Прямой эфир - Дмитрий Тростников

— Давайте мы сначала с вами побеседуем без протокола, — улыбнулась она. — Не будем торопиться. Может быть, все это недоразумение? Курите, кстати… — и следователь подвинула Стасу сигареты.

Сейчас она «добрый следователь», понял Андреев и с трудом подавил желание взять тонкую сигаретку. Его собственная пачка «Золотой Явы» осталась после обыска в соседней комнате. Там же, где и все остальное содержание карманов.

— Объясните, почему меня задержали? — спросил Стас. — Что вы от меня хотите?

— Лично мне от вас ничего не нужно, — устало произнесла следователь. — У меня своих дел хватает. Время позднее. Попасть сегодня, наконец, домой — вот мое главное желание, — призналась она. — Надеюсь, что вы мне в этом поможете.

Андреев решил промолчать, не отвечая ничего конкретного.

— Станислав Дмитриевич, мы знаем, что существует тайная запись имеющая отношение к убийству бывшего управляющего делами областной администрации Журавлева Максима Николаевича. И уверены, что вы поможете нам ее найти. Это важная улика в расследовании особо тяжкого преступления — убийства.

Андреев знал, что это начнется. Но не мог прогнать наивную надежду, что его здесь просто немного подержат и отпустят. Чуда не произошло.

— Я не в курсе, — поднял он глаза на женщину-следователя. Стас не знал, что у нее на уме, и чье задание она выполняет. Следователь вполне могла получить от своего начальства задание — поглубже упрятать концы в воду. Тогда дать ей понять, что знаешь про запись, это подписать себе приговор. Риск был слишком велик. К тому же Андреев теперь рисковал не только собой, но и Игорем, которого успел втянуть в это гнилое дело. Поэтому он еще раз повторил для ясности. — Не представляю, о чем вы спрашиваете.

— Не складывается у нас с вами разговор по-хорошему, Станислав Дмитриевич, — укоризненно констатировала следователь. — Жаль, придется говорить по-плохому.

То, каким образом его сюда доставили, молча и без свидетелей затолкав в машину, не оставляло особой надежды, что Елена Николаевна действительно расследует убийство. Скорее все-таки это был второй вариант — спрятать компромат. Андреев понимал, что его сейчас начнут «колоть». И до каких методов дойдет дознание — не хотелось задумываться. Тем не менее, настоящего страха не было. Видимо, перебоялся в машине.

— Представляете заголовки «Известный телеведущий избит в райотделе милиции»? — спросил Андреев.

— Да боже упаси, это всё журналисты наговаривают на органы, — успокоила следовательница. — Вы, Станислав Дмитриевич, плохо понимаете одну вещь. Это на свободе вы — известный журналист, которого тронь — скандал. И вы к этому привыкли. Но в камере известность не защитит, — она сделала многозначительную паузу. — Там другой мир. Вашим будущим сокамерникам, ваш нынешний статус безразличен. Пообщавшись ближе с этим контингентом, вы пересмотрите свою позицию, стоит ли запираться, покрывая людей, возможно замешанных в убийстве.

Перспектива немедленно оказаться в камере становилась реальностью. Эта усталая женщина, наверняка смотревшая «Новости-Орион», не задумываясь ни на минуту, посадит человека за решетку ни за что.

— Мое задержание незаконно, — глухо пробормотал Андреев. — Я должен проконсультироваться с адвокатом. У телеканала есть адвокат, давайте, я ему позвоню.

— Устала я, Станислав Дмитриевич. Чего ради я тут перед вами распинаюсь? Меня дома ждут. И больше я на вас не намерена тратить ни единой минуты, — отрезала старший следователь и встала из-за стола. Андреев понял, что разговор окончен. — Мы побеседуем с вами завтра, а еще лучше — в понедельник. А до тех пор побудете в СИЗО. Обычно там умнеют. Все! — выдохнула она, забрала в карман сигареты, взяла портфель и направилась к выходу из кабинета.

Гуляева открыла двери и велела оперативникам.

— Пока проводите в «обезьянник». Я договорюсь насчет СИЗО. Автозак придет часа через полтора, за Кавеладзе и Рыбаковым. Андреева отправите с ними. Костя, проследи лично…

Дверь за ней закрылась. Стас поверить не мог, что его судьба решилась так мгновенно и равнодушно.

— Вперед по коридору… Налево, — командовал невысокий, плотный оперативник в черной водолазке, шагая за спиной Стаса.

Они свернули налево, где часть коридора была отделена решетчатой перегородкой. За ней виднелись металлические двери двух камер. Дежуривший у решетки милиционер встал при их появлении.

— Принимай! — распорядился провожатый Стаса.

Дежурный беспрекословно загремел ключами.

— Я должен позвонить! Мои родные не знают, что я задержан, — сделал последнюю попытку Андреев.

— Если нет распоряжения следователя, я ничего не знаю, — буркнул оперативник.

Дежурный распахнул дверь одной камеры. Андреев вдохнул поглубже и шагнул внутрь. Железная дверь громыхнула, закрываясь за его спиной, ключ дважды повернулся в замке.

Тусклая лампочка под потолком едва освещала камеру. Стены, покрашенные грязно-зеленой краской, поглощали ее свет. Видимо когда-то под КПЗ была переоборудована одна из комнат общежития, первый этаж которого занял райотдел милиции. Вдоль стен в камере стояло несколько лавок. На одной из них спал бомж. Отвратительное зловоние исходившее из его угла, чувствовалось даже с порога.

Постояв с минуту перед дверью, Андреев осторожно сел на край лавки, самой дальней от вонючего сокамерника. За десять лет работы на телевидении, Стас никогда не занимался криминальной темой и совершенно не представлял, как себя вести в камере. Он только старался дышать осторожнее, чтобы глубоко не вдыхать застоявшуюся вонь.

Всего один звонок мог бы изменить ситуацию. Даже опальные «орионщики» могут куда-нибудь дозвониться и кого-нибудь поставить на ноги. У многих городских журналистов найдутся знакомые и в этом отделе милиции. Все было бы просто, останься у Стаса телефон. Но карман, где всегда лежал мобильник, теперь пустовал. В тот самый момент, когда телефон нужнее всего в жизни. От досады Стасу захотелось завыть или дать кулаком изо всей силы о грязно-зеленую стену.

Неизвестно, сколько пройдет времени, прежде чем друзья хватятся и начнут его искать. Был бы сейчас Марк Даянов — насколько все упростилось бы. Он бы из-под земли выкопал своего человека. Как все-таки все завязано на Марка! Но его нет в городе.

Бомж в углу завозился. Он приподнял голову с всклокоченными грязными волосами и уставился на Андреева непонимающими глазами. Пробормотал какую-то бессмыслицу с матерным оттенком и рухнул дальше спать.

Когда в камере один вот такой сосед — это еще полбеды. А когда сокамерниками окажутся настоящие уголовники? Андреев решил заранее продумать, как себя вести. Он слышал, что в тюрьме нельзя говорить «спасибо», а надо только — «благодарю». Еще нельзя поднимать чужое полотенце — считается, что поклонился. Вот привезут его в СИЗО… Что делать с самого начала — как здороваться? Войдя в камеру — подавать руку тем, кто там сидит, или нет? Ведь у них же касты. Пожмешь руку «опущенному» и сам туда же угодишь. Даже этот простой вопрос выглядел неразрешимо.

Стас вдруг вспомнив, что писали о нем в Интернете этой зимой, похолодел. Ведь если хоть кто-то в камере, слышал ересь о «нетрадиционной ориентации» телеведущего Андреева… Стасу стало не по себе. Только сейчас он осознал, какую пакость подстроил ему этот гаденыш — пиарщик Сашок. И с ужасом подумал — вспомни он об этом в кабинете следователя — может, и выложил бы все, что она требовала. Лишь бы не оказаться в камере со шлейфом вот таких слухов. От соблазна сдаться Андреева спасало то, что следователь давно ушла. Колотиться в дверь с криком: «Позовите следователя, я все скажу»! — было не только позорно, но и бессмысленно.

Он не знал, сколько просидел, откинув голову к стене, не думая ни о чем, а только стараясь унять терзавшие страхи. С того момента, как он оказался в камере, могло пройти полчаса, а могло — полтора. Видимо, уже скоро должен прийти автозак.

Стас с трудом очнулся. В таком «разобранном» психологическом состоянии ехать в СИЗО нельзя. Необходимо собраться. Теперь все силы понадобятся на то, чтобы сохранять спокойствие и достоинство. Вот, что теперь главное. Он вспомнил известную тюремную аксиому: «Не верь, не бойся, не проси». Не просить он точно сможет, осталось суметь не бояться.

И еще Андреев решил, что сил ему могут придать мысли о чем-нибудь очень дорогом. Он принялся вспоминать, как еще сегодня утром они с Настей последний раз сидели на кухне его квартиры. Ее зеленый свитер и крошечные таблеточки «тазепама», поделенные ею по-братски. И как она понуро заворачивала за угол дома, а он смотрел сверху из окна. От этого воспоминания сердце защемило сильнее всего. Как она там? Наверное, сейчас уже едет в поезде. Сейчас у нее пойдут новые впечатления. Перестук колес, виды за окном. Новые спутники в вагоне или в купе. Пусть у нее все будет хорошо.