Мизери - Стивен Кинг

Все твои планы сводятся к тому, чтобы убить ее, не прикасаясь к ней; ты не хочешь марать руки ее кровью. Ты — все равно что любитель жареной говядины, который часа не может выдержать на бойне. Но пойми, Поли: сейчас, как никогда, ты должен трезво смотреть в лицо реальности. Реальность такова. И не увиливай. Понял?

Он понял.

Он снова проехал в кухню и шарил в шкафах до тех пор, пока не нашел ножи. Выбрав самый длинный, похожий на нож мясника, он вернулся в спальню, задержавшись в дверях, чтобы счистить следы с косяка. Тем не менее следы стали заметнее.

Не важно. Если она не увидит их еще раз, она никогда их больше не увидит.

Он положил нож на столик у изголовья, перебрался в кровать и засунул нож под матрас. Когда Энни вернется, он попросит у нее стакан холодной воды и, когда она нагнется к нему, вонзит нож ей в горло.

Такова реальность.

Пол закрыл глаза и провалился в сон. Когда «чероки» с заглушенным мотором и выключенными фарами осторожно подъехал к дому в четыре часа утра, он не пошевелился. Он не имел представления о том, что Энни вернулась, пока ему в руку не вонзилась игла шприца. Тогда он проснулся и увидел над собой ее лицо.

Сначала он решил, что ему снится сон на тему его новой книги, что он видит каменную голову Богини Пчел Бурка, а в руку его ужалила пчела…

— Пол!

Он промычал что-то нечленораздельное, желая сказать только: уйди, голос из сна, оставь меня в покое.

— Пол.

Это был голос Энни, а не голос из сна. Да, это была она, и на мгновение паника охватила его с еще большей силой. А потом просто исчезла, утекла, как вода из разбитого сосуда. Какого черта?..

Он совершенно растерялся. Она стоит здесь, в темной комнате, как будто и не уезжала никуда: на ней одна из ее обычных шерстяных юбок и старушечий свитер. В руке у нее игла, и он догадался, что пчелиный укус на самом деле был уколом. Хотя это же одно и то же. Он в плену у богини. Но что же она?..

Вспышка паники попыталась вернуться, но повторилось короткое замыкание. Пол испытывал сейчас только исследовательское любопытство. Ум его задавал отвлеченные вопросы: откуда вернулась Энни и почему именно сейчас? Он попытался поднять руки, и это ему удалось — чуть-чуть… лишь чуть-чуть. На его руках словно повисли невидимые гири. Они тут же с глухим стуком упали на простыню.

Какая разница, что она там мне вколола. Сюда подходит слово, которое я пишу на последней странице книги. КОНЕЦ.

Эта мысль не принесла с собой страха. Вместо страха Пол испытывал какое-то умиротворенное вдохновение.

По крайней мере она постаралась сделать это легко… легко…

— Э-эй, Пол, вот ты и проснулся, — сказала Энни и добавила неуклюже-кокетливо:

— Я тебя вижу. Пол… Вижу твои голубые глаза. Я тебе говорила, какие у тебя красивые голубые глаза? Ну зато другие женщины говорили — те, что красивее меня и смелее выражают свои чувства.

Вернулась. Пробралась в дом в ночи и убила меня, шприцем или жалом пчелы, мне все равно, убила за то, что я спрятал под матрасом нож. Так что теперь я последнее достижение в послужном списке Энни. Затем, когда по телу начала распространяться вызванная уколом легкость, он подумал: Паршивая же из меня вышла Шахразада.

Ему показалось, что сейчас вернется сон — на этот раз последний; но этого не случилось. Он увидел, как шприц скользнул в карман ее юбки, она уселась на кровать… но не туда, где она сидела обычно. Она уселась у него в ногах, и какое-то Время он видел только ее массивный корпус, склоненный над каким-то предметом, который она, по-видимому, рассматривала. Деревянный щелчок, звон металлической пластины и шорох — он уже слышал такой шорох. Он тут же понял, когда слышал. А теперь возьмите спички.

«Алмазно-голубые головки». Пол не знал, какие еще предметы принесла с собой Энни, но был уверен в наличии коробка спичек «Алмазно-голубые головки».

Энни повернулась к нему и опять улыбнулась. Что бы с ней ни произошло, но ее вселенская депрессия закончилась. Жестом школьницы она заправила за ухо случайно выбившийся локон. Жест этот показался Полу неуместным, поскольку локон выглядел безжизненным и тусклым.

Безжизненный тусклый подумаешь о чем ты должен помнить разве в этом дело я окаменела наполовину все прошлое лишь пролог к сегодняшнему дерьму вот что главное черт побери…

— Что ты хочешь услышать прежде. Пол? — спросила она. — Хорошие новости или плохие?

— Сначала хорошие. — Ему удалось изобразить широкую глупую ухмылку. — Я полагаю, плохая новость — это что пришел КОНЕЦ, я угадал? То есть тебе совсем не понравилась книга, а? Она плохая… А я старался. Мне даже стал удаваться сюжет. Я уже начал… ты понимаешь… Он уже вел меня за собой.

Она посмотрела на него с упреком:

— Я люблю эту книгу. Пол. Я говорила тебе об этом, а я никогда не лгу. Я полюбила ее настолько, что не хочу больше читать, пока она не будет окончена. Мне жаль, что я заставила тебя самого вставлять букву «н», но… но если я буду так поступать, это все равно что подсматривать в замочную скважину. Его дурацкая улыбка сделалась еще шире. Он подумал, что вот-вот можно будет вставить завязочки в уголки губ и сделать узелок на затылке, и все старое дерьмо вытечет у него изо рта. Может быть, оно останется лежать в изголовье его постели. Где-то в глубине его сознания, там, куда не добрался наркотический дурман, зазвучал сигнал тревоги. Книга ей нравится, следовательно, она не намерена убивать его. Что бы с ней ни происходило, она не убьет его. Но если он не расплатится полностью по счету, который ему предъявляет Энни Уилкс, его ждет нечто гораздо худшее.

Теперь электрическая лампочка уже не казалась ему тусклой: она была теперь удивительно яркой, удивительно притягательной в сверхъестественном сером ореоле: он видел в воображении подъемные краны, молчаливо отливающие сталью около озера, видел отливающую слюдяным блеском весеннюю траву на горных лугах, видел эльфов, танцующих при лунном свете под плющом…

Да ты же окаменела, подумал Пол и рассеянно захихикал.

Энни улыбнулась ему в ответ.

— Хорошая новость, — сказала она, — это то, что твоей машины больше нет. Пол, я очень волновалась из-за твоей машины. Я знала, что ее может убрать только очень сильная буря, и даже когда она началась, все еще не была уверена. Того грязного подлюгу Помроя смыли талые воды, но машина куда тяжелее человеческого тела, ты со мной согласен? Даже если человек этот настолько переполнен говном. Но бури и таяния снега оказалось достаточно. Машины твоей нет. Вот тебе хорошие новости.

— Что?.. — В нем опять зазвучал негромкий сигнал тревоги. Помрой… Откуда-то ему знакома эта фамилия, хотя он не может вспомнить, где встречал ее. Но тут же вспомнил. Помрой. Покойный Эндрю Помрой, двадцати трех лет, из Колд-Стрим-Харбора, штат Нью-Йорк. Обнаружен в Грайдерском заповеднике — неизвестно, далеко ли отсюда.