Собрание сочинений в 10 томах. Том 10 - Генри Райдер Хаггард

Айша не проронила ни единого звука, она только вся напряглась и, дрожа как осиновый лист, впилась взглядом в свою жертву. Устане обхватила голову руками, издала пронзительный вопль, дважды повернулась вокруг себя и с глухим стуком упала навзничь. Мы с Лео кинулись к ней — она была уже мертва, сраженная какой-то таинственной электрической энергией или сверхъестественной силой воли, которой обладала грозная Она.

Лео не сразу осознал, что случилось. Но когда понял, на его лицо было страшно смотреть. С диким проклятьем он распрямился и набросился на Айшу. Но она была уже наготове и опять вытянула руку, он, шатаясь, попятился и упал бы, если бы я не подхватил его. Потом уже он рассказал мне, что его как будто бы остановил сильный толчок в грудь и — что еще хуже — он вдруг обессилел, лишился всякого мужества.

— Прости меня, мой гость, — ласково обратилась к нему Айша, — если я причинила тебе боль, свершив свой справедливый суд.

— Простить тебя, дьяволица! — проревел бедный Лео, ломая руки в ярости и отчаянии, — Простить тебя, убийца! Клянусь Небом, я убью тебя, если смогу.

— Нет-нет, — продолжала она все тем же ласковым голосом, — ты не понимаешь… настало время узнать тебе правду. Ты мой возлюбленный, мой Калликрат, мой Прекрасный, мой Сильный! Две тысячи лет, Калликрат, я ждала тебя, и когда ты наконец возвратился, эта женщина, — она показала на труп, — встала между мной и тобой, поэтому я вынуждена была устранить ее, Калликрат.

— Проклятая ложь! — вскричал Лео. — Я не Калликрат. Я Лео Винси, а Калликрат был моим далеким предком, — так, во всяком случае, я полагаю.

— Значит, ты подтверждаешь: Калликрат был твоим предком. Знай же, что ты возродившийся Калликрат и мой дорогой повелитель.

— Я не Калликрат и, конечно же, не твой повелитель, скорее уж я стану повелителем какой-нибудь демоницы: даже она лучше, чем ты.

— Что ты говоришь, Калликрат, что ты говоришь? Ты не видел меня так долго, что ничего не помнишь обо мне. А ведь я так прекрасна, Калликрат.

— Я ненавижу тебя, убийца, не хочу тебя знать. Не все ли мне равно, прекрасна ты или нет. Повторяю: я ненавижу тебя!

— И все же очень скоро ты будешь ползать у моих колен и клясться в любви, — с милой насмешкой ответила Айша. — Сейчас, пожалуй, самое подходящее время: здесь, перед этой мертвой девушкой, которая тебя любила, мы и проверим, права ли я… Смотри на меня, Калликрат! — Быстрым движением она стряхнула с себя полупрозрачное покрывало, оставшись в своем платье с низким вырезом и перехваченном золотой змеей; ее лучезарная красота и царственная стать были поистине неотразимы; она напоминала Венеру, выходящую из морских волн, или Галатею, вытесанную из мрамора, или же прекрасный дух, покидающий свою темницу. Она шагнула вперед и вперила в Лео свои бездонно глубокие, ярко сияющие глаза, и тотчас же его стиснутые кулаки разжались, лицо перестало подрагивать и успокоилось. Изумление сменилось восхищением, он как будто бы был заворожен, и, хотя он продолжал бороться с собой, ее ужасная красота завладевала им все сильнее и сильнее, одурманивая его и лишая всякой воли к сопротивлению. Все это было мне уже знакомо. Я вдвое старше Лео, но испытал то же самое. Ее любящий страстный взгляд предназначался не для меня, и все же я опять был в ее власти. Увы, это так. Вынужден признаться, что в тот миг мое сердце раздирала яростная, безумная ревность. Я готов был наброситься на него, какой стыд! Эта женщина поколебала, едва не опрокинула мои моральные устои; да и кто мог бы противиться ее сверхчеловеческому обаянию. Однако — сам не знаю как — я сумел овладеть собой и стал ожидать кульминации этой трагедии.

— О, силы небесные! — выдохнул Лео. — Неужели ты женщина?

— Да, женщина, настоящая женщина и твоя супруга, Калликрат, — ответила она, протягивая к нему свои округлые, словно выточенные из слоновой кости, руки и сладко — ах как сладко! — улыбаясь.

Он все смотрел и смотрел, медленно приближаясь к ней. И вдруг его взгляд упал на тело бедной Устане, и он, вздрогнув, остановился.

— Как же я могу? — прохрипел он. — Ты убийца; она так любила меня.

Заметьте, он уже стал забывать, что и сам ее любил.

— Ничего, — прошептала она так же тихо, как шелестит ночной ветерок в листве, — ничего. Если я и свершила грех, вся вина — на моей красоте. Если я и свершила грех, то потому, что люблю тебя; да простится и будет забыт этот грех! — Она снова протянула руки и еле слышно произнесла: «Иди ко мне», — и через несколько секунд все было кончено. Лео изо всех сил боролся с собой, даже пробовал повернуться и бежать, но ее взгляд удерживал его крепче, чем железные оковы, а магические чары ее красоты, сила воли и страсти подчинили себе все его существо, и происходило это перед телом женщины, которая ради любви к нему пожертвовала своей жизнью. Звучит это отвратительно и мерзко, но его вина не столь уж непростительна, хотя ему и не избежать расплаты. Его искусительница была отнюдь не обычной земной женщиной, и ни одна дщерь человеческая не могла бы поспорить с ней красотой.

Когда я вновь поднял глаза, она покоилась уже в его объятиях, их уста слились в поцелуе; вот так, перед своей мертвой возлюбленной вместо алтаря, Лео поклялся в вечной любви к ее жестокой убийце. Те, кто совершает подобную сделку, расплачиваются своей честью; чтобы уравновесить чаши весов, одна из которых нагружена похотью, им приходится бросать на другую свою душу, поэтому они не могут надеяться на спасение ни в этой, ни в загробной жизни. Что они посеяли, то и пожнут; маки одурманивающей страсти увянут у них в руках, только плевелы достанутся им в изобилии.

С ловкостью змеи она выскользнула из его объятий и залилась ликующим смехом.

— Говорила же я тебе, что ты будешь ползать у моих колен, о Калликрат! И как быстро сбылось мое предсказанье!

Лео застонал от стыда и боли, ибо, побежденный и повергнутый ниц, он продолжал сознавать всю глубину своего падения. Все лучшее в нем восстало против позорного рабства, в чем я имел случай убедиться позднее.

Айша вновь засмеялась, быстро накинула покрывала и сделала знак немой прислужнице, которая широко раскрытыми глазами наблюдала за всей этой сценой. Девушка вышла и вскоре вернулась в сопровождении двоих мужчин, которым царица, с помощью жестов, изъявила свою волю. Все втроем они схватили бедную Устане за руки и поволокли к двери. Лео молча смотрел на это, но затем закрыл глаза ладонью; моему разгоряченному воображению померещилось, будто мертвая наблюдает за нами.

— Минувшее навсегда ушло, — торжественно возгласила Айша, когда прислужники с Устане исчезли и дверные шторы перестали колыхаться. И вдруг, повинуясь одной из тех удивительных перемен в настроении, которые были так характерны для нее, она скинула полупрозрачное покрывало и, по древнему поэтическому обычаю обитателей Аравии, охваченная ликованием, запела триумфальный пеан, эпиталаму, прекрасную в своей дикости, но с большим трудом поддающуюся переводу на английский язык, ее следовало бы не записывать для последующего чтения, а петь под музыку кантаты. Песня, которую пела Айша, разделялась на две части — описательную, или эпическую, и чисто лирическую; воспроизвожу ее по памяти.