МАРК КРАСС - Левицкий Михайлович

Цезарь стремился расправиться с эбуронами как можно более жестоко, чтобы ни у кого из галльских народов не возникало больше желания восстать. Вначале уничтожили все поселения эбуронов, затем за населением началась настоящая охота, и не было спасения ни детям, ни женщинам, ни старикам. С помощью предателей отыскивали их тайные убежища среди болот и лесов и всех безжалостно убивали.

Старейший вождь эбуронов Катуволк покончил с собой. Главному зачинщику мятежа Амбиоригу с четырьмя спутниками удалось бежать за Рейн. Цезарь не стал его преследовать. Достаточно было и того, что Амбиориг лишился своего войска, его народ превратился в дичь, предмет охоты и был почти весь уничтожен заезжими охотниками, а земля с некогда богатыми поселениями стала пустыней.

Но жестокость Цезаря успокоила Галлию очень ненадолго. Впереди наместника ждала трудная и опасная борьба с энергичным и искусным арнвернским вождем Верцингеторигом.

Мечты Красса

Красс и Помпей начали свое консульство с того, что исполнили все обещания, данные Цезарю в Лукке. Наместнику Галлии оставили его провинцию еще на пять лет, и позволили увеличить войско до десяти легионов, а заботу об их содержании возложили на римскую казну.

Гай Юлий Цезарь получил неограниченную власть над огромнейшей территорией, преданное войско и деньги. Особое положение чрезвычайно честолюбивого Цезаря встревожило в Риме многих. Катон даже предложил выдать Цезаря германцам. Дело в том, что Цезарь задержал послов тенктеров и узипетов во время переговоров и напал на германцев. Имело место несоблюдение древнего обычая, и на Рим ложилось пятно клятвопреступления. Чтобы очистить город от проклятия богов, римлянам следовало выдать Цезаря обманутым врагам.

Катона никто не поддержал; промолчали даже сенаторы из старых патрицианских родов, ненавидевшие Цезаря с самых первых его шагов на государственном поприще. Даже они понимали нереальность предложения Катона. Ведь в то время весь Рим радовался и ликовал, когда Цезарь одерживал очередную победу, и переживал из-за его неудач в Британии. Над Катоном посмеялись и многие его товарищи-сенаторы, значительно улучшившие свое материальное положение за счет галльской добычи.

Последствия незаконного возвышения одного человека нисколько не волновали консулов, в обязанность которых входила забота о соблюдении законов в государстве. Увы! Помпея с Крассом совершенно не беспокоила судьба государства. Оба достойных мужа спешили поделить то, на что не претендовал Цезарь. Через некоторое время после выборов народный трибун Требоний внес законопроект, по которому Марк Красс сроком на пять лет получал в наместничество Сирию. На этот же срок Гнею Помпею передавались четыре легиона, обе Испании и Африка, хотя в его владениях вести войну и не предполагалось.

В законопроекте о передаче наместничества Марку Крассу также ничего не говорилось о войне. Однако все понимали, что Сирия нужна консулу, чтобы помериться силами с парфянами.

В тот день, когда народный трибун сообщил римлянам, что их государство разделено между тремя людьми, Красс пришел домой чрезвычайно возбужденным. Шестидесятилетний старик с юношеским задором делился с близкими своими мечтами, утратившими всякую связь с реальностью. Парфяне были лишь ступенькой к невиданным ранее подвигам и завоеваниям. Следующими разделить судьбу Парфии должны были Бактрия и Индия. Возомнивший себя новым Александром Македонским старик презрительно называл детскими забавами походы Луция Лукулла против Понта и Армении, а также недавнюю войну Гнея Помпея против Митридата. Впрочем, это была лишь минутная слабость человека, отличавшегося холодным рассудком и всегда умевшим соразмерять свои силы с возможностями. Не стоит слишком упрекать Красса за его фантастические планы – трудно удержаться, когда начинает сбываться то, о чем мечтаешь десятки лет.

Планы планами, но для начала войны необходимо иметь значительный повод. Римляне, эти хищники, захватившие полмира, всегда заботились о том, чтобы война носила видимость справедливости.

В этом деле невольную помощь Крассу оказал Помпей во время своей триумфальной войны на Востоке. Правда, Помпей меньше всего заботился о последствиях, когда часть земель, подчинявшихся Парфии, передал Армении.

Царь Парфии Фраат, смирившийся с этим, вскоре был убит своими сыновьями Митридатом и Ородом. Митридат II, став царем Парфии, напал на Армению и вернул все парфянские земли. Но новый царь чем-то не угодил придворной знати и был свергнут, а на троне оказался его брат Ород II.

Митридат бежал к римскому наместнику Габинию и попросил помощи против брата. Наместник Сирии был очень рад появившейся возможности вмешаться в парфянские дела. Он уже собирался перейти границу, как вдруг получил приказ силой оружия посадить египетского царя на трон. Наместник уговорил Митридата начать войну с братом самому, обещая вскоре помочь.

Митридату удалось овладеть Селевкией и Вавилоном, но в последнем городе он был заперт войсками Орода II и поставлен перед выбором: сдаться брату или умереть голодной смертью. Уповая на родственные чувства, Митридат выбрал первое, что с его стороны было крайне опрометчиво: на Востоке каждый здравомыслящий правитель первым делом стремится уничтожить родственников, чтобы оградить себя от возможных претендентов на престол. Чем ближе было твое родство с царем, тем больше у тебя было шансов умереть не своей смертью. Митридат не стал исключением: он отправился в мир иной тотчас же после того, как попал в руки брата.

Из последних событий в Парфии Красс сделал вывод, что если в государстве братья убивают отца и воюют друг с другом, то покорить его не составит труда.

На ближайшем заседании сената Марк Красс заявил, что Парфии следует объявить войну. Причины были названы следующие: во-первых, парфяне напали на владения армянского царя – союзника римского народа; во-вторых, Митридат II – царь Парфии и союзник Рима – предательски убит братом.

– Если в Индии лягушка проглотит кузнечика, то Марк Красс организует поход на Индию, чтобы наказать лягушку, – съязвил по своей прежней привычке, вернувшийся после долгого изгнания, Марк Туллий Цицерон.

Злобный взгляд Красса, брошенный в сторону оратора, заставил того умолкнуть до конца заседания сената.

Цицерона сменил Катон, которого не пугал блеск глаз разгневанного консула.

– Марк Красс, вероятно, забыл, что на Армению напал Митридат, только что названный им союзником римского народа. Получается, что один наш союзник воюет с другим. Не лучше ли предоставить парфянам и армянам самим решать свои проблемы? Тем более, что Митридат уже обезглавлен братом и, следовательно, наказан за вторжение.

– Парфия не возвратила земли, захваченные у Армении, – настаивал на своем Красс. – Мы не можем бросить в беде своего союзника, иначе другие народы перестанут уважать римлян.

– Еще не известно, чем окончится авантюра Цезаря в Галлии, а Красс хочет втянуть Рим в новую войну, – упорствовал Катон, не обращая внимания на метавшего молнии Красса. – Я считаю недопустимым без весомых причин начинать войну с народом, связанным с Римом договором о дружбе.

Крассу не удалось на этот раз убедить сенат в необходимости начать войну с Парфией, но никто не сомневался, что консул добьется своего. И действительно, Марк Красс принялся собирать сведения о нарушениях парфянами границ римских владений. Шпионами парфянского царя были объявлены разбойники и киликийские пираты. Спустя месяц консул представил столько доказательств и свидетельств вероломства парфян, что сенату оставалось только удивляться – как этому народу до сих пор еще не объявлена война.

Получив согласие сената, Красс теперь должен был заручиться поддержкой богов. Без благословения жрецов, без объявленных ими благоприятных знамений не решился бы выступить ни один военачальник.

Первым делом Красс решил посетить храм Юпитера Статора. Приблизившись к дверям храма, консул вдруг споткнулся о случайно подвернувшийся камень.

Марк Красс никогда не отличался особой богобоязненностью и не слишком верил в различные жреческие хитрости, но именно в эту дурную примету он почему-то верил. Видимо, поэтому Марк Лициний всегда ступал осторожно, глядя под ноги. Но так всегда и бывает: случается то, чего больше всего опасаешься.

Красс даже изменился в лице. С удивлением и страхом он уставился на злосчастный камень.

– Откуда он здесь взялся? – с едва заметной дрожью в голосе изумился консул и окинул взором абсолютно чистую мостовую.

Разбираться было некогда.

– Возьми-ка этот камень, Галл, и отнеси в храм, – приказал Красс рабу. – Может, жрецы что-нибудь посоветуют.

Мудрый служитель Юпитера быстро понял, в чем дело.

– Это боги предупреждают тебя, Марк Лициний: сдержи гордыню. Ты смотришь вдаль и строишь грандиозные планы, однако не видишь, что делается вокруг тебя, не смотришь себе под ноги.