Джунгар. Небесное Испытание - Ольга Погодина

- Я и так не отпускаю тебя ни на шаг, - Шуань-ю отпускает ее, - Рри даже вздумал ревновать. Это…утомляет. Так что же мне делать с Ургахом? - он резко меняет тему, так резко, что О-Лэи вздрагивает. Чтобы скрыть замешательство, она вновь наполняет пиалу императора

- Небо посылает мне предостережение от неверного совета, - продолжает император, расхаживая по комнате, - Как же мне угадать, какой из них неверен?

- Мой господин мудр… - бормочет О-Лэи. Император поднимает бровь.

- Что я слышу? Ты учишься быть придворным, мой маленький О-Эхэй?

О-Лэи опять проваливается в липкий, тянущий страх. Как она посмела мечтать о том, что он будет нуждаться в ней? Что однажды взглянет иначе, чем на игрушку?

- Избежать неверного совета можно, если поступить по-своему, - нерешительно говорит она, - Так, как хочется. Как кажется верным.

- О, мудрый совет, - ласково смеется император, - Не является ли он тем самым неверным советом?

- Быть может… - роняет она еле слышно.

Император опускается на широкое ложе, застланное покрывалами. Оно предназначено для отдыха, не для сна. На стенах вокруг него вытканы фениксы - символ мудрости. Их золотые круглые глаза смотрят без всякого снисхождения. За которой из стен сейчас прячутся соглядятаи?

Он подзывает ее, и О-Лэи бесшумно подходит и осторожно садится на краешек ложа. Сердце Срединной кладет голову ей на колени, и смотрит на нее снизу вверх. У него красивые густые ресницы, кожа век отливает легкой голубизной.

- Быть может, из множества советов твой окажется самым мудрым. Падме говорил, что устами ребенка в мир приходит истина.

О-Лэи очень трудно сосредоточиться, когда он так смотрит на нее.

- Я не смею советовать в столь важных делах, - говорит она,задыхаясь, в то время как пальцы императора играют белым пояском ее халата, - На память приходит история из "Весен и Осеней", когда к князю Дэ прислали просьбу о подмоге одновременно два сражающихся княжества - Вэ и У.

- И как поступил князь Дэ? - лениво спрашивает император, растягиваясь во весь рост и устраиваясь на ее коленях поудобнее. Пиала с вином перекочевывает ближе, он время от время пригубливает золотистую жидкость.

- Князь Дэ послал подмогу в оба княжества, - О-Лэи чувствует себя чуть-чуть увереннее, потому что именно в молчании она начинает задыхаться, - С наказом сеять раздор в рядах обеих армий. Когда же армии перешли в решительное сражение, люди князя Дэ нарушили свои позиции, и отошли, смешав задуманные маневры и вынудив противников сражаться в невыгодных для обоих условиях. А когда обе армии обессилели, они одержали быструю победу над ними. В комментариях историка Вань Куна это называется " Сидя на холме, наблюдать за сражением тигров".

Глаза Шуань-Ю вспыхнули. Восхищенно улыбнувшись, он приподнялся и звонко чмокнул ее в нос. От неожиданности О-Лэи потеряла равновесие и упала навзничь. Сильные руки императора приподняли ее, глаза цвета корицы оказались напротив.

- Клянусь, я сделаю тебя своим советником, мой маленький О-Эхэй! Если завтра кто-то предложит мне совет более разумный, он воистину будет гением!

- Я думаю, завтра моему господину предложат свои советы люди, куда более сведующие в делах, чем я, - О-Лэи вся светится от его похвалы.

- Зато ни один, более не преследующий своих интересов, - отвечает император.

Теперь его голова лежит у нее на животе, одежды обоих в беспорядке. Глядя в потолок, они поочередно вспоминают истории из " Весен и Осеней". О-Лэи счастлива так, что все ее тело будто купается в потоке света.

Наконец, во время ее длиннющего рассказа о странствиях императора Сэмму она чувствует, как дыхание Шафранового Господина выровнялось, однако не смеет потревожить его и продолжает лежать, - это самая долгая и самая счастливая ночь в ее жизни, все равно не уснуть. Ей хочется умереть вот так, прежде чем в окна прольется свет нового дня, в котором он никогда не полюбит ее. Потому что императоры, как боги, не могут любить смертных.

Утром их найдут евнухи, - в виде, далеком от безупречности. Уже к вечеру И-Лэнь по секрету шепнут, что император, похоже, соизволил снизойти до этой маленькой пигалицы, ее дочери. Но еще до того О-Лэи, наполненная до краев своим счастьем, стоя чуть позади императора, услышит, как на вопрос о том, как поступить с Ургахом, распорядитель внутренних покоев рассказывает историю князя Дэ.

Глава 11. Сад Желаний

И вот сейчас, на излете лета, когда здесь, в горах, ночи уже стали холодными, а ледники Падмаджипал белыми языками поползли вниз, Горхон смотрел на величественную вершину из окна ее комнаты. Сама Ицхаль, накинув на голое тело свою бесформенную рясу, и от этого ничуть не став менее красивой, молча сидела в своем кресле настоятельницы.

- Ну что, жрец, - холодно прозвучал ее голос, - Ты доволен?

Не этого он тогда ожидал, не этого. Хотя, если спросить, а чего же именно, Горхон бы не смог ответить что-то определенное. Ему просто, как ребенку, вдруг захотелось обрести над ней власть.

Он обрел ее. Его не зря прозвали цепким. Он кое-что шепнул ей на ухо во время Бон, - Дня Ста Восьми Печалей, который празднуют в Ургахе в конце весны. Кое-что, что он узнал, погрузив волос, найденный на ее подушке, в некий магический раствор. Он с удовольствием смотрел, как бледнеет ее лицо.

- Чего ты хочешь? - прямо спросила она его тогда. Холодная, блестящая, несгибаемая, как княжеский клинок. Горхон тоже не стал церемониться и объяснил это ей грубо и недвусмысленно. Что он с ней хочет сделать. И где.

Как он и ожидал, первую атаку княжна выдержала достойно. Смерила его взглядом,тонко усмехнулась и удалилась, ни слова не сказав. Горхон не торопился. Ему нравилось дразнить ее. Умело манипулируя Ригванапади, которому он внушил мысль, что Ицхаль, напротив, следует приблизить к себе, чтобы отбить у заговорщиков охоту обращаться к ней, Горхон получил великолепную возможность наблюдать за ее скрытой яростью. Давно он уже не получал такого изысканного интеллектуального наслаждения. Ригванапади, раз за разом вызывая ее во дворец, сам толком не знал, о чем же с ней разговаривать, и эту функцию взял на себя Горхон, - жрец вполне владел искусством сплести тонкую паутину из вроде бы случайно оброненных слов, полунамеков, полуугроз, чтобы даже совершенно непричастный человек почувствовал бы себя в опасности. Что же говорить о ней, с самого детства привыкшей опасаться предательства?

Ее выдержка была великолепна. Горхон даже не знал, что больше ему нравится, - дразнить ее или ей любоваться. Он испытывал возбуждение особого рода, - точно охотник, который подкрадывается к особой, редкой и опасной добыче. Шутить с княжной Ургаха и считать,что все обойдется, право, было бы неразумно. Но привкус опасности щекотал нервы почище,чем танцы молоденьких рабынь.