Комсомолец. Часть 1 - Андрей Анатольевич Федин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мелькнула мимо меня горизонтальная полоса на кузове автомобиля — голубая. Поднятая машиной пыль заставила меня чихнуть. Поморгал, слезами убирая из глаз пылинки. Убедился, что милиционеры не ошиблись адресом — припарковали машину рядом с микроавтобусом скорой помощи. «Ну, наконец-то, — мелькнула в голове мысль. — Отстрелялся. Мавр сделал своё дело, мавр может вымыть тело». Из машины выбрались люди в милицейской форме. Захлопали дверцы.
«Самое время сваливать, — подумал я.
Вернулся водитель машины скорой помощи. Забрался в микроавтобус, закурил. В мою сторону мужчина не глядел — посматривал во двор Рихарда Жидкова. Я встал с лавки, стряхнул с брюк лузгу. Не стал дожидаться, пока явившиеся на вызов бригады обратят на меня внимание. Лениво повертел головой, будто раздумывал, куда пойти. Сунул под мышку газету, подхватил чемодан. И поспешил прочь от уже поднадоевшего мне дома номер тридцать восемь по улице Александра Ульянова.
* * *
Я изначально не ставил себе цель вершить правосудие. Что случится с Рихардом Жидковым дальше, меня мало интересовало. Посадят его в тюрьму или приговорят к высшей мере наказания — не имело значения. Сумеют ли милиционеры доказать, что именно Жидков убил тех людей, что зарыты в его огороде — не факт. В девяностых подобными вещами не заморачивались. Быстро «повесили» трупы на умершего старика, не особенно заморачиваясь доказательствами (или я о тех доказательствах просто не знал?).
Меня не покидали мысли о том, что я так и не раздобыл «железного» подтверждения причастности Рихарда Жидкова к убийствам тех людей, чьи кости лежали в земле, рядом с его домом. И даже сам себя «до конца» не убедил, что Рихард и был «тем самым» Зареченским каннибалом. Похищение и хранение оружия — не убийства и каннибализм. «Пусть хоть в этом времени следствие поработает», — подумал я. Считал: получится у советской милиции доказать причастность Рихарда Жидкова к убийствам или нет — то отдельный разговор.
Но уже за «похищение человека» и «незаконное лишение свободы» Каннибалу светил реальный срок. Так что у него долго не будет возможности закапывать под своими окнами новые кости. Если он вообще когда-нибудь вновь окажется на свободе: я всё же надеялся, что милиция не позволит трупам из огорода Жидкова стать «висяками». Я размахивал свёрнутой в трубку газетой, шагал по тротуару в тени деревьев. В очередной раз размышлял, стоило ли мне вообще ввязываться в связанные с преступлениями «делишки».
«Может, стоило ограничиться только спасением от маньяка Светы Пимочкиной?» — в очередной раз промелькнула в моей голове мыслишка. Я снова отмахнулся от неё, как от постыдной. Вспомнил лицо сидевшей в подвале Зареченского каннибала женщины — той самой Даши со шрамом на верхней губе. Представил, что ей пришлось пережить, и что могли испытать другие жертвы Каннибала. Вновь пообещал себя, что не буду играть в сыщика или мстителя, а всего лишь подправлю кое-какие моменты будущего.
Я зажмурился, шагнув на ярко освещённый участок тротуара. Опустил взгляд на неровный асфальт, на свои поношенные туфли и потёртые штанины. Отметил, что теперь смогу немного приодеться. Не факт, что взятых в доме Жидкова тридцати рублей хватит на полное обновление гардероба (о нынешних ценах на одежду я пока имел очень приблизительное представление). Но уж на новые брюки их должно было хватить (а может и на обувку). «Тридцать рублей, — подумал я. — Скромно нынче платят за разоблачение маньяков».
* * *
До автобусной остановки мне оставалось идти меньше сотни шагов, когда я услышал звонкий оклик.
— Гражданин!
Автобуса я на горизонте не наблюдал. Спешить к остановке не видел смысла. Поэтому позволил себе проявить любопытство: оглянулся в поисках «гражданина». Но вместо подозрительного человека в мешковатом костюме и серой шляпе (именно с таким образом ассоциировалось строгое слово «гражданин») увидел, что меня догоняли молодые мужчины (лет по двадцать пять) в модной по нынешним временам одежде и с красными повязками дружинников на рукавах.
— Гражданин! — крикнул один из дружинников, обладатель рыжей шевелюры и таких же рыжих усов. — Да, да! Мы к вам обращаемся! Стойте!
Рыжий дружинник указал на меня пальцем, точно взял мою фигуру на мушку пистолета. Так и бежал — с вытянутой рукой. Вторую руку он прижимал к карману, в котором позвякивали монеты. Его черноволосый напарник чуть отстал, шумно дышал, будто гнался за мной десятки кварталов — от самого проспекта Ленина. То и дело смахивал со лба капли пота. Звуки шагов дружинников эхом отражались от стен домов. На груди у мужчин, точно капли крови, блестели комсомольские значки.
— Стою, — откликнулся я.
Поставил чемодан на землю. Подавил желание картинно поднять руки. Похлопал себя по бедру свёрнутой газетой. Почувствовал диссонанс: утро — дружинники. Эти два понятия в моём представлении не сочетались. Потому что со слов Могильного и Аверина я представлял: дружинники дежурили по вечерам, кружили по городу по редко освещённым фонарями улицам, распугивали преступников. Увидеть парочку мужчин с красными повязками утром я никак не ожидал. И точно не представлял, чем привлёк их внимание.
— Народная дружина, — выдохнул рыжий.
Мужчина показал повязку на рукаве, вынул из кармана с переставшей позвякивать мелочью корочки — продемонстрировал их мне (в закрытом виде). Его напарник не потрудился ничего предъявлять — лишь пытался успокоить дыхание. В этом времени я пока отыгрывал роль наивного юноши. Потому не заглянул в документ, не проверил подлинность печати и не сверил фотографии с образцами реальных физиономий дружинников. Только кивнул и вопросительно приподнял брови.
— Чем могу помочь? — спросил я.
— Что в чемодане? — выдохнул черноволосый.
Он, наконец, сумел выпрямиться; чуть отдышался.
— Это ваш чемодан, гражданин? — спросил рыжий.
Мне вдруг почудилось, что я вновь очутился в Зареченске девяностых годов и встретил милицейский патруль. Вот только тогда грозный вид и тон охранников правопорядка подтверждали автоматы Калашникова. Сейчас же… Я посмотрел на дружинников. Из атакующего арсенала те имели лишь свистки на тонких верёвках; а вместо милицейской формы и бронежилетов — красные ленточки на рукавах и значки с изображением серпа и молота, с надписью «Дружинник».
— Конечно, мой, — сказал я. — А чей же ещё?
Дружинники переглянулись.
— Раннее утро и ты тут… с чемоданом, — сказал черноволосый. — На вокзал что ли собрался? Или спёр его где-то? Что-то мы раньше тебя в нашем районе не видели!
Я вдруг словно увидел себя со
