривший эту кашу, мог положить конец всему. Но сердце мое сжималось от боли за нее, пусть даже я бессилен был хоть чем-то ей помочь. Похоже, ее мучали сомнения; ей казалось, что меня снова одолевает похоть. Подавшись ко мне, она взяла меня за руку.
— Ты удивлена, что я в тебя влюбился? — спросил я ее.
На мгновение она задумалась, а затем сказала:
— Да. Это странно… и это не нужно. Пусть даже мне приходилось слышать о подобном от людей, которых я знаю. Но… ты так молод… на самом деле — зачем тебе нужна женщина вроде меня? И, кстати — ты не замерз, сидя вот так?
— Есть немножко, — сказал я. — Но мне не хочется одеваться, потому что тогда исчезнет запах твоего тела.
Она покраснела, но улыбка в ее глазах не исчезла, и, подойдя ближе, она легко поцеловала меня в один глаз и другой и взъерошила мои волосы.
— Если телефон позвонит снова, можешь не подходить. Но если все-таки возьмешь трубку и это окажется Лазар, скажи ему, что я уже давно ушла, и будь очень осторожен, чтобы не выдать меня, не то нас обоих ждут большие неприятности.
Едва она ушла, как я начал по ней скучать. Нехотя я оставил пустую кровать, и в полной темноте, опустившейся на квартиру, пошел собирать свою одежду, валявшуюся беспорядочной кучей на ковре, и вдруг к собственной радости обнаружил в просвете между крышами и телевизионными антеннами восхитительную синюю полоску моря, которую, как мне показалось, я уже больше никогда не увижу из моего окна. Аромат ее духов все еще держался на моих ладонях, и я вдыхал этот запах, поднеся их к лицу, когда зазвонил телефон. Я, не поднимая трубки, знал, что на этот раз звонит Лазар, который разыскивает свою жену. «Ну и что? — сказал я себе. — Чего мне бояться?» Я поднял трубку, и голос его прозвучал так четко, словно сам он находился за стеной.
— Она уже ушла, — сказал я быстро, раньше даже, чем он спросил меня о ней.
— Значит вы все закончили? — спросил он.
— Похоже, что так. — Я произнес это не слишком уверенно, не желая, чтобы он подумал, что с этой минуты они могут забыть обо мне.
— А она показала вам, где находится вентиль, который вы искали, или в итоге забыла о нем?
— Она забыла, — сказал я с легким вздохом, и мы вместе рассмеялись над ее бестолковостью.
Он тут же объяснил мне, где я найду этот вентиль, который и в самом деле находился в совершенно невероятном месте. Внезапно тревога охватила меня. Свободной рукой я стал натягивать одежду, словно он мог увидеть мою наготу по телефону. Через стену, из соседней квартиры, до меня донеслись звуки шагов, и по спине у меня пробежал мороз, как если бы там, за стеной, появился его, преследующий меня призрак, в то время как его голос продолжал звучать в трубке. Во мне поднимался страх пополам с угрызениями совести за то, как я с ним поступил, и более всего мне хотелось бросить трубку. Но Лазар был настроен так дружелюбно… присущая ему восприимчивость подсказала ему, что мне не по себе, и он ринулся мне на помощь.
— Скажите мне, только честно, — вы на меня в обиде?
Само это слово поразило меня.
— Я в обиде? Почему бы я мог обижаться на вас?
— Откуда мне знать? Может быть, вы думаете, что я мог бы заставить Хишина оставить вас в хирургическом отделении… Но поверьте, я не могу вмешиваться в такие дела. И никакого веса в вопросах о назначениях я не имею.
— Я знаю это… я знаю, — поспешил я заверить его. — И я никогда на вас не сердился. Как раз наоборот.
Но Лазар явно не был удовлетворен:
— Так или иначе, завтра вы встречаетесь с профессором Левиным, и я думаю, что он согласится взять вас, пусть временно, в свое отделение.
— Завтра? Я встречаюсь с Левиным? — я был в полном изумлении. — Он что, наконец поправился?
Теперь настала очередь Лазара удивляться:
— Но разве Дори вам ничего не сказала? Я просил ее сообщить, что на завтрашнее утро вам назначена эта встреча. И это она забыла тоже? Вы не знаете, что это с ней сегодня случилось?
IX
И после того, как они разорвали на клочки и разбили вдребезги все, что их связывало, эта пара торопливо разъединилась и, словно стрелы, выпущенные из мощного лука, поодиночке взмыли в сияющую бездну, дабы вернуть себе свободу, похищенную у них, и доказать, что они достойны этой свободы. И никогда это не было еще столь прекрасным — возможность парить высоко, отдаваясь порывам прохладного бриза, ласкающего их крылья, устремляясь туда, где каждый из них мог обрести одиночество, получив наконец то, к чему они давно были готовы, — стародавний маршрут, прочерченный некогда племенем крылатых динозавров, не заботясь ни о безопасности, ни о сердечном тепле мигрирующих стай, пересекающих океаны по испытанным, проверенным древним путям, позволявшим попутному ветру нести их туда, где им никогда больше не встретить напарника, от которого они только-только освободились.
Время от времени птицы опускаются на землю, дабы восстановить силы на берегу реки или в желтеющем поле, погружая свой клюв в свежую воду, и осторожными шажками ступают по воображаемому кругу; обходя самца (или самку?), который восхитителен в своем кажущемся абсолютном безразличии. Но этот прозрачный зеленый зрачок (вне зависимости от того, самец это или самка — определить это невозможно) настороженно посматривает на это передвижение, словно желая убедиться, не таятся ли за этим какие-то неожиданности. Но никаких неожиданностей нет. Лишь землепашец, бредущий своей бороздой вслед за плугом с длинной оросительной трубкой на плечах, да маленькая девочка в школьной униформе с тяжелым ранцем на спине, возвращающаяся домой по протоптанной тропинке. Но даже если крошечная, змейка рискнет показаться средь низкой травы — она будет в ту же секунду замечена, схвачена проворным клювом и исчезнет.