Тайны Лубянки - Александр Хинштейн

Из протокола допроса Калабалина (22 сентября 1942 года): Вопрос: В каких условиях Вы находились в школе разведчиков?

Ответ: Школа разведчиков-радистов, куда я был назначен, насчитывала около 160 человек. Школа отгорожена проволокой не была, но слушателям было запрещено ходить за определенную зону и особенно общаться с населением. Кормили нас прилично, в день давали около 400 гр. хлеба, литр мясного супа, грамм 25 масла или маргарина, иногда колбасу – 50 гр, иногда повидло и утром и вечером чай. Кроме того, на неделю пачку махорки и 3–5 сигарет в день.

Занимались мы: радиоделом – 3,5 часа в день и 3 часа в день такими предметами, как топография, организация РККА, методы работы органов НКВД и физподготовка.

Вопрос: Назовите руководящий состав и преподавателей школы.

Ответ: Начальник школы – ротмистр Марвиц, его помощник – ротмистр Броневицкий. Вопросами документов для разведчиков ведал обер-лейтенант, фамилию его не знаю, кроме этих из немцев был еще один капитан, ведает отправкой разведчиков, фамилию его не знаю.

Остальные преподаватели и нач. состав были из числа военнопленных: радио-дело преподавали: «Ефремов» бывший радист и Бардецкий – бывший капитан-связист. Начальником лагеря и преподавателем агентурного дела был б. подполковник Степанов Василий Павлович, кличка «Щелгунов», по слухам, он раньше в Красной Армии командовал 121 стр. полком. Кроме него агентурное дело преподавал «Рудаев», якобы бывший генерал. В последнее время агентурное дело преподавал «Асманов», по национальности – татарин.

Организацию РККА читал бывший полковник «Быков», дважды орденоносец, в Красной Армии командовал дивизией. Организацию РККА преподавал также бывший майор Красной Армии «Быстров». Настоящей фамилии не знаю, зовут Александр Николаевич. Оба – «Быков» и «Быстров» – в мае месяце 1942 г. были переведены в Полтавскую школу разведчиков.

Топографию преподавал бывш. танкист – ст. лейтенант «Павлов». Настоящую фамилию не знаю, имя и отчество его – Борис Петрович. Физподготовку преподавал некто «Филин», настоящих фамилии, имени и отчества не знаю. Известно, что жил где-то в Приволжских городах и окончил Харьковский Институт физкультуры.

Методы органов НКВД преподавал некто «Авилов», фамилию и имя его не знаю, бывший работник органов НКВД на Украине, судя по тому, что он все время склонял ст. 54 УК УССР (аналог 58-й статьи УК РСФСР – измена родине, контрреволюция и пр. – Прим. авт.).

Вопрос: Когда и с какими задачами Вы были переброшены на территорию СССР?

Ответ: В ночь с 15 на 16 сентября я с группой разведчиков в 6 чел. был сброшен с немецкого самолета в Горьковской области в районе г. Арзамас.

Задание перед нами поставлено: разведка движения войск по жел. дороге, водным и шоссейным путем, где формируются воинские части, их возраста, командный состав, вооружение, работы промышленности, транспортировка грузов и вооружения и боеприпасов. Разведка военных складов, аэродромов. Помощь союзников и политико-моральное состояние частей Красной Армии и населения.

Вопрос: Какими путями Вы должны были собирать эти данные и как пересылать их?

Ответ: Сведения я должен был черпать из личных наблюдений, через приданного мне специального напарника-разведчика, а также путем извлечения этих данных от лиц, имеющих непосредственное отношение к разведываемым объектам – военнослужащих и гражданских лиц.

Вопрос: Как Вы должны были сообщать получаемые данные немецкой разведке?

Ответ: Только по радио, при помощи имевшейся у меня рации путем шифрованных телеграмм. Для этого я специально обучен зашифровке телеграмм по известному мне коду.

Вопрос: Имели ли Вы задание проводить диверсионно-под-рывную и разложенческую работу в СССР?

Ответ: Таких заданий я не получал. В школе нам разъяснили, чтобы мы этим не занимались. Нам рекомендовали держать себя скромно, чтобы не выделяться из общей массы населения.

Вопрос: Когда и как Вы приняли решение сдаться добровольно органам НКВД?

Ответ: За все время пребывания в плену я постоянно думал и искал случая вернуться на территорию СССР и служить на пользу родине. Такой возможности я ожидал. Больше того, я по мере возможности к тому склонял и уговаривал моих товарищей по школе. К этому, в частности, я подговорил перебрасываемых разом со мной радистов-разведчиков: Харина, Парманенкова (мой напарник) и др. Вот поэтому, как только я приземлился на территории СССР, я пошел искать ближайший орган НКВД, чтобы явиться с повинной, что мной и было сделано 16 сентября.

Его выбросили над югом Горьковской области, вблизи от старинного города Арзамаса. В тот же день Семен Калабалин пришел с повинной в местный райотдел НКВД, где прямо с порога и объявил обомлевшим чекистам, что он – немецкий агент, и в подтверждение своих слов начал вытаскивать из солдатского вещмешка все, чем снабдила его разведка, – оружие, радиостанцию, пачки денег. Тут уж всякие сомнения отпали.

А через несколько дней контрразведке добровольно сдались и двое его напарников, с которыми был он заброшен в тыл. Их обоих Калабалин убедил сдаться еще во время учебы.

И тем не менее доверие пришло не сразу. Суровые законы войны заставляли чекистов осторожничать.

Более месяца провел Калабалин за решеткой, прежде чем спецпроверка подтвердила его искренность.

24 октября 1942 года по личному распоряжению Меркулова Калабалин был освобожден из-под стражи.

Но на этом шпионская одиссея «Семена» не кончилась. Ему предстояло стать ключевой фигурой в радиоигре, которую НКВД решил повести против немецкой разведки.

Весной 1942-го, после контрнаступления под Москвой, когда стало очевидным, что молниеносного блицкрига не вышло, заброска немецкой агентуры превратилась в явление массовое.

Недостатка в людских ресурсах у немецкой разведки не было. Десятки тысяч солдат и офицеров находились в плену. Многие из них без колебаний шли на вербовку.

Количество определяет качество – считали немцы. Чем больше агентов попадет за линию фронта, тем больше их останется в живых, благо агенты были для «Абвера» всего лишь подручным материалом, пластилином, из которого лепилось будущее великой Германии.

У этой и без того далеко несовершенной цепи было одно очень уязвимое звено – радиосвязь. Никакого иного канала между заброшенной агентурой и центром немцы не знали, да и знать не могли.

Диверсанты пользовались коротковолновыми портативными приемо-передаточными станциями. У радиста каждой группы имелся свой шифр – единственный залог доверия к нему.

Любое действие, учил Ньютон, неизменно рождает противодействие. Нет такого, придуманного человеческой мыслью кода, который не смог бы взломать кто-то другой.

Советской контрразведке недостаточно было просто вылавливать и обезвреживать агентуру противника. Это был путь тупиковый, бесконечный, как вечный мат: на смену одним диверсантам приходили бы вторые, потом третьи…

Немцев следовало переиграть, перехитрить. Так родилось понятие «радиоигра».

Под контролем чекистов захваченные или сдавшиеся добровольно шпионы продолжали регулярно выходить в эфир, создавая тем самым у немцев иллюзию успеха. Благодаря радиоиграм выполнялись три задачи кряду. Во-первых, предотвращались заброски новые. Во-вторых, немецкая разведка обильно пичкалась дезинформацией, тщательно разработанной в недрах Генерального штаба, сиречь весьма и весьма правдоподобной. Такая деза позволяла неожиданно наносить удары там, где их совсем не ждали, ибо то и дело немцы отвлекались на негодные объекты.

Ну а кроме того, контрразведка получала возможность вскрывать планы противника и выявлять все новую и новую агентуру.

Есть точная цифра. Во время Великой Отечественной войны советская контрразведка провела 183 радиоигры. Только за 3 последних года в радиоиграх было использовано 157 перевербованных немецких агентов. И практически всегда комбинации эти были успешными.

Радиоигра «Семен» – из их числа…

Без малого полтора года Калабалин водил фашистов за нос. Сообщения, которые выстукивал он со своего передатчика, воспринимались немцами как особо ценные.

Бывший сотрудник «СМЕРШа», непосредственно работавший с «Семеном», почетный чекист Дмитрий Тарасов4 вспоминал об этой операции так:

«Легализация Калабалина была проведена в строгом соответствии с полученными от противника инструкциями. Он был прописан в Горьком по полученным от вражеской разведки фиктивным документам на имя Карева, состоял на учете в военкомате как освобожденный от воинской обязанности по болезни и работал в подсобном хозяйстве в поселке Мыза. Встречи работников советской контрразведки с радистом проходили только на конспиративных квартирах.