Дерзкое обольщение - Элейн Барбьери

– Антонио!

С чувством странного недоверия Моргана позволила прикоснуться к ее губам. Сначала его губы были мягкими и нежными, но постепенно становились более настойчивыми, а руки, обвившись вокруг талии девушки, прижали ее к твердой груди. Не в силах пошевелиться, вынужденная терпеть ласки ищущих губ, Моргана ощутила прилив страха. Почувствовав ее смущение, Санта-Анна ослабил объятия и принялся нежно, успокаивающе поглаживать девушку по спине.

Оторвавшись от ее губ, Санта-Анна стал покрывать легкими поцелуями щеки девушки, страстно шепча:

– Ты разве не чувствуешь, querida, что наша встреча была предначертана самой судьбой? Разве ты не поняла с самого начала, что неизбежно окажешься в моих объятиях?

– Нет, Антонио… – Чувствуя, как нежные вкрадчивые нотки в его голосе постепенно усыпляют ее бдительность, Моргана испугалась еще больше и попыталась высвободиться. – Нет, вы не правы… это нехорошо… донья Инесса… ей было бы очень больно, если бы она увидела нас здесь…

– Querida, Инесса принадлежит другому периоду моей жизни. Здесь, в столице, она абсолютно ничего для меня не значит. Здесь я являюсь слугой народа, я совсем не тот человек, который связан с ней узами брака. И именно здесь и сейчас мне необходимо твое присутствие, Моргана, чтобы наполнить мое существование… избавить от одиночества…

Тряхнув головой, чтобы не поддаться мягкой настойчивости его убедительного голоса, Моргана с чувством возразила:

– Нет… вы женатый человек, Антонио, и ваша супруга – прекрасная женщина. Я не хочу быть частью…

– Но ты уже часть меня, querida. – Бездонные черные глаза взирали на девушку с неприкрытым восхищением, а голос Санта-Анны приобрел почти гипнотические интонации. – Ты владеешь моими мыслями в течение многих дней и безраздельно царишь в моих мечтах долгими одинокими ночами. Именно тогда мне хочется держать тебя в объятиях, как сейчас. Именно тогда я мечтаю о том, чтобы ты была рядом и дала мне успокоение, в котором я так сильно нуждаюсь, сделала мою жизнь полной и значимой.

– Антонио, пожалуйста… – Чуть не плача от отчаяния, Моргана почувствовала, что ее сопротивление неумолимо тает под натиском речей Санта-Анны. Он взывал к ней так горячо, так искренне, его сила была столь абсолютной и всеобъемлющей, в его объятиях было так спокойно…

Подняв руку и проведя ладонью по щеке девушки, Антонио хрипло прошептал:

– Ну же, querida, доверься мне. Не прячься. Дай мне показать тебе, как хорошо нам может быть вдвоем…

Не дожидаясь согласия, Санта-Анна наклонил голову и вновь завладел ее губами. На этот раз он не встретил сопротивления. Не было ничего, кроме соприкосновения губ и тел, когда Санта-Анна поднял девушку на ноги и страстно привлек к себе. Странно, почему-то горячие поцелуи Антонио не вызывали и малой толики того сладостного волнения, которое пробуждали в ней ласки Девона. Все, что она ощущала, так это парализующую силу его мощной мужественной ауры. Как будто во сне Моргана позволила ему положить ее руки себе на плечи, чувствуя на лице и шее горячие влажные поцелуи, слушая слова любви. Ладонь мужчины опустилась ей на грудь. Наклонив голову, Санта-Анна уверенно проделал тот же путь губами. Прикосновение жадных губ к тонкой ткани блузки, то, как лихорадочно они принялись отыскивать пылающую вершинку груди, вернуло Моргану к действительности.

Резко высвободившись из мужских объятий, она мягко прошептала:

– Нет… пожалуйста, Антонио… прошу вас… я не могу этого сделать! Это неправильно… донья Инесса…

– Нет, querida, не отталкивай меня! – Страстный призыв в голосе, который привык командовать армиями, мольба в темных глазах, которым с легкостью покорялись тысячи людей, почти сумели побороть сопротивление девушки. Но вдруг перед ней возникло видение: другие глаза, светлые, пронзительные, впившиеся ей в лицо, исполненные презрения… Это спустило ее с небес на землю. Мгновенно покраснев, она вспомнила, какие волнующие ощущения возбуждали в ней прикосновения Девона, как бешено начинала пульсировать кровь, стоило ей оказаться в его объятиях. Нет! Не этих объятий она жаждала! Он не поставит себя в такое положение, при котором презрение во взгляде Девона будет оправдано, тем более что оно будет отражать ее собственное презрение к самой себе.

– Нет, Антонио, прошу вас… – надломленным голосом проговорила Моргана и, дрожа всем телом, поспешно высвободилась. Неосознанно распалив его еще сильнее, она подняла исполненный сожаления взгляд на покрасневшее от страсти лицо Антонио: – При других обстоятельствах… – Внезапно осекшись, девушка с мольбой посмотрела на него.

Золотые искорки в ее влажных карих глазах разожгли в теле Антонио огонь, многократно усилив его желание. Однако его острый ум всегда умел брать верх над эмоциями. Имея за плечами многолетний опыт ведения стратегических наступлений, он понимал, что потерпит поражение, если будет продолжать настаивать.

Великим усилием воли он подавил в себе желание, взывая к терпению…

– Да, милая, сердечко мое, все, как ты пожелаешь. Ты слишком дорога мне, чтобы я мог сознательно причинить тебе боль. Пойдем… – Убрав с ее лица теплые каштановые пряди, он прошептал, глядя в ее хорошенькое личико: – Через несколько минут мы вернемся к тому месту, где оставили охранников. – С этими словами он подвел Моргану к лошади и легко поднял в седло. Взлетев в стремена одним движением, он натянул поводья, подъехал к Моргане и, протянув руку, нежно провел кончиками пальцев по ее щеке.

– Querida, мне достаточно просто быть рядом с тобой…

Не отрывая глаз от нее, он закончил про себя: «Пока достаточно, Моргана, но только пока…»

– Быстрее, Моргана, донья Изабелла ждет тебя. Танцы вот-вот начнутся!

Повинуясь Эгги, Моргана поправила мантилью, вышла из комнаты и стала спускаться по лестнице во двор. Заметив откровенно неодобрительное выражение лица Эгги, она через силу улыбнулась. Девушка как могла оттягивала тот момент, когда надо было ехать на бал, потому что не могла избавиться от плохого предчувствия. Ужин по случаю праздника Тела Христова считался в городе особенным событием, а в доме генерала Эскобара он неизменно отмечался с размахом, как и в других семьях, где хозяин дома был назван в честь главного святого, Мануэля. Каждый год в особняке генерала устраивалось пышное торжество, и члены семьи и друзья танцевали всю ночь напролет. Однако в этом году преследовались одновременно две цели: кроме именин генерала, это был еще и первый выход в свет его племянницы. Думая о том, что скоро ей предстоит встретиться с представителями высшего общества Мехико, девушка ощущала, как внутри у нее что-то неприятно сжимается.