Ночь для двоих - Томас Шерри
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да, Пенни, пойдем с нами, — с жаром проговорил лорд Фредерик.
— А зачем вы туда идете?
— Помнишь картину в Хайгейт-Корте, которую я фотографировал? — поспешно заговорил Фредди. — Анжелика любезно согласилась помочь мне проследить происхождение картины. Мы считаем, что произведение того же художника прошло через руки Киприани. А этот человек славится своей отменной памятью.
Пенни казался удивленным.
— В Хайгейт-Корте была картина? Но я определенно пойду с вами. Мне нравится знакомиться с интересными людьми.
Они вывели Вира из мастерской, и Анжелика с облегченным вздохом прижала руку к сердцу. Если бы Пенни увидел ее изображение, она никогда бы больше не смогла смотреть на себя в зеркало.
Пенни спустился по лестнице первым. Фредди толкнул Анжелику в темный угол и быстро поцеловал.
— Приходи ко мне вечером, — шепнула она. — У слуг свободный вечер.
— Ни за что на свете не упущу такую возможность.
В ожидании процесса, который должен был состояться через пять дней, Дуглас упорно молчал. Тем не менее, некоторый прогресс был достигнут.
Основываясь на информации из зашифрованного досье, леди Кингсли сумела отыскать в Лондоне банковскую ячейку с письмами, адресованными некоему мистеру Фрамптону. Письма были от торговцев алмазами и содержали согласие взглянуть на его искусственные алмазы.
— Понимаешь, — взволнованно сказала леди Кингсли при встрече утром, — я думаю, он вот как вынуждал торговцев расстаться с деньгами. Вначале он даже не думал о вымогательстве, а просто хотел убедиться, что искусственные алмазы действительно неотличимы от натуральных. Когда же синтез искусственных алмазов не удался, он проанализировал ответы, которые получил. Некоторые из них оказались небрежно написанными и оставляли впечатление, что торговец не имеет ничего против торговли искусственными алмазами. Наш герой, всегда имевший криминальные наклонности, решил связаться с большим числом людей, занимающихся добыванием алмазов. Полученные ответы он разделил на две части. Авторы тех из них, которые содержали не слишком осторожные выражения, стали его мишенями.
Но для Вира самая важная часть загадки осталась неразгаданной. Он хотел знать настоящее имя человека, выдававшего себя за Эдмунда Дугласа. Пока Фредди и Анжелика не упомянули о собственном расследовании, он и не думал заходить с этой стороны. Теперь ему хотелось дать самому себе пощечину за то, что упустил такой очевидный и важный ключ к разгадке.
Иногда лучше быть удачливым, чем умным.
Киприани было семьдесят пять лет. Он жил в большой квартире в Кенсингтоне. Вир ожидал увидеть лавку антиквара, но Киприани оказался безжалостным хранителем собственной коллекции. В гостиной, где он принял гостей, висели картины Грёза и Брейгеля. И все.
Анжелика подробно описала картину, которую запомнила в доме викария. Киприани слушал ее со всем вниманием.
— Помню, я купил ее у молодого человека весной семидесятого.
Тридцать семь лет назад.
— Он был художником? — спросила Анжелика.
— Он утверждал, что картину ему подарили. Но, судя по его нервозности, которую он не мог скрыть, пока я осматривал картину, я бы сказал, что именно он написал ее. Да и инициалы художника на полотне совпадали с его инициалами.
Вир надеялся, что на его лице читается скука, а не восторг. Еще он надеялся, что Фредди или Анжелике хватит сообразительности поинтересоваться именем художника.
— Как его звали? — спросил Фредди.
— Джордж Каррадерз.
Джордж Каррадерз. Конечно, это мог быть псевдоним. Но, по крайней мере, есть с чего начать.
— Вы когда-нибудь еще встречались с ним или с его картинами?
Киприани покачал головой:
— Полагаю, что нет. А жаль. Молодой человек, вне всяких сомнений, был талантлив. Обладая желанием и имея хорошего наставника, он мог бы многого достичь.
О Джордже Каррадерзе было уже все сказано, и Анжелика и Фредди заговорили со стариком о последних событиях в области искусства. От Вира не укрылось, какие взгляды они бросали друг на друга. Ему оставалось только надеяться, что он не помешал их первому любовному свиданию.
Он мысленно улыбнулся. Маркиз всегда желал счастья младшему брату, причем не только ради него, но и ради себя. Ему тоже хотелось оставить после себя что-то на земле. Пусть даже потомство Фредди.
Вир вспомнил, как смотрела на него супруга — тогда на реке Дарт, как будто у него было полно возможностей. Как будто у них было много возможностей.
Но он уже все решил. Пора бы ей понять.
Когда они встали, чтобы попрощаться с Киприани, Вир вспомнил, что есть еще один вопрос, который никто не удосужился задать.
Пришлось сделать это самому.
—Мистер Киприани, а тот молодой художник говорил, почему он продает картину?
— Да,— ответил Киприани. — Он сказал, что собирает деньги для поездки в Южную Африку.
Глава 17
Кровать Анжелики была застелена малиновым итальянским шелком. На нем бесстыдно раскинулась обнаженная хозяйка дома. Часть существа Фредди приказывала ему отвести глаза, а еще лучше — отвернуться. Но другая часть, взявшая верх, велела ему протянуть руку и еще раз приласкать совершенные груди.
— Это было здорово,— сообщила Анжелика.
Его щеки порозовели. Наклонившись, Фредди коснулся губами ее губ.
— Все это следовало сказать мне.
Как, интересно?
— Могу я сделать признание? — неуверенно спросил он.
— Хм. Ты никогда не делал никаких признаний. Приступай немедленно.
— Меня не слишком интересовало происхождение картины с ангелом.
— Нет? — Удивление Анжелики было не наигранным.
— Твоя старинная подруга хочет, чтобы ты нарисовал ее обнаженной. Ты испытываешь адское искушение, но не знаешь, как сказать «да». Разве не резонно найти какое-нибудь правдоподобное задание и для нее, чтобы можно было говорить об обмене любезностями?
Анжелика села, прикрыв грудь малиновым шелком.
— Фредди! Я и не думала, что ты такой коварный!
Фредди отвел глаза.
— Я и не коварный, по крайней мере, как правило. Просто мне не хотелось, чтобы мои желания были совершенно очевидными.
Она легонько ударила его по руке.
— Ты гений маскировки. Не выдал себя ни словом, ни намеком! Я уже отчаялась, решив, что ты никогда не обратишь на меня внимание.
— Ты могла просто сказать мне все, что хотела.
— Если бы могла, я бы сделала это десять лет назад. — Она поцеловала то место, по которому ударила! — Думаю, даже лучше, что я этого не сделала. Ты всегда считал меня лишенной всяческой женственности.