Грань бессмертия (сборник) - Кшиштоф Борунь

Несмотря на настойчивые расспросы, она ничего не узнала об археологе. Никто не видел и не помнил среди пассажиров «Литтл Мэри» мужчины, который своей внешностью походил бы на ее спутника на плоту. Возможно, его скрывал где-нибудь в трюме кто-то из матросов, погибших при катастрофе.

Но чем больше она размышляла, тем сильнее ее охватывало чувство, что встреча с этим странным человеком, его признание и необычайная повесть были всего лишь горячечным бредом.

Вот только ключ…

АНТИМИР

Перевод Е. Вайсброта

Как мне и говорили, я нашел его в Музее внеземного искусства. Хотя мы не виделись двадцать восемь лет, я узнал его сразу. Он почти не изменился, только волосы приобрели серебристо-голубоватый оттенок, а глаза ввалились, придавая лицу выражение усталости и угрюмой задумчивости.

Я подошел к нему:

— Конопатый! Откуда ты взялся? — нарочно употребил я старую студенческую кличку, опасаясь, что он может не узнать меня — время берет свое.

Однако опасения оказались напрасными. Он взглянул на меня, словно пробудившись ото сна, удивленно моргнул и вдруг расплылся в улыбке.

— А, чтоб тебя! — воскликнул он. — Зеленый Глаз! Ну и постарел же ты!

Мы обнялись.

— Может, пойдем куда-нибудь, прополощем горло? — предложил он, как в былые времена.

Пошли. Я хотел заказать популярный в последнее время безалкогольный напиток, но мой приятель отказался. Взяли большую бутылку старого вина.

Я размышлял, с чего начать, но он сам облегчил мою задачу.

— Когда мы виделись в последний раз? — спросил Конопатый, выпив первую рюмку за встречу. — Пожалуй, еще перед «Великим прыжком»?

— Нет, — возразил я. — Это было уже после «Прыжка». Годами пятью позже. Помнишь, ты говорил тогда, что улетаешь далеко и надолго, за пределы системы. Врал, наверное?

Конопатый насупился и сказал:

— Зеленый Глаз, я никогда не вру! Если сказал, что… — он осекся, испытующе взглянул на меня и повторил: — Я никогда не вру! В крайнем случае молчу!

Я снова налил вина.

— Ну ладно… Не обижайся! Так давно не виделись… Лучше расскажи, что с тобой было?

— А тебя где носило? — не отвечая, поинтересовался он.

— Мне не о чем рассказать… — ответил я небрежно. — В основном сидел на Земле. Полгода был на Марсе, два месяца на Венере. Вот, пожалуй и все. Ну а ты где всетаки побывал? — вернулся я к своему вопросу. — Столько лет прошло, почти тридцать.

— Двадцать восемь, — уточнил он и задумался, потом спросил как бы невзначай: — А ты по-прежнему работаешь в печати?

— Собственно… — уже не работаю. Ушел на пенсию. Хочу закончить повесть.

Его взгляд как-то потеплел.

— Значит, все-таки взялся за литературу? До сих пор не читал ни одной твоей книги… Многие годы вообще ничего не брал в руки. Просто, — он слабо улыбнулся, — это было технически невозможно. Меня не было в солнечной системе… И много ты написал?

— Около трети.

— Ну, желаю успеха! — весело воскликнул Конопатый, поднимая рюмку.

Выпили.

— Так ты был за пределами системы? — уже смелее начал я.

Глаза моего приятеля затуманились.

— Ты слышал об экспедиции «Маттерхорна»? — спросил он, снова не отвечая мне.

— Кажется, да, — неуверенно сказал я. — Должно быть, старая история? Впрочем, припоминаю. Это было после опубликования материалов зонда Сорри?

— Совершенно точно! Понаделал он тогда шума своими стереограммами!

Мне вспомнилась сцена в Музее внеземного искусства.

— Скажи, почему ты так странно вел себя там, в музее? — спросил я напрямик.

— Странно? — Конопатый подозрительно взглянул на меня.

— Мне показалось, ты был очень взволнован, рассматривая стереограммы. Хотя, честно говоря, они и на меня производят сильное впечатление.

— А на меня нет, — зло отрезал он. — Только…

— Что? — подхватил я.

— Они напоминают мне одну историю. А если говорить о впечатлении, то не одного тебя это захватывает.

— Те строения действительно прекрасны!

— Прекрасны? А что значит — прекрасны? Теперь я в этом слабовато разбираюсь. А тогда… тогда разбирался еще хуже. И потому я тут! — вдруг взорвался он. — Потому смог вернуться! Потому живу среди людей на Земле и могу сейчас вместе с тобой прополаскивать горло, — закончил он, меняя тон, словно хотел сгладить впечатление от своей вспышки.

Конопатый все больше интриговал меня. Значит, тут действительно что-то есть…

— Где ты побывал? — спросил я, стараясь не выдать своего волнения.

— Хочешь знать? — понизил он голос. — А молчать умеешь?

— Умею, — кивнул я.

— В системе Проциона. Сделал такую глупость… Принял должность второго навигатора на фотонном корабле «Маттерхорн». Одиннадцать земных лет длились в ракете всего два с лишним года. Экипаж — шестнадцать человек. Одни мужчины. Представителем правительства Федерации Южной Америки был Гольден, заместителем командира корабля Логер, кроме того, специалисты в области архитектуры и скульптуры, механики и…

— Логер? — перебил я, припоминая, что Конопатый еще в годы нашей молодости недолюбливал его. — Твой старый «приятель»?

— Ну да, — со злостью ответил он. — Сначала этог тип относился ко мне хорошо. Говорил, что по сути дела главенство Калена, первого навигатора, — чистая формальность, что на «Маттерхорне» эти должности равноценны, а кроме того, что наши старые недоразумения забыты. И скажу тебе честно: он действительно изменился, перестал задирать нос. Позже оказалось, что это было просто маскировкой. Гольдену он кадил немилосердно. Спал и видел себя командиром. После смерти Славского…

— Кто это?

— Командир «Маттерхорна». Из-за него погиб! Из-за него! — Конопатый встал и покачнулся.

— Пойдем домой! — предложил я.

— Домой? Я тебе говорю, что Логер… Логер… Домой? Домой, говоришь? Идем. Я тебе кое-что покажу!

— Где ты живешь?

— В отеле «Палас».

Я подошел к автомату и вызвал воздушное такси. Спустя пять минут мы уже были па месте. Оказалось, что месяц назад мой друг снял тут двухкомнатный номер на 116-м этаже.

В первой комнате царил неописуемый беспорядок. На полу были разбросаны книги, бумаги, кинопленки. Какие-то порванные эскизы, карты и рисунки заполняли выдвинутый из стены диван. В углу валялась перевернутая ручная вычислительная машинка.

Вторая комната была заперта. Ключа в замке не было.

Я убрал с дивана наваленные на нем бумаги и уложил товарища. Однако он не захотел лежать и сел, приваливдлись к стене и насвистывая.

— Может, все-таки поспишь? — предложил я.