Почетный академик Сталин и академик Марр - Борис Илизаров

…знакомство с работами Марра по так называемой яфетидологии, написанными в последние годы жизни ученого, не оставляют сомнений в том, что, несмотря на все свои старания , Марр не смог по-настоящему усвоить теорию марксизма-ленинизма и применить метод диалектического материализма в лингвистике. Это и обусловило скороспелость выводов Марра по основным вопросам языковедческой науки, его механистические ошибки, его подход к языку с позиций вульгарного материализма».[312]

Я курсивом выделил тот текст, который Сталин отметил двойными вертикальными линиями на полях слева{19}. Обратим внимание на то, что в этой части записки декларируется основной идеологический тезис — теория Марра объявлялась в духе до— и послевоенных «дискуссий» механистической и вульгарно-материалистической, а сам он отлучался от марксизма. Напомню, что буквально в эти же дни в печати публично бросались обвинения в механицизме, идеализме и преклонении перед Западом всем видным лингвистам, не признававшим концепцию Марра, и даже марристам старшего поколения. В записке впервые используется та же терминология по отношению к ненавистному противнику, правда, пока еще в форме потаенного научно-политического доноса.

Следующим пунктом обвинения стал тезис о том, что Марр считал все языки классовыми, а не национальными. Автор записки процитировал соответствующее место одной из работ Марра. Этот тезис особенно заинтересовал Сталина, и он не только отметил его той же двойной вертикальной линией на полях, но поставил еще нечто вроде буквы Z вначале абзаца, а в конце — двойную скобку «))». В самом же тексте Сталин дважды подчеркнул слова «национальные языки»:

«Z Яфетидология отвергает существование неклассовых языков, говорит Марр, все языки, в их числе и национальные языки Европы и Кавказа, — еще раз повторяем, — классовые, притом классовые не в последнюю очередь, а прежде всего. Яфетидология и подходит к изучению языка, как и речи классовой, впоследствии считает неприемлемыми))».[313]

Автор записки саркастически поминал основные тезисы концепции Марра, особо напирая на ее «сомнительную» терминологию типа: «труд-магический процесс» и «труд-магическое производство». Он прошелся и по поводу первичности «кинетической речи», но Сталина вновь привлекла мысль о классовости языка в интерпретации Марра и его замечания в адрес Энгельса. Чарквиани вновь и вновь цитирует и критически комментирует высказывания Марра, а Сталин отмечает на полях двойными и одинарными вертикальными линиями: «„Товарищи! — восклицает Марр. — Нельзя же в эту пропасть тянуть марксизм против его собственной природы, против его логики и пользы не только молодежь, но нерешительно говорить о том, что внеклассового языка доселе не было. Язык был классовый с момента возникновения звукового языка, это был язык класса, завладевшего всеми орудиями производства той эпохи, в том числе и магией-производством, и отрицать руководящую роль кластеров-магов в этом деле можно, лишь перенося в те эпохи современных нам представлений и взглядов“. Нельзя сказать, чтобы Марр не чувствовал своего расхождения в этом вопросе с мнением классиков марксизма-ленинизма. Однако он настолько уверен в своей правоте, что в одном месте требует внесения поправок в „марксистскую гипотезу“ о происхождении классов, Он так и пишет: „Лингвистические выводы, которые делает яфетидология, заставляют ее самым решительным образом сказать, что гипотеза Энгельса о возникновении классов в результате разложения родового строя нуждается в серьезных поправках“».

Чарквиани передергивает марровскую характеристику: «гипотеза Энгельса» заменяется на «марксистскую гипотезу». Учел он и то, что если в самом начале 30-х годов еще можно было говорить о «гипотезе», то в самом конце 40-х следовало говорить только о «единственно верном учении». Далее автор записки «подставляет» Марра при помощи ссылок на те же самые произведения Сталина, на которые ранее марристы всегда ссылались для подкрепления своих тезисов. Но Сталина эквилибристика с его собственными цитатами явно не смущала. Он сам был большим виртуозом по этой части. Не смутил его и вывод Чарквиани, который тот сделал из одних и тех же цитат вождя: нет никаких классовых языков, а есть единый национальный язык. «Таким образом, вопреки Марру получается, что вся нация, состоящая при капитализме из различных классов, имеет один язык»[314]. Таков главный вывод записки и основной вывод будущей работы Сталина.

После этого автор предъявил Марру целый список самых тяжких для того времени политических обвинений:

— он «льет воду на мельницу расистов, в том числе и современных англо-американских империалистов»;

— напоминая о сути стадиальной концепции развития общечеловеческого языка, автор подчеркивает, что высшей стадией, по Марру, являются «индоевропейские» и «семитические» языки, вышедшие из стадии «яфетической», а все остальные объявляются «окаменевшими» и «пережиточными».

Но намного важнее вывод, грубо подсказываемый Сталину: «Схема стадиального развития языков исключает культурное и кровное родство народов, имеющие по сей день родственные связи. Он ликвидирует всякую историческую преемственность национальной культуры каждого отдельного народа. В этом отношении характерно, что Марр объявляет более близкими друг другу древние письменные языки Армении и Грузии, чем древнегрузинский язык с современным грузинским языком. Таким образом, эта схема Марра дает теоретическое оружие в руки англосаксонских империалистов, объявляющих свой язык самым передовым языком в мире. Кроме того, эта же схема может служить обоснованием антипатриотических и антинациональных взглядов всех и всяческих космополитов, отрицающих самобытность культур советских народов и их исторических связей между собой. Своей схемой Марр относит грузинский язык к группе языков, чуть ли не окаменевших, лишенных способности развития. Эту унизительную для грузинской советской культуры, ничем не обоснованную „теорию“ Марр сочинил, несмотря на то что в ранних своих работах он неоднократно подчеркивал лексическое богатство, выразительность и гибкость грузинского языка, который, по словам Марра, на протяжении своей истории успешно выдержал соревнование с такими мировыми языками, как арабский, греческий, персидский».

Не будем заниматься доказательствами того, что и так очевидно: на самом деле все работы Марра — это гимн (иногда преувеличенный) грузинскому и другим кавказским языкам и культурам. Марр действительно считал, что древнеармянский и древнегрузинские литературные языки намного ближе друг к другу, чем разговорный новогрузинский или новоармянский к своим предкам. Почему-то никого не смущает, когда заявляют, что письменный церковно-славянский язык ближе к древнерусскому, к древнеболгарскому и древнесербскому языкам, чем современные русский, болгарский и сербский. В среде армянских и грузинских интеллектуалов всегда находились яростные деятели, отрицавшие какое-либо родство и даже взаимовлияние двух тесно живущих народов. Марр же был автором первых работ, посвященных грамматике древнеармянского и древнегрузинского языков[315], и поэтому лучше других понимал, о чем идет речь.

Прочитав этот текст, Сталин вновь стал делать отметки: «Отвергнув сравнительно-исторический метод в исследовании как „формальный“ Марр вместо него выдвинул метод палеонтологического анализа». Сведя палеонтологический метод к четырехэлементному, Чарквиани (или Чикобава?) далее писал: «Не подлежит сомнению, что именно палеонтологический метод Марра является чисто формальным, схематическим методом и применение его в науке не может дать положительных результатов». И еще раз буквально через строчку автор обозвал палеонтологический метод Марра страшным для того времени словом «формальный», и вновь Сталин подчеркнул это положение. И его он вспомнит, когда приступит к своей работе. Здесь же он отметил на полях цитату из своей давней речи о том, что когда-нибудь в будущем, при всемирной диктатуре пролетариата, исчезнут старые нации и национальные языки, но пока продолжается этап роста наций и развитие их языков. На этом «обвинительный» перечень, предъявляемый покойнику, не заканчивался. В следующем пункте утверждалось:

«В практической работе по разрешению некоторых важных вопросов культурного строительства Марр неоднократно выступал с позиций космополитизма, требуя, чтобы народы жертвовали своими национальными интересами и культурными ценностями во имя общечеловеческой культуры. Так было, например, в вопросе о введении нового алфавита для многих национальностей советского общества. Известно, что Марр обосновывал необходимость введения латинского алфавита для всех советских народов, не имеющих письменности или пользовавшихся арабским алфавитом. Благодаря его стараниям абхазская письменность была переведена на чуждый для абхазского языка латинский алфавит». Надеюсь, читатель помнит, как на самом деле Марр относился к абхазской письменности? Больше того, патетически восклицал Чарквиани, Марр требовал перевести на латинский алфавит армянскую, грузинскую и даже русскую письменность. «Этот низкопоклоннический взгляд на роль латинского алфавита был целиком опрокинут последующим развитием культурного строительства в Советском Союзе», поскольку все народы СССР «отвергли» как арабский, так и латинский алфавиты и перешли на русскую кириллицу (исключая Армению и Грузию). Марр обвинялся, по существу, в том, что, скончавшись в 1934 году, еще в период остаточного увлечения идеями мировой пролетарской революции и интернационализма, он не смог посмертно перестроиться и встать на новый курс национал-патриотизма как всесоюзно-русского, так и местного грузинского.