Награда для Иуды - Андрей Троицкий

Он затянулся сигаретой и подумал, троллейбус, как всегда, задерживается. В эту минуту прилично одетый дядька встал по правую сторону от него, буквально в паре шагов, и стал копаться в брючном кармане. А ханыга бормотушник, неожиданно повернулся к молодому человеку, попросил прикурить. Дима протянул бомжу зажигалку.

– Благодарю вас, – сказал бомж, возвращая зажигалку владельцу. – Прошу прощения, что потревожил. Извините великодушно.

– Ничего, ничего, – рассеяно пробормотал Дима.

Бомж встал прямо перед Димой, повернувшись к нему спиной, присосался к своей папироске. Брезгливо поморщившись, Чинцов хотел отступить от алкаша, но не успел. Тот неожиданно приподнял локоть правой руки, бросил взгляд себе за спину. И тут же ударил локтем назад наружу. Заехав молодому человеку в верхнюю челюсть. Удар был нанесен исподтишка и с такого короткого расстояния, что защиты от него не было. Свет померк в глазах Чинцова. Показалось, его ударили не рукой, а кувалдой. Схватившись ладонями за лицо, Чинцов повалился на колени.

– Бумажник хотел украсть, – заорал Чума, в руке которого оказалось черное портмоне. Он потряс кошельком в воздухе, призывая в свидетели всех сознательных граждан. – Видели, карманника поймали. Это ваш бумажник?

Барбер всплеснул руками.

– Господи, мой бумажник. Спасибо. Вот спасибо. И когда только успел в карман залезть? Я только на секунду отвернулся.

– Это они умеют, – гаркнул Чума. – Только этому и научились, паразиты. Как таких земля носит?

Чума ударил стоявшего на коленях Диму кулаком по шее. И добавил слева в ухо. Барбер выхватил портмоне, помахав им перед носом собравшихся на остановке теток, и старика в очках, сунул в карман. Чинцов вытирал ладонью кровь и боролся с головокружением, чтобы не грохнуться на тротуар. Он хотел сказать какие-то слова в свое оправдание, хотел собраться с мыслями, но все мысли вылетели из головы еще в тот момент, когда Чума саданул по лицу своим железным локтем.

– Видели? Кошелек мой стырил. Такой молодой, а уже ворюга.

– В милицию его, – проорал Чума. – С поличным жулика взяли. Вот же сволочь… Уже на остановках стали деньги воровать, троллейбуса дождаться не могут. Развелось их, как тараканов…

– У меня же в кошельке казенные деньги, – прокричал Барбер. – Не свои, граждане. Казенные. Люди, что же такое делается?

Женщины и старик, которые смотрели на дорогу и ровным счетом ничего не видели, без колебаний приняли сторону якобы потерпевшей стороны.

– А ему плевать, что казенные, – закипел от возмущения старик, сердито застучал по асфальту резиновым набалдашником палки, будто кошелек дернули лично у него. – Такой мать родную не пожалеет. Молодой, а совесть свою уже с соплями съел. Ну-ка, навешайте ему кренделей. Чтобы помнил, зараза.

Женщины переглядывались, осуждающе качали головами и вздыхали. Но Барбер и Чума времени даром не теряли. Подхватив Диму под мышки, поволокли его за палатку, за торговый павильон, в тупик, где оставили машину.

– Хорошо, тут милиция рядом, – надрывался Чума, волоча Диму к «Ниве». – Сейчас, сдадим голубчика с рук на руки. Сдадим в камеру хранения. Сроком на четыре года.

Когда троица, скрылась за углом павильона, к остановке подошли супруги средних лет.

– Скажите, что случалось? – спросил мужчина.

– Вора поймали, кошелек вытащил у мужчины. Подошел, руку в карман запустил и вытащил, – ответила одна из женщин. Жестикулируя, она описывала события с такой внутренней убежденностью, будто своими глазами наблюдала все перипетии сюжета с кражей кошелька из кармана. – Главное, молодой ведь парень. Ему бы учиться, а не карманам шарить. В милицию потащили. Сейчас протокол составлять будут.

– Да, ловкость рук, – ответил мужчина первое, что пришло в голову.

К остановке подходил троллейбус. Между тем Диму уже заткнули на заднее сидение машины, Барбер сел за руль и завел двигатель. Бежевая «Нива» выехала на улицу, затем свернула в переулок, водитель сунул в магнитолу кассету, врубил музыку на полную катушку. Чума, устроившись рядом с молодым человеком, широко расставил ноги.

– Это какая-то ошибка, – прошептал Дима, к которому медленно возвращался дар речи. Он вытащил из кармана платок и стал вытирать разбитые в кровь губы. – Я ничего не воровал, то есть не брал.

– Что? Ошибка? – переспросил Чума, дружелюбно улыбаясь. – Такое бывает. Отпустят, раз ошибка. И со мной такое было. Разобрались и отпустили с миром. Ты, главное, не робей.

– Точно, ошибка, – захлюпал носом Чинцов.

– Зовут-то тебя как? – спросил Чума.

– Дима. То есть Дмитрием.

– Ну, давай поздороваемся, Дима. То есть Дмитрий.

Чума развернулся и что есть силы саданул открытой ладонью под нос молодого человека. Кровь брызнула на светлые брюки Чинцова. Он вскрикнул, пригнул голову к коленям, защищая лицо от ударов. И получил литым кулаком по затылку. Он снова вскрикнул. И получил новый удар. Раз, другой, третий… Мир поплыл перед глазами, завертелся. Эта чертова карусель крутилась все быстрее, ускоряла ход. Чума врезал ребром ладони чуть ниже уха. Молодой человек боком повалился на сидение. Карусель остановилась, Дима больше не слышал музыки…

Рабочий день давно подошел к концу. Максим Елисеев, дожидаясь, когда все сослуживцы разойдутся по домам, засиделся в кабинете до вечера. В семь он отпустил секретаршу и водителя персональной машины. В половине восьмого надел пиджак, выглянул через окно на улицу. «Волга», в которой десять дней кряду дежурили оперативники, всегда стоявшая на противоположной стороне улицы, точно напротив парадного подъезда страховой компании, исчезла.

Следователь Закиров, как и обещал, снял наружное наблюдение, убрал своих сотрудников из кабинета и квартиры страховщика. Закиров хоть и не блещет интеллектом, но даже ему понятно, что все эти дежурства, ночные бдения оперативников не дадут положительного результата. После того, что случилось в летнем кафе, Мальгин на пушечный выстрел не подойдет к офису и, разумеется, не нагрянет на квартиру своего бывшего начальника. Телефоны Елисеева, надо думать, по-прежнему оставались под контролем, но технари из ГУВД слушали их через телефонную станцию, не докучая хозяину кабинета своим присутствием. Во время последнего разговора со следователем Елисеев дал слово, что незамедлительно сообщит Закирову, если появятся какие-то, пусть не слишком важные, самые плевые известия, касающиеся Мальгина. На том и расстались.

Теперь, когда страховщик снова почувствовал себя свободным человеком, настала пора активных действий. Ровно в восемь он попрощался с милиционером, скучающем на вахте. Выйдя на улицу, взял такси и назвал адрес кафе на Дмитровке. Обещаниям Закирова верить можно, но слова остаются словами. Надо убедиться, что следак не врет. Наскоро перекусив в кафе «Прибой», Елисеев снова поймал машину и поехал на Курский вокзал. Он долго бродил среди пассажиров, встречающих и провожающих граждан. Часто останавливался у торговых павильонов, открытых всю ночь, использую стекла витрин как зеркала, смотрел себе за спину. Со стороны могло показаться, что солидный мужчина разглядывая товар, настроен не слишком решительно. Елисеев шагал дальше, кося взглядом по сторонам. Сделав последнюю остановку у сувенирной лавки, ускорил шаг, спустился в тоннель, прошел под железнодорожными путями, и поднялся на поверхность с другой стороны вокзала. Теперь, когда он пришел к твердому убеждению, что «хвоста» нет, задышалось свободнее.

Елисеев поймал машину, назвал водителю адрес в получасе езды от вокзала. Не доехав квартала до нужного места, расплатился и остаток пути прошел пешком. Замедлил шаг перед старым домом, на фасаде которого поместили неброскую вывеску: «Олаф. Пошив автомобильных чехлов из импортных материалов». Он осмотрелся по сторонам, прикидывая, не зайти ли в мастерскую со двора, с черного хода. Улица тихая, машины проезжают редко, гаснут окна, пешеходов не видно. Значит, опасаться нечего. Елисеев, боясь оступиться в темноте, осторожно спустился на несколько ступеней вниз, к железной двери, над которой горела тусклая лампочка в железной сетке, надавил кнопку звонка.

Переминаясь с ноги на ногу, он стоял напротив дверного глазка, в который вмонтировали объектив видеокамеры, дожидаясь, когда хозяин мастерской, торчащей в своей подвальной каморке, разглядит на мониторе физиономию позднего гостя. Делами тут заправлял некто Роман Павлович Алексеенко, державший крошечную мастерскую как прикрытие, ширму для других дел. По документам Алексеенко небогатый бизнесмен, на которого в крошечной комнатенке, согнувшись над швейными машинками, горбатят четыре швеи, да по клиентам ходит замерщик Иванов, глуховатый пожилой дядька.

Щелкнул замок, Елисеев толкнул дверь, переступил порог, и оказался в тесной прихожей, заваленной рулонами с тканью, завернутыми в полиэтиленовую пленку. Под потолком мигала лампа дневного освещения, впереди узкий коридор, который тянулся вдоль всего подвала. Елисеев заезжал сюда три-четыре раза, поэтому ориентировался без провожатых. Он толкнул третью дверь слева, прошел пустой предбанник, и оказался в кабинете хозяина мастерской.