Солдат - Василий Сахаров

Кое-как меня дотянули до окраины Пятигорских владений, поселка Золотушка, и комбат, видя, что я могу копыта откинуть, передал меня на попечение местной знахарки, которая поручилась, что через неделю я смогу встать на ноги и вернусь в строй. Помнил я все это очень смутно, болезнь меня всерьез прихватила, и два дня проведенные в доме местной докторши, как-то выпали из памяти. Так, какие-то обрывки событий, плач ребенка, горькое питье и постоянные спиртовые растирки. Сегодня с утра, я почувствовал себя гораздо лучше, пошел на поправку, и как итог, смог выручить мою исцелительницу из беды.

Знахарка закончила процедуры, и сам не заметил, как в который уже раз за последние трое суток, я провалился в сон. Проснулся к вечеру, и снова от стука в дверь, но теперь не грубого, а осторожного и аккуратного. Снова в моих руках оказался верный пистолет, но Елена, посмотревшая во двор через небольшую отдушину над дверью, успокоила меня:

— Это староста наш местный пришел, дядька Трофим, а с ним военный какой-то.

— Отворяй, — велел я и, спрятав ствол под подушку, натянул на себя выстиранный хозяйкой камок, и вышел к гостям, которых Елена уже усаживала за стол.

— Вечер добрый, господин сержант, — чуть привстав, поприветствовал меня староста, худой как жердь дядька лет под пятьдесят.

— Здорово, гвардия, — на столе появилась бутылка водки с изображением кедра на этикетке.

Конечно же, это был командир территориального взвода, усатый и дородный мужик, на котором мешком висел новенький камуфляж, а на погончиках сияла золотом одна поперечная полоска, что значит, передо мной находится старшина. По виду, нормальный и справный хозяйственник из станицы, может быть, бывший участковый, отправленный в командировку. К таким людям, я всегда уважение испытывал, так как очень уж они мне нашего старосту деревенского, Никиту Демидова, напоминали, такие же основательные, хозяйственные, расчетливые и в меру прижимистые.

— Добрый вечер, — вежливо ответил я и, присев на лавку напротив гостей, обратился к хозяйке: — Мне бы покушать чего.

— Вот-вот, куриный бульончик готов будет, пару минут обожди, — ответила она и отошла от стола к печи.

— Ну, что, — неодобрительно покосившись на водку, обратился я к старшине, — за оружием и документами пришел, взводный?

— Точно так, за стволами казенными и военными билетами, — старшина подкрутил ус.

— Забирай, — выложил перед ним два военника, и кивнул в угол комнаты, где валялись подсумки и карабины, — и охламонам своим передай, чтоб про насилие и не думали больше. Это я еще добрый, а другой, просто пострелял бы их как курчат, и ничего бы ему за это не было.

— Понятно. Раз такое дело, может быть, спрыснем договоренность? — территориал взял в руки бутыль.

— Нет, мне сейчас не до того, старшина. Болею, а все что хотел сказать, я уже сказал.

— Так, а чего ты меня тогда звал, гвардеец? Отдал бы оружие бойцам сразу, да на этом и разбежались. Чего меня дергать-то? У меня и своих дел в роте хватает.

— Хотел посмотреть, кто у них командир. Был бы жлоб какой, стволы не вернул бы, а ты, старшина, сразу видно, нормальный человек, и это не твоя вина, что у тебя во взводе такие ушлепки служат. Опять же, пусть они поволнуются, а ты их спасителем будешь. Вернешься в расположение роты, и будет у тебя два бойца, которых ты лично прикрыл, и которые тебе по жизни обязаны. Разве плохо?

— Раз так, — протянул он, — тогда, да, конечно.

— Бывай, старшина, — протянул я ему через стол свою руку.

— Выздоравливай, сержант, — пожал он мою ладонь и, взвалив на себя оружие своих непутевых солдатиков, отправился восвояси.

За ним, было, намылился и староста, но я придержал его:

— Погодь, дедушка.

— Что? — он вернулся на лавку.

— Ты в курсе, что Федор Карпов, муж знахарки Елены, находится в плену у карачаев?

— Нет, — помотал он головой. — Знаю только, что он на охоте пропал.

— Вот, теперь будешь знать. Федора держат в ауле Джага, и надо его домой вернуть. Этим у вас, как и везде, община должна заниматься, а ты в общине местной, самый главный. Что думаешь по этому поводу делать и как намерен односельчанина выкупать?

Староста несколько секунд молчал, видимо, о чем-то размышлял, и сказал:

— Бесполезно, там дикари отмороженные сидят, которые никому не подчиняются. В других аулах можно договориться, размен пленников сделать или выкупить человека, а с этими, так не выйдет. Полные отморозки.

— Что, совсем никак?

— Ну, только если какой-то серьезный горский клан свое слово скажет, а с нами они дел иметь в любом случае не станут.

— Клан алима Имана Гойгова из Алагира, сможет такое слово сказать?

— Не знаю, сержант, — пожал староста плечами, — слышал, что клан влиятельный, может быть, что-то и получится.

— Хорошо, — откинулся я к стенке.

Местный глава общины встал и, уже уходя, спросил меня:

— А зачем тебе Федор, неужели он и в самом деле, твой родственник?

— Нет, он мне не родня, но его жена мне жизнь спасла, а я такого не забываю, староста. Долг платежом красен, слыхал про такую старую мудрость?

— Дело твое, сержант, поступай как знаешь. Если от общины деньги понадобятся или поддержка какая, то обращайся, мы за своего сельчанина, завсегда горой встанем.

— Да видел я уже, ваше вставание, — пробурчал я, — дом Карповых почти в самом центре поселка стоит, в него три урода посреди бела дня ломятся, а от всей общины, ни одного мужика рядом не оказалось. Что так-то, старейшина?

— С Бебутом ваши солдаты были, а это новая власть, и тут надо осторожно, мало ли, что, — быстрой скороговоркой проговорил староста и юркнул за дверь.

Местный глава ушел, а хозяйка покормила меня наваристым бульоном, и когда я опять улегся на кровать, окликнула:

— Солдат, а тебя как зовут-то?

— Александр.

— И что, действительно, постараешься мужа моего вытянуть из плена или так, для красного словца, твои речи были?

— Постараюсь что-то сделать, хозяйка, — повернувшись на бок, ответил я, и сам спросил: — Расскажи про ваши места, а то третий день здесь нахожусь, а что окрест находится, ничего не знаю.

— Да, рассказывать и нечего особо, живем, как и везде люди живут. После чумы, кто уцелел, по лесам разбежались, а потом Хаос пришел, и начали люди друг друга за просроченную банку тушенки убивать. Нам-то, кто здесь на отшибе жил, еще ничего, вполне нормально было, выстроили стену вокруг поселка, и отбивались от всех находников, а вот, кто в городе находился, тем тяжко пришлось. Как власти не стало, так весь Пятигорск общины национальные поделили. В Свободе и Горячеводском черкесы закрепились, в центре чеченцы, а в Белой Ромашке, Новопятигорске и Бештау, казаки и русские с армянами окопались. Несколько лет все тихо было, как-то уживались, но потом вайнахи с гор своих земляков вызвали и столько крови пролилось, что ни с приведи Господи такого разбора. Так мне дед рассказывал, он, тогда как раз старостой в Золотушке был и водил всех наших мужиков на помощь своим.

В это время заплакал ребенок и, укачав его, знахарка продолжила свой рассказ:

— Горцев все же выбили тогда, лет пять резались, а все же одолели их. Потом меж собой рознь была, и года три враждовали, и так до тех пор, пока нынешнего князя не выбрали, Олега Нестеренко. С тех пор, живем тихо, и только набегов опасаемся, а как у горцев война с Халифатом началась, так и совсем хорошо зажили. Вся торговля между горцами и вами, через наш город идет, а значит и прибыль с этого имеется.

— А что, много людей в вашем княжестве Пятигорском проживает?

— Откуда же я знаю, — пожала плечами женщина, — это, наверное, только сам князь и его ближние люди ведают. У нас в Золотушках человек четыреста пятьдесят живет, в Скачках, что неподалеку, еще триста, а дальше, в самом городе, говорят около пятнадцати тысяч жителей. Да и то, такое многолюдство только за счет молодежи, что из лесных поселков в большой мир выходит.

— И чего же они свои леса покидают?

— А ты зачем свой поселок покинул? — усмехнулась она. — Я же вижу, что деревенский ты, а не городской. Наверное, молодежь поближе к цивилизации хочет быть. Бебут, например, он как раз из таких, лет шесть назад у нас появился, и сразу в дружину подался. Мечтал десятником стать, да куда там, человек гнилой, вот и сидел в самом низу, да пакостил кому мог по мелочам.

— А чем живете здесь? Производство какое-то есть или добыча чего полезного?

— Живем сельским хозяйством, охотой и производством меховой одежды. Промышленности не имеется, хотя князь хотел какое-то предприятие восстановить. Пару лет назад инженеров искал и механиков, но ничего у него не получилось.

Снова захныкал ребенок. Елена запела колыбельную песню и на этом, наше общение в тот день окончилось.

Глава 27