Кто услышит коноплянку - Виктор Лихачев

- А вот что. - Софья смерила подругу взглядом, в котором было мало дружелюбия. И вдруг ее осенило. - Она ведь книгу Михаила всю прочитала?

- От корки до корки, - не без гордости подтвердил Виктор. - Теперь Лиза у нас настоящий орнитолог.

- Ну ты уж скажешь, - неожиданно засмущалась Ира.

- Ребята, не спорьте, сейчас речь о другом, - теперь Софья знала, что она скажет. - Давайте предложим Лизе нарисовать картины. Пусть рисует, чем хочет - красками, углем, карандашами...

- Что рисует? - не понял Виктор.

- Птиц! Понимаете, птиц! Каких захочет.

- Точно! - подхватила Мещерская. - Мир природы глазами ребенка. Умница, Сонька!

- Это еще не все, - Софья почувствовала вдохновение. - Пусть это будет пятнадцать, двадцать, пусть тридцать рисунков. В "Белой розе" мы устроим ее персональную выставку. Ну как? Наталья сразу одобрила идею. Бобровы переглянулись.

- Вас что-то смущает? - обратилась к ним Воронова.

- Нет, идея и впрямь хороша, - неуверенно начал Виктор.

- Так в чем дело? О красках, кисточках, бумаге не беспокойтесь, - поддержала подругу Мещерская. - Соня выставки регулярно проводит и делает это классно, вы уж поверьте мне.

- Девочки, мы верим, - эстафету у мужа подхватила Ира. - Только сколько на свете детей поталантливее Лизы, а для нас - персональную выставку.

- Почему для вас? Ира, ты не обижайся, но это для Лизы.

- Я понимаю, Соня...

- Прости, Ирочка, но мне кажется, ты не понимаешь, - Воронова старалась быть как можно убедительней. - Ну откуда у вас такая скромность? В конце концов, это моя личная галерея, слышишь? И выставляю я там тех, кого хочу. Но Лиза... - Софья замолчала, а потом тихо произнесла:

- Если она это не заслужила, тогда кто? Виктор полуобнял жену:

- Ира не совсем то хотела сказать. Вы и так нам много помогаете... Лиза предложение Софьи приняла сразу. Только спросила:

- А птиц любых можно рисовать?

- Каких захочешь, радость моя.

- А когда можно начинать?

- Завтра я тебе все что надо принесу - вот и начнешь завтра.

- И моих птиц другие люди увидят?

- Обязательно.

- И дядя Миша тоже?

- Конечно. Из Старгорода в гости к нам... к тебе приедет, мы его и сводим на твою выставку. А если хочешь, мы дождемся приезда дяди Миши и откроем выставку.

- Откроем?

- Да. Это целый ритуал, то есть обряд - выставки открывать. Приглашаются гости - друзья, журналисты, другие художники. Герой торжества выступает перед ними с речью.

- Я буду выступать?

- А почему нет?

- Ой, я вспомнила. Это как в мультфильме про крокодила Гену и Чебурашку. Пап, помнишь?

- Не очень, дочка. Там разве выставку открывали?

- Там дом построили. И Чебурашке слово дали.

- Припоминаю, - засмеялся Виктор. - Он тогда...

- Нет, папа, я сама расскажу. Чебурашка сказал: "Мы строили, строили и наконец построили. Ура!"

- "Ура" не было.

- Нет, было.

- Витя, ты как ребенок, - укоризненно покачала головой Ира. Обе Софьи и Наталья с радостью смотрели, как ожили глаза Лизы.

- Вот видишь, - обратилась к девочке Мещерская, - если Чебурашка речь осилил, ты тем более не оплошаешь.

- Страшно. Да и картины надо сначала нарисовать.

- Вот это правильно, - поддержала девочку Наталья.

- А если у меня не получится?

- Получится! - хором ответили все взрослые.

- Обязательно получится. - Воронова положила свою руку на ладошку Лизы. - И вообще, я читала где-то, что бобры очень настойчивые и трудолюбивые животные. Так что, Бобренок, соответствуй фамилии.

* ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ *

Глава тридцать первая

Маловероятно, что Селиванова была знакома с высказыванием Вертинского, человека скорее изысканного, нежели мудрого, о том, что русские женщины любят переделывать мужчин. В той ситуации, в какой она оказалась, Юля могла бы поставить под сомнение это высказывание. Во-первых, если уж на то пошло, мужчин любят переделывать все женщины независимо от их национальности. А во-вторых... Все то время, что четверка в белом "Саабе" моталась по шоссейным и проселочным дорогам России, Юля пыталась приспособиться к характерам своих спутников, прежде всего Гнилого и Бугая. Но это было очень трудно. От обоих исходила какая-то животная, первобытная сила, которая заставляла молодую женщину цепенеть от ужаса. Юлю многое поражало в этих "братках": быстрая смена настроения, внезапная агрессивность, которая могла возникнуть буквально на пустом месте. И в то же время и Гнилому, и особенно Бугаю была присуща какая-то совершенно детская непосредственность. Оказалось, что Бугай просто обожал мультфильмы, причем, если мультик был смешной, он смеялся заразительнее любого ребенка. Словно ребенок Бугай вел себя и тогда, когда проигрывал в карты Гнилому. От природы наблюдательная, Юля научилась пользоваться такими моментами. Карнеги был бы доволен такой ученицей. Когда это требовалось, Селиванова смеялась, хотя смеяться ей не хотелось, когда Бугаю или Гнилому требовалось сочувствие, она сочувствовала, даже если про себя говорила: "Так вам и надо, гаденыши". Точно так же действовал и Шурик. Особенно это стало заметно, когда на мобильник Шурика позвонили из Москвы и сообщили, что Кузьмича во Владимире взяли. Подробностей они не узнали, но Шурик предположил, что хитрый Кузьмич сам все подстроил: надежнее зоны места отсидеться нет - годик-другой. Гнилой резонно возразил, что, похоже, Кузьмича действительно "замели": в последнее время их босс потерял всякую осторожность. Да и конкуренты могли подставить. Как бы то ни было, но ситуация резко менялась. Вот уже три недели они искали Киреева. Юля поражалась той поистине охотничьей страсти, которой были охвачены ее спутники. С каждым новым неудачным днем для них словно вырастали ставки. Хотя сама Юля уже была готова сидеть в Старгороде и ждать Киреева там. Более того, она все чаще и чаще корила себя за то, что заварила всю эту кашу. Но кому-то надо было ее расхлебывать. Между прочим, в Старгороде они тоже побывали: Киреев туда еще не приходил. Гнилой уже ничего не обещал, Бугай не строил планы, Шурик не командовал. Несколько раз казалось, удача наконец им улыбнулась. В Черни им сказали, что в сторону Плавска прошел какой-то бородач с рюкзаком. Они, действительно, нашли того бородача. Но оказалось, что радовались рано: семидесятилетний дед с двумя флажками российским и украинским совершал переход от Черного моря до Белого, который посвятил российскоукраинской дружбе. Нашу "четверку" турист принял за корреспондентов и уже готов был дать Юле интервью... Тульскую область Юля теперь знала, как свою квартиру. Один Одоев они проезжали пять раз. В минуты очередной неудачи Селиванова, которая как женщина больше всех страдала от кочевой жизни на колесах, старалась отвлекать своих компаньонов. К примеру, из Москвы она взяла несколько кассет со своими любимыми песнями. Гнилому и Бугаю понравились записи автора и исполнителя Тимура Шаова. Когда Юля чувствовала, что тучи сгущаются, она ставила эту кассету. Бугаю особенно нравилась песня "Идея всеобщего братства". Вслед за бардом он пел, прихлопывая себе в такт рукой: Вот стоят, неземной красоты,

Наши меньшие братья - менты. Как завижу фуражки,

Тотчас становлюсь мизантропом. Будут бить меня по голове,

Если я не прописан в Москве, И станцуют на мне:

Два прихлопа, четыре притопа. Но иду к ним, любовью объятый,

А на лбу проступают стигматы, И, дубиной сражен, я паду на газон

К сапогам мной любимого брата. И Бугай, уже забыв о своем гневе, обращался к Селивановой:

- Слушай, Юль, классная вещь. В Москве достанешь мне такую же?

- Конечно. У Шаова несколько кассет вышли.

- Только словечки попадаются непонятные.

- Например?

- Да хотя бы мизантроп какой-то.

- Мизантроп - это вроде дурачка блаженного, - с умным видом пояснил Гнилой. Юля не спорила.

- Да? - удивлялся Бугай. - А стимгады, тьфу, стигматы - это что за хреновина? На этот раз Гнилой молчал. И лишь после этого Юля очень мягко поясняла:

- Точно не знаю сама. Кажется, так называется кровавый пот.

- Кровавый пот? - еще больше удивлялся Бугай.

- Вот ты бежишь, бежишь, взмок, как после бани, и вдруг, бац: получаешь по голове. И крови полно, и пота, - довольный, подколол приятеля Гнилой.

- Не совсем так, - голос Юли звучал почти нежно. - Среди католиков есть люди, у которых выступает кровь в тех местах, за которые Христа прибивали гвоздями к кресту. Эти выступления и называются стигматами.

Бугай слушал, открыв рот... Теперь перед Кузьмичем не надо было держать отчета. Да и в Москве, заявил категорично Гнилой, пока лучше не показываться.

- Не знаю, как вам, мне к тому же западло будет ехать назад пустым. Меня еще никогда таким дураком не выставляли.

Ему никто не возразил. Юля смотрела на Шурика, но он молчал, опустив голову.

- Ну вот и лады, - подвел черту под разговором Гнилой. - Лучше давайте кумекать, как искать этого стервеца дальше. И, кстати, как эта дыра называется? - Он показал рукой на окружающие их строения.