Дочь палача и ведьмак - Оливер Пётч

Поэтому она уже второй день проводила только с детьми, бродила с ними по округе и пускала палочки по ручью. И при этом старалась не отходить далеко от людей. Страх перед колдуном и автоматом до сих пор не отпускал ее.

Скрипнула дверь, и в комнату вошел Маттиас. Снаружи загрохотала телега: похоже, Михаэль Грец вернулся от какого-то крестьянина с очередной тушей.

Увидев Магдалену, немой подмастерье улыбнулся и робко ей помахал. Женщина улыбнулась в ответ. Она привыкла к присутствию рыжего великана — более того, хоть он и не разговаривал, ей нравилось, когда он бывал рядом. Маттиас нравился детям и всякий раз смешил всех троих своими рожицами.

Тихо, чтобы не разбудить малышей, подмастерье прошел к столу, налил себе воды в кружку и жадно выпил.

— Чума на тебя, куда ты запропастился, бестолочь?

Михаэль Грец вошел в комнату и скрестил руки на забрызганном кровью фартуке. На поясе у него висел нож, а сам живодер злобно смотрел на немого. Тот возвышался над низким учителем на две головы.

— У Кинсхофера теленок помер, а мне, значит, с ним одному возись, пока благородный наш господин по лесам шатается да мечтает о чем-то! Еще раз я тебя…

Он только теперь заметил Магдалену со спящими детьми и понизил голос:

— Будь так любезен, сожги потроха за домом! Шкуру я уже сам снял… Ну, пошевеливайся, дурень бестолковый, пока я с тебя кожу не содрал!

Маттиас сжался, словно ожидая удара, и рот у него плаксиво скривился.

— Ладно-ладно, — проворчал Михаэль чуть спокойнее. — Просто сделай, что я просил. И в следующий раз, как будешь уходить, оставь мне записку.

Когда немой подмастерье вышел за дверь, Магдалена вопросительно взглянула на живодера:

— Он умеет писать? Маттиас умеет писать?

Михаэль усмехнулся:

— Не можешь говорить — умей изъясняться другим способом. Понятия не имею, кто его обучил. Монахи, наверное, он вечно среди них ошивается.

Живодер вытер потный лоб уголком окровавленного фартука.

— Меня отец тоже немного письму учил, — пробормотал он. — Но Маттиас, будь он неладен, гораздо умнее, чем хочет показаться. Евангелие может по памяти написать, будто рецепт какой.

— Ты говорил, что хорватские солдаты, когда он был маленьким, вырезали ему язык. Это правда?

Грец кивнул.

— Чистая правда. Маму они изнасиловали и убили, а отца повесили на его глазах. На висельном холме все произошло, половину деревни смотреть заставили. Чтобы другим крестьянам уроком было. Удивительно, как мальчишка еще рассудка не лишился… Он с двенадцати лет у меня, никто больше брать его не хотел. Бродил себе по лесам, а потом я и взял его к себе. — Он тихо рассмеялся. — Грязный обдирала, кому ж еще мог немой сирота достаться!

— Не говори так, — злобно уставилась на него Магдалена. — Во всяком случае, про моих детей так никому говорить не придется.

Михаэль взял со стола хлебную корку и впился в нее зубами.

— Ну и как ты это устроишь, дочь палача? — спросил он с набитым ртом. — Епископа из Петера все равно не выйдет, пусть и глаза у него красивые… — Грец едва не подавился от смеха. — Может, отправишь его ко мне в учение.

— Вот увидишь, Грец! — прошипела Магдалена. — Из моих ребят выйдет толк. Иначе не зваться мне Магдаленой Куизль!

— Поверь мне, милая, — насмешливо сказал живодер и пододвинул к себе кувшин с водой. — Хоть с Куизлей, хоть с Грецов не выйдет ничего. И никогда. Даже за триста лет.

В это мгновение в дверь застучали с такой силой, словно кто-то врезал по ней ногой.

— Открывай! — проревел голос, показавшийся Магдалене знакомым. — Именем церкви, открывай, пока я не разнес этот свинарник!

— Господи боже мой, иду же!

Живодер шагнул к двери и повернул ручку. Внутрь тут же ввалились два охотника в зеленых куртках, вооруженные копьями и с небольшими арбалетами у пояса. Магдалена заметила, что это были те самые стражники, которые несколько дней назад караулили предполагаемого колдуна в лице Непомука. За ними в комнату вошли пышно разодетый юноша и пузатый старик. И первого, и второго Магдалена знала очень хорошо.

Перед ней стояли бургомистр Земер и его сын Себастьян.

Бургомистр сначала оглядел убогое жилище и только потом спросил:

— Где он?

— В смысле? — Магдалена искренне растерялась. — Не понимаю, о ком вы?

— Твой отец, курица ты безмозглая. — Земер почти вплотную подошел к Магдалене и вперил в нее яростный взгляд. — Думаешь, я не понял, что вы тут вытворяете? Вчера из монастыря сбежал неизвестный, выдававший себя за францисканца. Лазутчик! Не исключено, что он и документы кое-какие выкрал. Приор мне все рассказал.

Он подступил еще ближе, и Магдалена почувствовала кисловатый запах его пота.

— И знаешь, что он еще сказал, а? Этот самозванец был шести футов ростом, медведь с громадным носом, каких больше нет во всем Пфаффенвинкеле. Я точно знаю, что за этим стоит твой отец! Ну, признавайся!

Магдалена старалась держаться спокойно, хотя внутри у нее все вскипело. Она со вчерашнего дня не видела отца, и, похоже, его едва не схватили, пока он обыскивал монастырь. Оставалось только надеяться, что с ним все в порядке.

— Полная чушь, — невозмутимо ответила Магдалена. — Что ему делать в Андексе? В паломники записаться? Палачу?

Она насмешливо взглянула на бургомистра и одновременно взмолилась, чтобы Михаэль не выдал ее. Но живодер молча встал в углу и скрестил руки на груди.

— Ха, палачка, да ты врешь, дай только пасть открыть, — прошипел Земер.

Сын его надменно улыбнулся. Магдалена чувствовала, как он ощупывает ее взглядом.

— Твой муж сам говорил, что Куизль приедет! — продолжал Земер. — В трактире пару дней назад распинался — мол, тесть его во всем тут разберется.

— Но потом отец передумал. Во всяком случае, здесь его нет. Можете, если хотите, поискать под лавками. — Магдалена вернулась к детям, которые проснулись от шума и заплакали. — Всего доброго; у меня, как видите, есть занятия поважнее ваших сплетен.

Охотники все так же стояли с копьями в дверях, но уверенности в них поубавилось. Земер, видимо, наобещал им, что в этом доме они смогут схватить самозванца-монаха и получить приличное вознаграждение. Но не обнаружили никого, кроме задиристой женщины с крикливыми детьми и угрюмого живодера в окровавленном фартуке.

— Это что вообще значит, Алоиз? — прорычал Михаэль Грец. Похоже, он знал одного из охотников. — Теперь в порядке вещей вот так вламываться домой к порядочным людям и обвинять непонятно в чем?

— Прости, Михаэль, просто… — начал охотник, но его перебил бургомистр.

— Это не дом, а вонючий свинарник! — заорал он. — И не грязному обдирале упрекать меня в чем-то. Особенно если он врет! Куизль был здесь, и точка! Может, мы даже эту вшивую рясу здесь найдем…

Себастьян Земер прошелся по дому, временами что-нибудь приподнимая кончиками пальцев. Он с явным отвращением пересек комнату и остановился у подоконника. На нем лежал маленький мешочек, и Себастьяну он показался знакомым. Он вывернул его, и на пол посыпались крошки табака.

— Ха, а это у нас что? — торжествующе прокаркал Себастьян. — Я лично знаю только одного, кто курит это вонючее зелье. А именно — нашего палача!

— А тут уж вы глубоко заблуждаетесь, — возразила Магдалена, и глазом не моргнув. — Я тоже иногда трубочкой балуюсь. Хорошо, знаете ли, для пищеварения. Попробуйте и вы как-нибудь, перестанете так ветрами страдать.

— Ты? Женщина? — Себастьян с трудом справился с изумлением. — Это… гнусная ложь!

— Могу подтвердить, — отозвался Михаэль Грец. — Курит, как сарацин.

— Так… так ты тоже врешь. Я…

— Это я-то вру?

Грец тоже повысил голос, это было просто необходимо, чтобы перекричать вопли детей. Несмотря на свой маленький рост, живодер встал перед растерянным юношей, и рука его потянулась к ножу на поясе.

— Я хоть и грязный обдирала, но и у меня есть свое достоинство! — рассвирепел он. — Не вам обвинять меня во лжи! Не вам! Кто вы вообще такой?

— Это сын нашего бургомистра, — попыталась успокоить его Магдалена, укачивая при этом орущих детей. — Я уверена, это просто недоразумение.

— Тогда сыну вашего бургомистра неплохо бы уйти, откуда он пришел, — проворчал Грец уже не так свирепо. — Во всяком случае, здесь ему не рады.

У Себастьяна отвисла челюсть, он задрожал и повернулся к отцу:

— Отец, ты слышал, что этот…

Земер грубо от него отмахнулся. Он уже готов был взорваться, но держал себя в руках.

— Ладно, палачка, мы уйдем, — процедил он. — Только знай, если я увижу твоего отца где-нибудь в Андексе, то велю схватить его и допросить. По подозрению в ограблении монастыря и богохульстве. И тогда посмотрим, кто упрямее: наш палач или здешний. Я слышал, у мастера Ганса рука тяжелая. Он с радостью возьмется за собрата, который выдавал себя за францисканца… — Земер прищурился. — Как знать, может, отец твой и с трупом часовщика связан как-то. Его утром как раз из колодца выловили…