Поле битвы - Алексей Бергман

Даяна простилась с профессором, на следующий день простилась с его учеником и на похоронной церемонии встретилась с супругами Ваниламмед. Их звали Урисила и Орамман. И они не будут растить ее ребенка. Они просто примут его от Даяны и увезут как можно дальше.

Лишь десять дней леди Геспард выторговала себе для общения с новорожденным сыном.

— Он должен окрепнуть на материнском молоке, — твердо сказала она Нергунт-о-Лавиту, и профессор вынужден был согласиться:

— Но только десять дней.

Кавалер всячески избегал общества ученого гарха. Он всего лишь один раз побывал в профессорском доме и, не показываясь на глаза его обитателям, — исчез.

И мало того. Едва Нергунт-о-Лавит появлялся вблизи жилища соседей-инженеров, приютивших его хозяйку, Кавалер ловко и незаметно удирал куда подальше. Прятался в кустах и из укрытия наблюдал за подступами к дому. Но как только Нергунт-о-Лавит выходил на улицу, кот неизменно возникал рядом с леди — хвост трубой, на морде воспоминание о шустрой птичке, не позволившей себя поймать.

Но Даяне было некогда обращать внимание на странные повадки полосатого друга. Она прощалась с сыном. Никогда раньше Даяна не задумывалась над тем, что радость надо — беречь. Каждый миг, каждое слово, дыхание, взгляд. Радость и счастье такие мимолетные гости…

Теперь она берегла каждую минуту на общение с сыном. Она гуляла по лесу и, не замечая ничего вокруг, — беседовала. И не могла наговориться. Ей казалось, она испытывает неутолимую жажду, пьет и не чувствует наполнения. Сын так много мог ей дать, что крохи, украденные у времени, только будили желание — пить, пить, пить, еще пить…

И только слезы приносили облегчение. Смягчали иссушающее душу желание и выпускали наружу страшный жар…

Но она старалась меньше плакать. Печаль — враг радости. А последние часы общения с сыном должны остаться в памяти как самые счастливые и наполненные часы жизни.

Сын-легис старался как можно больше поведать своей матери. Предупреждая многие трудности, что возникнут у беглянки-леди впереди, он рассказывал ей о черных рынках пиратского братства, о тайных кодах и паролях рабовладельцев, обо всех ухищрениях полицейских облав.

«Ты должна и можешь все это запомнить, мама. Каждый порт, каждая орбитальная станция сейчас под контролем биологических анализаторов. Тебе нельзя там есть, пить, посещать санкабины и находиться дольше нескольких часов. Биологические образцы любой женщины будут немедленно подвергаться генетической экспертизе, ты можешь оставлять в присутственных местах только микрочастицы, способные попасть в механизмы пылесборников и прочих уборщиков. К сожалению, эти крошечные частицы вечные спутники человека, и избавиться от этого следа не удастся. Но ты должна запомнить — внутренние резервуары уборщиков опустошаются не часто. И даже если тебе не повезет и ты попадешь в момент пересменки, то знай — на анализ и вычленение конкретных генетических образцов из вороха мусора уходит не менее полутора часов. То есть либо образцы только что собраны и подвергаются анализу, либо по залу прилета ползает новый пылесборник и у тебя в любом случае есть минимум два часа на тот случай, если тебе не повезло и пылесборник с полным баком встретился тебе у самой двери в технические помещения. Запомни — всегда есть два часа. И рисковать, оставаясь в портах или административных зданиях дольше этого срока, возможно, но не стоит».

«А как попасть на „черные“ пиратские станции?»

«Старайся их избегать. Там, безусловно, нет полицейских биоанализаторов, но также нет и порядка. Одинокой женщине там не место».

«Но ведь ты сообщил мне пароли для этих станций. Если в „черные“ порты поступит приказ на розыск беглецов — женщины и новорожденного младенца, — а я буду одна, без ребенка, то не лучше ли воспользоваться станциями пиратского братства?»

«Согласен, в этом присутствует нечто рациональное, мама. Но… пираты всегда так непредсказуемы…»

«Даже если к ним обращается человек, назвавший серьезный, полновесный код доступа на станцию?!»

«Человек, но не женщина, похожая на разыскиваемую беглянку».

«Милый сын, а ты не забыл, что я провела в обществе вейзанок более недели? От скуки я научилась некоторым их приемам…»

«Пожалуй, — внезапно одобрил сын. — Но грим должен быть мужским».

«Да хоть каким! Мужчина без ребенка вообще не вызовет подозрений! Везде и прежде всего разыскивают — младенца!»

Сын увлекал Даяну рассказами об обычаях и жизни пиратских кланов, показывал ей мир далеких планет и посвящал леди в странные ритуалы некоторых религий. Даяна могла бы находиться в этих сказках сотню лет, смотреть, вникать и слушать. Неистощимая память легиса — чудесный спутник.

«Мне никогда не стало бы с тобой скучно», — с грустью говорила леди.

«Но мы должны расстаться, — отвечал сын-легис. — Потом, когда я тебя найду, мы снова будем вместе».

«Я только верой в это и живу!»

Однажды ранним утром сын сказал ей:

«Пора, мама».

Даяна вызвала Урсилу, и, когда госпожа Ваниламмед пришла в дом инженеров, обе женщины надели приготовленную профессором Нергунт-о-Лавитом униформу технических работниц университета и на флаере с эмблемой этих же служб отправились к древнему полигону.

Охрана скрытого бункера осуществлялась только наземно. У пропускного пункта две женщины вложили в автомат шлагбаума идентификационные жетоны, позаимствованные еще Нергунт-о-Лавитом у коллег-техников, скучающие стражники окинули работниц равнодушными взглядами и раскрыли перед ними первую из череды тяжелых дверей. Толстый, словно пробка, металлический диск открылся с тягучим звуком, словно вздохнул: зачем будили меня, люди?!

Дверь казалась впаянной в морщинистые скальные породы начинающегося подземелья. Сухой воздух, напоенный необычной смесью запахов — камня, железа и чего-то неуловимо древнего, — с шипением ударил в лица женщин.

Дверь медленно вернулась за их спинами на место, и Даяна с Урсилой оказались запертыми в первом шлюзовом переходе полигона.

Еще две двери, повторяя вздохи и причитания первой подруги, вскрывали черные зевы коридоров. Путь к лифтовым шахтам казался путешествием по внутренностям огромной, окаменевшей миллионы лет назад змеи.

Даяна тяжело ступила на пол кабины древнего подъемника — он работал без всяких антигравов, могучие железные тросы опускали и поднимали ученых-исследователей сотни лет назад — и, прижавшись спиной к холодной стене кабины, прошептала:

— Я чувствую первые схватки, Урисила…

Госпожа Ваниламмед немедленно достала из поясной сумки инъектор и впрыснула в руку Даяны первую дозу транквилизатора. Рождение легиса, тесно связанного с матерью ментальным контактом, могло ударить ее изнутри и повредить мозг. Еще при жизни Нергунт-о-Лавита сын предупредил Даяну, что не знает, как отзовутся на ней его ощущения, и профессор посоветовал использовать при родах сильный мозговой блок из тщательно подобранных медикаментов.

Когда лифт, прошив сотни метров земной коры, опустился на уровень командного пункта полигона, Даяна была уже в прострации.

Чувствуя себя невесомым флегматичным облаком, леди безучастно осмотрела огромное помещение, забитое древней научно-исследовательской аппаратурой, и медленно прошла к прозрачной вытянутой капле медицинской капсулы. Такие автономные гинекологические блоки она видела на многих планетах и летающих станциях. Уже лежа внутри капсулы, леди почувствовала, как госпожа Ваниламмед сделала ей еще одну инъекцию, и, сделав глубокий вдох странно похолодевшего воздуха, Даяна провалилась в черное небытие, подобное устремленному вниз колодцу.

То, что происходило дальше, Даяна не видела, не чувствовала, не помнила. Роды в прострации не были ее выбором, леди Геспард предпочла бы обычное обезболивание и сохранила бы связь с сыном до последней минуты. Но Нергунт-о-Лавит был непреклонен:

— Не стоит делать экспериментов на себе, леди. Вы первая мать легиса, имеющая ментальную связь с плодом. Ваш сын сказал — Вселенная вздрагивает. Вы хотите, чтобы Вселенная содрогнулась в вашей черепной коробке?

Даяна подчинилась. Позволила ввести себя в транс и, до последней, сознательной минуты чувствуя одобряющее, но уже несколько напряженное участие сына, превратилась в безразличие. Живую бессмысленную плоть, готовую к прощанию.

Первое ощущение себя леди Геспард получила только через двенадцать часов.

Из недр исследовательского полигона Урисила подняла ее и сына вместе с медицинским оборудованием на грузовом лифте. На поверхности, возле пропускного пункта антигравитационную тележку принял ее муж Орамман и перегрузил оборудование на флаер. Охрана полигона апатично смотрела на работу «технического персонала» и не вмешивались — все документы для доступа на объект у «техников» были в порядке.