Тихий омут - Ирина Волчок

Настроение немножко улучшилось.

Интересно, как там Сашка? Может быть, позвонить в травматологию, спросить о состоянии больного Сотникова из седьмой палаты? Идти туда еще рано — в понедельник в больницах с утра полная обойма врачей, планерки какие-нибудь, обходы, процедуры, перевязки… Поговорить спокойно не дадут. Наедине.

Вера поймала себя на том, что трогает пальцами горящие огнем губы. Торопливо опустила руку и воровато оглянулась — вдруг кто-нибудь видел? Ч-черт, вот ведь глупость какая… Ну, видел кто-нибудь, ну и что? Шапка на воре горит, вот что. Вся кожа на ней огнем горит. И весь день так. И не первый день. И ничего хорошего в этом нет… Нет, не надо врать хотя бы самой себе. Но все равно страшно.

Ладно, надо сдать экзаменационные листы и уходить отсюда побыстрей. А то выскочат сейчас из-за угла какие-нибудь Мириамы и начнут кричать: «Верочка! Да у вас вся кожа огнем горит! Неужели вы даже этого не знаете?!» Вера представила эту картину, поежилась и вернулась в деканат. Говорят, из двух зол выбирают меньшее. Тосечка была меньшим злом, килограммов на тридцать примерно.

— Ой, Вера Алексеевна! — встретило ее меньшее зло с телефонной трубкой в руках. — А вам с больницы звонют! Вы тада быстро ушли, я даже сказать не успела. А это уже второй раз, а я ховорю, шо вас нету! А вы пришли, а он уже трубку кинул!

Вера живо вспомнила Нинку Сопаткину. Наверное, Тосечка с Нинкой родные сестры. Близнецы. С закрытыми глазами ни за что не отличишь. Впрочем, с открытыми — тоже трудно.

— Кто звонил, Антонина Михайловна? — как можно равнодушней спросила Вера. — Из какой больницы? Что-нибудь просили передать? Наверное, консультация кому-то нужна?

Если не направить мысли Тосечки в нужное русло, завтра весь университет будет знать, что Вера Алексеевна Отаева болеет, наверное, чем-то позорным и очень заразным, потому что это скрывает, от врачей прячется, те ее даже на работе разыскивают.

— А, консультация… А я думала, шо вы болеете, — тут же подтвердила ее догадку Тосечка. Вид у нее был разочарованный. — Не, я не знаю. Он ничего не ховорил.

Номер телефона травматологического отделения больницы «скорой помощи» звонкого имени товарища Неспешного Вера узнала и записала еще в тот день, когда у нее обедала тёзка. Так, на всякий случай. Вообще-то она не собиралась звонить и интересоваться, как там больной Сотников. И, уж конечно, не собиралась навещать его в больнице… Когда это было? Позавчера. Не может быть. Она почти не помнила, какой была позавчера. С точки зрения мутной науки психологии… Ч-черт, да где же этот блокнот? Ага, вот блокнот, и вот номер телефона в нем, и вот телефон на столе… Теперь снять трубку — и позвонить. И ничего страшного. Просто: «Как состояние больного Сотникова?» Официальным голосом. И пусть Тосечка слушает, сколько влезет. И вообще — при чем тут Тосечка?

Вера уже протянула руку к телефону, когда он заверещал истеричным голосом старомодного будильника. У университета не было спонсоров, так что о новых телефонах никто и не мечтал.

— Деканат филологического…

— Ну, где тебя носит, деканат филологического? — с упреком сказал Сашка. — Я звоню-звоню, звоню-звоню, а тебя нет и нет! Ты ведь уже давно отбилась!

— Откуда ты знаешь? — растерялась Вера. — Это совершенно случайно получилось, вообще-то я планировала часов до трех сидеть…

— Что, правда планировала?! — ужаснулся Сашка. — Вер, вот этого я от тебя не ожидал… До трех часов! Значит, ты там собиралась вовсю наслаждаться своим трудовым энтузиазмом, а я тут хоть умри? Ты эгоистка, Вера, вот что я тебе должен сказать.

— А что, есть угроза жизни? — озабоченно спросила она, заметив, как жадно Тосечка прислушивается.

Тосечка тут же потеряла значительную часть интереса к разговору, но из комнаты не выходила.

— Что, слушает кто-то? — догадался Сашка. — Не обращай внимания. Скажи: хорошо, я сейчас приеду.

— Хорошо, я сейчас приеду, — машинально повторила Вера. — То есть не совсем сейчас, мне еще документы отдать надо, и еще кой-какие оргвопросы утрясти…

— Оргвопросы утрясти! — возмутился Сашка. — Бюрократиха! Я понял: ты меня просто избегаешь. Так вот, даже и не пытайся, все равно не избежишь. Быстро спрашивай: а машина когда будет?

— Машина, когда будет? — послушно повторила Вера.

— Через десять минут, — отрапортовал он. — Успеешь со своими оргвопросами разобраться? Отвечай: да, через десять минут выхожу.

— Да, через десять минут… — Вера спохватилась и быстро поправилась: — Ой, нет, через десять минут могу не успеть! Мне минут пятнадцать потребуется. Может быть, даже двадцать.

— Это еще ничего, — подумав, решил Сашка. — Все-таки не до трех часов… Если что — Николаич тебя подождет. А нельзя эти твои оргвопросы потом как-нибудь решить? А то я уже сильно соскучился. Скажи: я тоже.

— Я постараюсь, — сказала Вера. — Вообще-то оргвопросы надо решать сразу… Хорошо, я постараюсь.

Вера положила трубку и посмотрела на часы. Ладно, экзаменационные листы она сдать успеет, а заявление на отпуск можно и потом написать. Отпуск… Ч-черт. Она ведь так и не придумала, что делать с этим отпуском…

— Консультация, да? — спросила Тосечка с пиететом и завистливо вздохнула. — А платят хорошо?

Вера какое-то время непонимающе смотрела, совсем забыв, что сама направила Тосечкины мысли в нужное русло, наконец, вспомнила и, торопливо запихивая все свои бумажки в сумку, на ходу ответила:

— Это на общественных началах. Сами подумайте, Антонина Михайловна, как можно брать деньги за помощь страдающим калекам?

Не хватало еще, чтобы Тосечка трепалась на факультете о страшных заработках Веры Алексеевны Отаевой где-то на стороне… Она вовремя вспомнила о посланном на ней джипе и на всякий случай добавила:

— Правда, иногда с транспортом помогают. Если что-то уж очень срочное.

…Хороший водитель Олег Николаевич выскочил из бродячего джипа, распахнул перед Верой дверцу, подал руку, помогая сесть в машину. Заботливый. Причем, можно сказать, какой-то радостно-заботливый. Не просто по обязанности верного денщика суетится, не жалованье отрабатывает, а будто с любимым ребенком возится.

— Олег Николаевич, у вас дети есть? — спросила Вера, заметив, как тот погрозил пальцем какому-то неосторожному пацану на роликах. Без малейших признаков раздражения погрозил.

— А как же, — ответил Николаич гордо. — Дочка. Дашенька. Ей уже скоро десять лет будет. Сейчас она со стариками моими, в Железногорске. Я в отпуск тоже к ним поеду.

— А жена?

— А жены нету, — спокойно сказал Николаич. — Жена от меня ушла, когда мать с отцом заболели. Они сразу оба заболели — у отца инфаркт, а у матери щитовидка… Врачи сказали, это у нее от стресса, за отца сильно переживала. Если бы не Константин Дмитриевич, так и думать боюсь, что было бы. Он моим старикам и клиники в Израиле нашел, и сам операции оплатил. И Дашеньку на это время к своей матери отвез, чтобы я во все стороны не рвался. А ведь я тогда только-только начинал у него работать, еще и полгода не проработал… Вот какой человек.