Любимая игрушка судьбы - Алекс Гарридо

И тогда Дэнеш кинулся с Мухортого, не веря удаче неслыханной, потянулся к шее преданного друга, столько раз уносившего хозяина от смерти и настигнутого смертью в ночь безумной скачки в угоду господину Лакхаараа.

А конь так шарахнулся от него, что едва не сбил старика с ног, еще и удивительно, как не сбил? И Дэнеш испугался: вдруг не простил ему Ут-Шами своей смерти? Или все же не тот конь?

Но старик, поглаживая коня по вздернутой шее, сказал:

— Нет, не думай, конь — твой. Это я ему глаза отвел.

— Коню-то? — опешил Дэнеш.

— Человеку легче, ты прав. Но зачем думать, что можно сделать только то, что умеешь ты?

— Откуда про меня знаешь? Откуда имя мое знаешь? — запоздало насторожился Дэнеш.

— Вот он и рассказал, — старик похлопал коня по лопатке. — Тоскует по тебе.

— Не ври, старик, где это видано, чтобы с конем разговаривать? Отдавай коня и… проваливай. Не понимаешь, что ли, что я убью тебя, знающего мое имя?

— Сам ты, что ли, с ним не разговаривал? А если не отвечал он тебе, так потому, что ты и не ждал ответа. Отдавай коня… Поди возьми. Или ты его не знаешь? Пока мое слово на нем, ты для него — что все другие, и ты к нему не подойдешь. Сам, небось, учил-воспитывал.

Старик ласково посмотрел на Дэнеша, погладил коня по носу. У Дэнеша аж дух перехватило. Его-то Ут-Шами такое позволяет чужаку, а его, Дэнеша, не подпускает.

— А меня убить… — сказал старик, — не тебе на роду написано, так нечего по груди шарить, лезвия по степи разбрасывать. Пригодятся еще. Отдам коня. Но не за так. За службу. Справедливо будет. Ты коня погубил, я выходил. А уж откуда я его привел, тебе туда до самой смерти не хаживать. Ну, согласен?

Дэнеш покачал головой.

— Я служу только повелителю Хайра и господину Лакхаараа.

— Да уж знаю, знаю я твою службу. Как успеваешь двоим угодить, когда они шелковый лоскут каждый в свою сторону тянут, едва не разорвали? Да ладно. Не о том сейчас речь. Послужи повелителю Хайра, но сделай то, что я скажу. Эртхабадру ан-Кири твоя служба впрок пойдет, за это ручаюсь. И коня вернешь.

— Говори, что делать? — решился Дэнеш.

— Не ждать здесь царевича. Он в другой путь тронулся, другой дорогой идет. Отправиться в Хайр, сказать повелителю, что царевич благодарит и дарованное принимает, но сам явиться не может. За себя наместником в Аттане оставляет царя Ханиса — до своего возвращения. А сам отбыл в долину Аиберджит. Так и скажи.

— Куда? — переспросил лазутчик. — Не знаю я такой долины.

— Да и не надо. Не тебе ж туда идти.

— А как спросит царь, где это? Что я скажу ему?

— У восточных границ Хайра. Да царь и сам это знает. Не спросит.

— Нет в Хайре такой долины! — нахмурился Дэнеш. Он знал, что он знает и чего не знает, так вот, он знал: в Хайре такой долины нет.

Старик не стал с ним спорить, только пробормотал:

— Нет в Хайре такой долины, и кони не отбиваются от табунов той стороны мира и не возвращяются к своим всадникам… Бери коня и делай, что тебе говорят.

С этим словами он просто вложил повод в растерявшуюся и потому послушную руку Дэнеша, развернулся и пошел прочь. Дэнеш, оглушенный, смотрел ему вслед, пока не потерял из виду, и только тогда разглядел в воспоминании, что шел старик легко и быстро по раскисшему снегу — босой.

Конь вздохнул, овеяв теплым ухо и щеку Дэнеша, положил голову ему на плечо. Дэнеш потянулся, обнял его за шею. Что ему та долина, которой и нет вовсе?

Книга V

Глава 22

Три месяца с приличествующей неспешностью добиралось великое посольство Хайра в столицу Аттана. За это время проворные гонцы не раз успели пересечь степи и горные долины, преодолеть речные переправы и занесенные снегом перевалы и ущелья, торопясь то в Аз-Захру из Аттана, то обратно. В такое время года это было под силу только ашананшеди, они и мелькали, неуследимые, то появляясь, то исчезая. Время от времени они объявлялись в караване посольства, принося новые указания от царя, и спешили обратно, унося в Аз-Захру донесения от мудрейшего Ахми ан-Эриди и письма от посла. В письмах сообщалось, что посол здоров, пребывает в безопасности и вполне благополучен, если не считать печали от разлуки с возлюбленным.

Караван был огромен. Вместе с положенными и сверх того добавленными подарками он вез множество ценностей, которые новый повелитель Хайра пожелал вернуть ныне дружественному Аттану, где по возвращении из долины Аиберджит должен был воцариться младший отпрыск царского дома Хайра, Эртхиа ан-Эртхабадр. Потому огромной была и охрана, сопровождавшая караван.

Отдельная охрана, состоявшая из дворцовых евнухов-стражей, была приставлена к повозкам, которые везли одежду и необходимое дорожное снаряжение посла и в одной из которых сам посол ехал порой, утомившись трястись в седле.

Следующим по значимости лицом в посольстве был Ахми ан-Эриди, доверенный советник прежнего царя Хайра, ставший теперь доверенным советником государя Лакхаараа ан-Эртхабадра. В этот путь он и был отправлен новым царем, не вполне доверявшим послу и не полагавшимся на его способности в столь запутанном и щекотливом деле.

Итак, вразвалку вышагивали верблюды, брели основательные, неторопливо отфыркивавшиеся волы, сновали туда-сюда вокруг каравана вооруженные до зубов всадники на горячих долговязых бахаресай и стремительных горбоносых хайриши, звенели доспехи, скрипели колеса, дробно стучали копыта, бренчали бубенцы, покрикивали возницы, заливались певцы для удовольствия вельможных путников, рокотали бубны, в лад тренькали струны дарн и утов, свистели и повизгивали флейты и дудки-гаузе.

Сам посол, царевич Акамие ан-Эртхабадр, прятал от ветра нежное лицо за высоким воротником мехового плаща. Его конь шагал ровно, мерно покачивая головой, спокойный хайриши пегой масти, конь, приносящий удачу. Шана, чья иноходь в долгом неспешном пути могла вытрясти душу, оставил Акамие дома, по совету господина Эртхабадра ан-Кири. Вместо него вели укрытого попонами от холода и дурного глаза другого белого коня, на котором посол и должен был въехать в столицу Аттана. В дорогу же самим Эртхабадром ан-Кири для господина посла был выбран добрый пегий конь зрелых лет, отличающийся спокойным нравом, ровным шагом и твердой поступью.

На таком коне мог ехать Акамие, хоть и вовсе повесив поводья на высокую луку. Тем более, что всегда был плотно окружен евнухами. И с этим ничего не мог поделать. Хоть и считался теперь свободным, и ехал во главе посольства по важнейшему делу, не мог перечить ревнивой заботе возлюбленного. Да и не стал бы, если бы мог. Помнил еще пыльный ковер, пропахший конским потом и страхом.

Так говорил ему Эртхабадр ан-Кири:

— Не могу надолго с тобой разлучиться. Не хочу отпускать тебя в дальний опасный путь. Но ради блага и спокойствия царства, а также для того, чтобы перед всеми признать тебя своим сыном и вельможей царства, — отпущу. Но дня не буду знать ясного и ночи спокойной, пока снова не увижу тебя. Поезжай. Ан-Эриди позаботится о том, чтобы соблюдены были все условности и составлены соответствующие бумаги. Ты же договоришься с Аттанцем.

— Лакхаараа не верит, что ты — лучший из возможных послов. И я не стал рассказывать, как его братец выводил тебя с ночной половины среди бела дня, и как ты вел ученые беседы с узником в Башне Заточения. Если бы я рассказал ему об этом, он бы съел от досады собственную печень. А скорее — не поверил бы. Ты смелее многих воинов, испытанных в битвах. Не всякий, носящий косу и меч, сравнится с тобой в отваге.

— Аттанец беспокоится о том, вернется ли Эртхиа. Чего-то он не договаривает. Но донесение, полученное от лазутчика, вполне удовлетворительно. А если Аттанец скрывает что-то от Лакхаараа, тебе расскажет. Узнай же все…

— Эту девушку, жену твоего брата, решили отправить с посольством. Теперь у ее мужа другой дом — дворец аттанских царей. Пусть дожидается его там, чтобы здесь никто не сомневался, что заключенный брак заключен. Неудобно мне перед вдовой моего брата возвращать девушку, без вины позорить. Пусть ни у кого не будет сомнений.

— Для Аттана прибытие княжны царской крови, которой пожалован титул царевны, будет залогом мира и выражением доверия с нашей стороны. Постарайся представить это Аттанцу должным образом.

С десяток повозок был нагружен имуществом старшей жены Эртхиа, чья охрана увеличила и без того немалое число снующих вокруг каравана всадников. Но везли только самое необходимое на первое время. Остальное должны были отправить позже, когда откроются перевалы и станут доступны более удобные и короткие караванные дороги. Эта тоже была вполне удобна, но более чем вдвое длинней.

Для посольства, если всем известны его цели, главное выехать, и чтобы его ждали. Поэтому посольство снарядили весьма поспешно, а в пути не торопили.