Рок - Б. Седов

Эпилог

Академик Владилен Михайлович Наринский был в ударе.

Ослабив галстук и расстегнув верхнюю пуговицу белоснежной шелковой рубашки, он произносил речь о русской мафии в Америке.

Подчеркивая важные моменты, он делал решительные жесты правой рукой, а левой время от времени прикасался к Рите, то приобнимая ее за плечи, то бережно прикасаясь к ее загорелой руке. Рита отвечала ему игривыми взглядами, ахала в нужных местах, трогательно складывала на груди руки, в общем - реагировала, как он хотел. И, похоже, она не просто умело подыгрывала его разглагольствованиям и распусканию перьев, а участвовала в этом дуэте совершенно искренне.

Мне это не нравилось.

Я смотрел на академика и его бывшую ученицу, и мысль о том, что они связаны гораздо теснее, чем можно было предположить, не оставляла меня. Откуда я знаю, может быть, они были любовниками?

Разум подсказывал мне, что ревность, это чудовище с гнилыми глазами, именно с гнилыми, а не с зелеными, как написала, томно закатив кокаиновые зрачки, какая-то сильно утонченная поэтесса, свойственна только неуверенным в себе людям, у которых не хватает смелости доверять тому, кого они, как им кажется, любят. Я твердо знал, что одним из признаков настоящей высокой любви является отсутствие ревности, кроме того, прочитал однажды, что это чувство недостойно настоящего мужчины, а в другой книге нашел вполне подходящее ко мне самому определение. Там говорилось, что не ревнивы только крайне самоуверенные люди. Уж я-то именно таким и был, и наверняка именно поэтому никогда не испытывал мук ревности.

Но в этот раз я почувствовал, как этот гнилоглазый зверь стучится в мою душу в надежде на то, что я пущу его в себя, что я позволю ему хозяйничать в моем сердце и управлять мною, что я позволю ему жить во мне и поганить мои мысли и чувства, превращая их в дерьмо. Почувствовав это, я разозлился, а когда сообразил, что пытаюсь ворваться в несуществующее прошлое, да еще и не свое, мне стало стыдно, и ревность пропала, оставив только запах, как в телефонной будке, где за минуту до тебя кто-то испортил воздух.

Я успокоился и налил себе пива.

Наринскийвещал.

- Вы еще молодой человек, - говорил он, - и поэтому, как все недостаточно пожившие люди, принимаете многие вещи такими, какими их видите. То есть - такими, какими они выглядят на первый взгляд.

И он бросил очередной, далеко не первый, взгляд на Риту.

- Вот вам элементарный пример. Ни одно социальное преобразование не происходит по воле народа. Народ, как самостоятельная сущность, способен только на кровавые бунты, не приводящие ни к чему, кроме многочисленных убийств тех людей, которых он избрал как идолов зла. Толпа, как известно, тупа, и ее можно направить куда угодно, но решает это не она, а те, у кого хватает умения, хитрости и смелости оседлать ее.

Он снял несуществующую волосинку с колена Риты, и мне стало смешно.

Заметив мою улыбку, он поднял бровь и сказал:

- А вы, между прочим, зря смеетесь. Сейчас вы поймете, о чем я говорю, и убедитесь, что ничего смешного здесь нет.

- Что вы, что вы, - возмутился я, - это я не по поводу сказанного. Честное слово!

Наринскийподозрительно посмотрел на меня и, решив, что не стоит принимать близко к сердцу гримасы одноглазого разбойника (и где только Рита его откопала), сказал:

- Ладно. Тогда нальем еще.

Мы с Костей пили пиво, а Рита с академиком - шампанское.

Налив себе и Рите «Советского», Наринский поднял бокал и провозгласил:

- За прекрасных дам! Мы дружно выпили.

Поставив фужер в пепельницу и даже не заметив этого, Наринский откашлялся и продолжил выступление.

- То, что я сказал выше, давно стало общим местом. Не менее очевидным является и то, что пресловутая перестройка - вовсе не воплощенное решение народных масс. Как всем давно известно, партийная верхушка, наворовав столько, что дальше уже некуда, столкнулась с проблемой использования захваченного богатства. Иметь фантастическую кучу денег и не иметь возможности свободно и открыто тратить их - нелепость, граничащая с горем. Осознав это, заинтересованные лица решают устроить себе некую своеобразную демократию. Подчеркиваю - именно себе, а не народу. То, что эту несчастную пародию на демократию автоматически получат еще и ничего не соображающие массы, в расчет не бралось. Могут делать с ней, что заблагорассудится. Все равно ничего не выйдет. Это вроде как дать дикому крестьянину принтер без компьютера. Вещь нужная, полезная, а толку с нее, как от лягушки красной икры.

Наринскийпрофессиональным лекторским жестом вытер лоб платком и убрал его в жилетный карман.

- Это я к тому, что даже видя очевидное, люди предпочитают принимать как факт совершенно другое, а именно - то, чего бы им хотелось. А хотелось бы им видеть, как народ, наконец, скинул ненавистное иго подлых коммунистов. Вот и вы, Константин, не желаете повернуться лицом к вопиющим фактам, которые по большомусчету скрыть невозможно, да их и не пытаются скрыть, зная, что народ сам придумает себе дезинформацию, в которую будет верить свято и непогрешимо. Он наставил на меня палец и сказал:

- Вот уже не в первый раз я слышу от вас, что мафия состоит из бандитов и неудавшихся спецов. А я вам говорю, что это - вполне удавшиеся и процветающие спецы, и что они выполняют приказы своих начальников, которые как были при коммунистах, так есть и сейчас. И уничтожают, показывая это по телевизору, только тех, кто, наивно рассудив, что можно создать преступную группировку на ровном месте, идет в бандиты самостийно. Вот их-то и кладут, простите, рылом на асфальт, они-то и отправляются на скамью подсудимых. Они, да еще те, кто недостаточно добросовестно выполняет приказы начальников. Почему, как вам кажется, крупные предприятия не подвергаются так называемым наездам? И не только крупные, а вообще все, в которых имеется отдел кадров? Объясняю - начальником отдела кадров на каждом таком предприятии является действительный майор Загоруйко или подполковник Пилипчук. И можете ли вы себе представить, что глава какой-нибудь царскосельской группировки, капитан ГРУ Жеманский пошлет на эту, к примеру, фабрику тампонов своих пацанов, чтобы они прижали директора? Да на следующий день этот подполковник втопчет этого капитана в соответствующий ковер! А вы говорите - мафия!

Наринскийоткинулся на спинку кресла и снова вытер лоб.

- К сожалению, у меня сегодня опять мало времени, и я не могу рассказать вам многое из того, о чем бы вы хотели знать. Но тем не менее хочу поблагодарить вас за рассказ о, так сказать, внутренней жизни преступных группировок. Я, конечно, специалист, это моя работа, но самой ценной является информация из первых рук.

Он встал и, слегка покачнувшись, удивленно заметил:

- А все-таки шампанское на меня подействовало! Боже мой, как я буду читать сегодня!

Рита посмотрела на него и с улыбкой сказала:

- Насколько я понимаю, до лекции у вас еще целый час, так что - пока доберетесь, все выветрится.

- Будем надеяться, - с сомнением ответил Наринский.

Он повернулся к нам с Костей и, протянув руку, сказал:

- Буду рад встретиться с вами еще раз. Весьма познавательно.

Последовали рукопожатия, затем он повернулся к Рите и склонился над ее рукой.

- Весьма сожалею, что сегодня в Нью-Йорке нет ни одного приличного концерта. Однако хочу заручиться вашим согласием на следующий раз.

- Я согласна, - милостиво ответила Рита, - только не на классический вокал.

- Слушаю и повинуюсь, - ответил Наринский и, отпустив наконец ее руку, удалился преувеличенно твердой походкой.

Посмотрев ему вслед, Рита вздохнула и сказала:

- Вот настоящий джентльмен! Не то что некоторые. Некоторые посмотрели друг на друга и пожали плечами.

- Вовремя он отвалил, - сказал я. - Через двадцать минут явится Боярин.

- А что - мы готовы, - развел руки Костя. - А ты готова?

И он посмотрел на Риту.

- Я готова всегда и ко всему, - отчеканила она и презрительно посмотрела на нас. - Даже к тому, что Боярин увидит меня в такой компании.

Я оглядел нашу компанию и не нашел в ней ничего предосудительного.

Двое вполне приличных молодых мужчин, один из которых в темных очках по причине стеклянного глаза, и сногсшибательная темная шатенка в белом деловом костюме и простых очках в толстой темной оправе.