Стажёр - Натан Темень

Подпрыгнул, снова перекатился. Я его из поля зрения потерял, так он крутится.

Поднялся на карачки, сам шатаюсь, земля подо мной плывёт. Чёртов орг со своим гасилом!

Луна то выходит, то за тучку обратно прячется. Слышу — возня, удары, хрип, ругань.

Ох ты, думаю, это шофёр кого-то из моих не дорезал до конца. Или на помощь прибежали. Но нет — кто прибежит, нет здесь никого, кроме нас….

Помочь бы своему неожиданному другу, но не могу. Руки трясутся, земля качается. А в темноте, да в такой куче-мале не разобрать, кто где.

Луна показалась краешком, осветила дворик. Вижу — на земле двое ворочаются. Шофёр сверху оказался. Выхватил откуда-то из-под штанины нож — короткий, острый — и давай тыкать в того, кто под ним. Тыкал без передышки, пока тот, внизу, не затих.

Убийца на ноги поднялся, отдувается. Шляпу свою потерял, пальто сбилось.

Повернулся ко мне, всё веселье пропало. Не улыбается больше.

— Вот как сейчас будет, стажёр. Хабар вы не поделили — сцепились. Ты парень ловкий, их троих положил. Но и они тебя пришили. Помер ты — от ножевого. Кровью истёк, помощи не дождался. Разозлил ты меня, студент. Не жди лёгкой смерти.

Ухватил шофёр меня за шкирку, ворот вывернул, приподнял как щенка. И ножиком своим меня в бок ударил.

Я вскрикнул. Больно — не передать словами. По рёбрам огнём ожгло, в глазах вспышка света.

А шофёр вдруг тоже вскрикнул и ворот мой отпустил.

Отскочил, шипит, ругается.

У меня от боли и страха силы вернулись. Не совсем, но я всё же поднялся, отбежал на пару шагов. Смотрю — убийца мой вертится, ногой дрыгает. А на ноге у него висит собачонка мелкая, стриженая, в попонке. Бусенька!

Я ведь её правда с собой привёл, привязал неподалёку. Для убедительности, и потому что администратор вредный попался — не захотел войти в положение. Неужто отвязалась?

Не стал я стрелять, побоялся промазать. Вытащил палаш из-под шинели, шагнул к убийце, и ткнул его в бок — между рёбер.

Целил в бок, попал в спину. Шофёр на месте не стоял, мишень из себя не делал. Вертелся, собачку с ноги стряхивал.

Ударил я его, он замер на мгновение и ко мне повернулся. Палаш у меня из руки выдернулся, на землю упал. Вот чёрт! Не умею я с холодняком работать! Сюда бы Егора, дружка моего реконструктора, он бы смог…

Шофёр с ноги пробил мне в живот, я отлетел. А он молча подобрал палаш и собачку к земле пригвоздил. Слышу — взвизгнула она, ногу ему отпустила. А убийца ко мне прыгнул, клинком выпад сделал — прямо в живот.

Быстро так, глазом не уследить.

Я чуток повернулся, палаш мне шинель вспорол. Рука убийцы в меня уткнулась, я её ухватил, а сам продолжил движение.

Кувыркнулся шофёр носом в землю. Я ему ногой по затылку — хрясь! Тут же второй револьвер выхватил — первый искать некогда — и пальнул в спину. Лежащему. В спину.

А выстрела нет — забыл предохранитель снять. Я же не стрелял ни разу из него, хоть перед Матвеем хвастался, что умею…

Секунда — а шофёр уже перекатился, меня на землю сбил, и набросился — пытается оружие выхватить. Тяжёлый, гад, ловкий. Я ему по башке рукояткой, он за руку меня — хвать. Вот-вот оружие отнимет. Я пальцы разжал, револьвер из руки у меня выпал, и никто его ухватить не может, ни я, ни он. Крутимся на земле, и ни у кого одолеть не получается. Не зря его в школе полиции обучали…

Слышу — над ухом визг, скулёж, и мокрое, горячее, солёное на лицо капает. Бусенька подскочила — видать, не убил её гад. Ранил только.

Собачка рыкнула и в ухо убийце вцепилась. Зубки маленькие, зато острые. Рвёт его, рычит сквозь зубы — озверела совсем.

Чуточку отвлекла убийцу, но мне хватило. Ткнул я ему пальцами в глаза, коротко — но сильно. Попал. Он всхрапнул, захват ослабил. Тут я извернулся, ухватил его — и на удушение.

Помню, вколочено в меня тренером — держи нежно, но крепко, как де… как рыбу за жабры. Не отпускай, но и вырваться не давай. Удавить можно — но не нужно.

Давлю. Захрипел он, задёргался. А я давлю, не останавливаюсь. И одна только мысль в голове вертится: если отпущу хоть на секунду, всё опять начнётся. Троих товарищей он убил, а после меня убьёт. И собачонку Буську не пожалеет…

Сколько времени прошло, не знаю. Разжал я руки — не шевелится он.

Встаю, а сам шатаюсь, в глазах искры бегают. Пошатнулся, снова сел на землю рядом с убийцей, дышу тяжело.

Собачонка мне в руки носом ткнулась, скулит. Я её на руки взял, погладил. Морда у неё мокрая, липкая, в крови вся перемазанная. Своей и этого, что рядом лежит.

— Что он с тобой сделал? — говорю.

Ощупал её, чувствую — попонки нет. Наверное, когда шофёр её палашом ткнул, в попонку попал. Её срезал, а по боку вскользь прошло.

На ошейнике обрывок верёвочки болтается — перегрызенный. Освободилась, значит, ко мне прибежала — помогать.

Ощупываю ей шею — вдруг ещё где поранили, кровищи-то много. Пальцы нащупали ошейник, ухватились за украшение. То самое, в виде сердца, которое наш орг слепил. Из фигни и ниток.

Пальцы от крови липкие, сердце под рукой мнётся, тает, как пластилин. Блин, думаю, наверное, орг наш помер, и магия действовать перестала.

Защипало у меня в глазах, так жалко стало вдруг всех — и орга, и гоблина и даже Альфрида. Жили бы сейчас, в картишки жульничали, если б не я…

Эх, жизнь моя жестянка… Схватился я за сердечко, оргом слепленное, сижу, покачиваюсь, Буську к себе прижимаю.

Что-то холодно вдруг стало, трясти меня начало. Пальцы судорогой свело, разжать не могу. Сердце в руке плавится, а пальце всё сильнее сводит. Так больно — не вздохнуть.

Тут мне в спину, где печать, палец ледяной воткнулся.

Вскрикнул я, набок упал, собачку выпустил. В ушах звон стоит, меня всего корёжит, как припадочного.

Потом ледяной палец из печати выдернули — резко. Звон в ушах затихать стал, и судороги отпустили. Лежу, ртом воздух глотаю, как рыба на песке.

Слышу, прошуршало рядом, кто-то меня по щеке гладит. Буська, что-ли?

Открываю глаза — нет, не Буська. Девушка рядом со мной сидит, на коленки опустилась, на меня смотрит и по щеке поглаживает ладошкой — нежно