Невеста зверя (сборник) - Коллектив авторов

Его затрясло – все кости словно обледенели от усталости.

Взяв лопатку с длинной ручкой, Ксан подцепил угли и вытащил их из печи. Щеки тронуло жаром, хотя угли уже остывали – он перестал подбрасывать свежее дерево. Он разгреб угли щипцами и увидел, что какое-то создание свернулось вокруг рыжего, пышущего жаром уголька, точно ища тепла и защиты.

Ксан потянулся к таинственному существу рукой в перчатке – оно отпрянуло. Ксан схватил уголь щипцами и потряс – зверек сначала прижался к раскаленному углю плотнее, но все же не удержался, упал и распластался на поддоне.

Ксан перенес огненное создание на мраморную плиту. Когда он нагнулся посмотреть, что сотворил огонь, то задрожал от восторга. Оранжевое сияние медленно исчезало. На краях тело было прозрачно, но в других местах окрашено бледным румянцем с медными пятнами на передних и задних ногах. Не было никакого сомнения – это саламандра из живого стекла!

Он застыл в нерешительности. Жжется ли она? Протянув руку к стеклянному хребту, он почувствовал исходящий от шкурки жар. Зверек вздрогнул от тени его руки. Рубиновые глазки на голове задвигались и с опаской посмотрели вверх. Ксан поднес к доске стул и стал ждать, когда саламандра остынет на холодном мраморе. Она закрыла глаза и прикинулась мертвой. Через некоторое время он на пробу дотронулся до нее ногтем: нет, еще слишком горячо. Саламандра вздрогнула.

Разве не топил он печь семь дней и семь ночей – хоть часть его сознания и говорила ему, что это безумная затея, – чтобы омыть руки в крови саламандры?

Он надеялся, что ей не будет больно.

Ножницы казались слишком большими и угрожающими; поколебавшись, он взял острые щипцы и проткнул нежную шкурку. Хотя у саламандры нет ни сердца, ни вен, на мрамор полился розоватый сок.

Ксан намазал руки горячей жидкостью. Растекаясь по камню, она быстро остывала. Он сорвал рубашку и намазал кровью руки, шею и грудь. Крови оказалось невероятно много – он разделся догола и умастил каждый дюйм своей кожи, даже подошвы ног. Его волосы, промокнув до корней, встали дыбом от живой крови саламандры. Он брызнул кровью в глаза, и комната предстала омытой алым цветом. Ему вспомнились глаза Христа, что глядели в вечность двумя багряными озерами на «Распятии» кисти Фра Анжелико.

Маленькое существо распласталось по доске, глаза его закрылись.

Я убил ее! Зачем он погубил зверька – неужели стать неуязвимым для огня ему так важно? Он ведь двадцать четыре года прожил без этого дара. Как он мог поверить в эту чепуху, в то, что кровь может защитить? Что такое вся эта затея, как не морок от бессонных ночей?

Щипцами он осторожно закрыл зияющую рану на шкурке. Головка саламандры дернулась, как будто она пыталась взглянуть на него.

Сон тяжело давил на плечи. Закрыв слезящиеся глаза, Ксан застыл, неподвижный, как сотворенные им сосуды, и наполненный до краев грустью.

– Что же мне делать? – услышал он свой голос и сам удивился.

Забыв об опасности, он взял саламандру в руки, она была совсем холодная. Ксан настолько устал, что ему и в голову не пришло, что чудесное действие крови уже проявилось.

Полный жалости и обжигающего горя, он порывисто прижал крошечное создание к щеке. Он был так утомлен, что, казалось, не выдержит этого прилива чувств. Издалека слышался звон – словно раскачивались от ветра тысячи колокольцев.

– Стекло бы треснуло. Уцелеешь ли ты? Или утром от тебя останутся только кусочки фрита?

Он покачнулся, весь дрожа, – тело хотело только отдыха. Но на ладонях лежал мягкий, мертвый вес. Лопаткой он положил саламандру на угли. Может быть, в остывающей печи она исцелится?

Она лежала неподвижно.

– Только бы ты выжила! – с трудом проговорил Ксан.

Он валился с ног от усталости. Он натянул трусы, шагнул вперед, упал на кушетку и погрузился в сон мгновенно, как опускается камень на дно пруда.

Его разбудила Фрици, которая толкалась мокрым носиком ему в шею и принюхивалась – новый запах ее заинтересовал. Шершавый язычок прошелся по щеке. Ксан перекатился на бок и застонал. Кошка устроилась у него на ребрах, мурлыча и выпуская коготки.

– Иди отсюда. – Ксан махнул рукой, и кошка стрелой слетела с постели.

Он с трудом открыл один глаз: уже рассвело, но было раннее утро – похоже, он проспал целый день и целую ночь. Дверь печи была открыта. Закрыв глаза, он снова попытался заснуть, но мысли о приоткрытой двери не давали покоя.

– Ну ладно, ладно! – воскликнул он, спустил ноги на холодный пол и потер лицо ладонями. Запустив пальцы в спутанные, свалявшиеся волосы, он все вспомнил.

Сердце заколотилось от тревоги – на полке виднелось медного цвета стекло. Держась подальше от горячей печи, он осторожно открыл дверь пошире.

В печи свернулась голая девушка – она открыла глаза цвета медных монеток и вытаращилась на него, приподнявшись на локте белоснежной руки.

Он сразу все понял. Ему не надо было спрашивать, кто это и как она там оказалась, – он не стал тратить на это время. Скулы овального лица, осыпанного медными веснушками, горели румянцем. Вся кожа была светлая и такая прозрачная, что видны были голубые вены на шее. Его охватило любопытство: есть у нее перепончатые лапы или хвост или она вовсе ничем не отличается от человека? Взяв ее за руки, он помог ей выбраться из печи. От саламандры приятно пахло жженым миртом и корицей. Оказалось, что у нее нет хвоста, а ноги и руки человеческие. У ключиц ее, на висках и на веках лежали серебристые тени. Ее тело было само совершенство, а кожа гладкая, как стекло. Казалось, с тех пор как Ева ходила по Эдемскому саду, невинная и нагая, как заря, на свете не было никого прекраснее. Ксан, превосходно сложенный смертный мужчина, рядом с ней почувствовал себя громоздким и нескладным.

– Ты умеешь говорить? У тебя есть имя?

Она не отвечала. Стеклодув закрыл глаза и снова открыл. Но она не исчезла – это был не сон. Радость наполнила его сердце. Он и думать не думал, что бывают женщины такие таинственные и прекрасные, он мог бы смотреть на нее много часов, если бы ему не пришло наконец в голову, что нагота уже давно перестала быть нормальным состоянием для детей Евы. Он сдернул с карниза занавеску и протянул ей. Она поняла, что он от нее хочет, и дрожащими руками стала заворачиваться в ткань. Занавеска превратилась в сносное подобие саронга.

Снова взяв ее за руки, он заглянул ей в глаза, любуясь тонкими лучиками вокруг зрачка – ярко-золотыми и оранжевыми. Она, казалось, не возражала против такого внимания и вскоре доверчиво прижалась к нему. Тут уж он не мог не поцеловать ее – и поцеловал не раз. Она училась быстро и обнимала его так же жадно, как он ее.

– Ксан! Ксан! – раздался голос откуда-то из далекой дали. Ксан медленно отстранился от девушки, но напоследок пропустил ее кудри сквозь пальцы, очарованный их мерцающим блеском.

Он обернулся и увидел, что в стеклянную дверь заглядывает Гарленд:

– Прошу прощения…

– Все в порядке! Заходите. – Ксан обрадовался ему – кто еще в целом мире мог бы понять, что случилось?

Девушка удивленно переводила взгляд с его лица на лицо Гарленда. Возможно, она думала, что Ксан – единственное человеческое существо на свете.

– Это мой друг, – объяснил он ей.

– Я не хотел вам мешать. Просто зашел забрать свой «С-Т». Ну и вымазался ты, дружище! – засмеялся фермер, рассматривая его.

Он протянул девушке руку, представившись, – она взяла ее и стала разглядывать испачканные зеленью ногти и темные волосы на запястье. Гарленд явно любовался ею и сделал вид, что не заметил ее наряд, довольно скудный для этого времени года.

– Вымазался? Нет, это просто кровь. Это… – Ксан замолчал, не зная, как объяснить случившееся.

Гарленд улыбнулся странному поведению девушки и по-отцовски дотронулся пальцем до кончика ее носа.

– Это саламандра, – выпалил Ксан.

– Что?! – Гарленд озадаченно наклонил голову набок.

– Я сотворил саламандру. То есть это не я ее сделал – она появилась сама. Не в этом обличье, сначала она была как тритон. Я проколол ей бок, и полилась кровь, как было сказано в вашей книге. Вот, посмотрите на мрамор…

Рот Гарленда приоткрылся, словно впитывая в себя его рассказ.

– Я понял, что она умрет, и почувствовал ужасную вину. Это было чудесное создание – конечно, не такое прекрасное, как эта девушка, а просто волшебный зверек из стекла, и я так обрадовался и испугался, когда увидел это… это стеклянное чудо. Мое сердце сразу прикипело к нему – я не мог допустить, чтобы это существо погибло…

Его голос затих. Что он несет? Нет, невозможно передать чудо случившегося превращения.

Обняв его за талию, девушка прижалась щекой к его обнаженной груди. Ксан положил ей руку на плечо и в эту минуту понял, что любит ее, потому что она – воплощение всего чудесного, что он пытался передать в своем искусстве, видение красоты, которое являлось ему в отблесках стекла, а иногда в огне, полыхающем живым великолепием.