Крымская война - Олег Рудольфович Айрапетов

же необходимость сдерживать остальных своих соседей (Швеция, Пруссия, Персия) от выступления на стороне противника путем концентрации сил на дружественных и не очень дружественных границах. Подобное напряжение сил обошлось очень дорого — общие человеческие потери (убитыми, умершими от ран и болезней, ранеными) составили до 500 тыс. чел., почти столько же, что у всех союзников (не считая 35 000 чел., умерших от болезней в отмобилизованной, но не воевавшей австрийской армии). Безвозвратные потери России составили 153 тыс. чел., союзников — 156 тыс. чел. Следует также отметить, что это была единственная война, которую Россия в состоянии была вести не только без единого союзника, но и без крупных внешних займов. Военные расходы воюющих по подсчетам современных исследователей составили (в миллионах фунтах по курсу периода войны):

В 1854 г. в России в обращении находилось кредитных билетов на сумму в 311 млн рублей, при этом правительство имело металлический фонд в 123 млн рублей, что позволяло поддерживать курс бумажного рубля al pari по отношению к серебряному. По окончании войны металлический запас понизился до 119 млн рублей, а количество кредитных билетов возросло до 780 млн рублей. Дефициты бюджетов за годы войны составили: 108,829 млн руб. (1853 г.); 146,932 млн руб. (1854 г.); 282,635 млн руб. (1855 г.); 258,374 млн руб. (1856 г.). Общая же сумма военных дефицитов составила 796,77 млн руб. Реальные доходы Империи сокращались, в том числе и по причине роста недоимок. В 1850 г. недоимки равнялись 107,166 млн руб., в 1851 г. — 110,496 млн руб., в 1852 г. — 125,35 млн руб., в 1853 г. — 130,352 млн руб., в 1854 г. — 135,433 млн руб., в 1855 г. — 140 046 073 руб. Государство дважды, в 1853 и 1855 гг., было вынуждено обращаться к внешним займам, в результате у немецких банков удалось получить по 50 млн руб. под 5 % годовых.

Но основными ресурсами войны для России были внутренние заимствования. Правительство вынуждено было увеличивать выпуск кредитных билетов. В 1853 г. их было выпущено на сумму 10 млн руб., в 1854 г. — на 58 964 276 руб., в 1855 г. — уже на 215 101 501 млн руб. К началу 1 (13) января 1856 г. общая сумма внешних и внутренних долгов за годы войны составила 533 273 782 руб. Между тем в 1856 г. военные расходы составили 228 999 796 руб., а общая сумма расходов — 593 833 068 руб., при том что доходы за тот же год равнялись 264 925 321 руб. Общая сумма формального долга государства, включая довоенные внешние заимствования, разного рода внутренние долги достигла к окончанию войны фантастически высокой суммы в 1,5 млрд рублей серебром. Эта мобилизация внутренних ресурсов весьма дорого обошлась стране и обусловила финансовый кризис первых лет правления Александра II. Тем не менее сама возможность такого напряжения отнюдь не свидетельствует о слабости империи Николая I.

В ближайшей перспективе главным победителем в войне стал Наполеон III, добившийся реванша за 1812 г. и укрепивший положение своей династии. Франция стала одним из главных кредиторов Османской империи и гарантов разоружения России на Черном море. Впрочем, через 14 лет этот порядок вещей рухнет вместе со своим создателем, а Турция откажется от государственного долга Франции. Война после ее окончания не привела к внешнеполитической изоляции России, как рассчитывал Лондон, и не остановила расширение ее владений в Азии, на дальних подступах к Индии, скорее наоборот. Единственным государством, сумевшим извлечь выгоду из Крымской войны и ее последствий, была Пруссия. В ответ на предложение британского дипломата Августа Лофтуса обсудить проблему вступления королевства в союз с Англией, Францией и Австрией прусский министр-президент Отто-Теодор фон Мантейфель резонно заметил, что для начала нужно выяснить его цели, добавив при этом: «Очень легко сказать: „Ослабить Россию“; но означает ли это наступление на Москву?» В узком кругу глава прусского правительства высказывался о руководителях антирусской коалиции с большей откровенностью: «Эти господа думают, что мы собираемся таскать им каштаны из огня. Отнюдь нет; это они будут их доставать, а мы их съедим».

Показатели британского экспорта в Россию постоянно падали, за 1848–1852 гг. они сократились на 43 %, составив в 1852 г. лишь 1/78 часть всего экспорта Великобритании. С другой стороны, из России на острова ввозились 1/6 часть потребляемой там пшеницы и 1/3 овса. Это были существенные цифры, и заменить такой объем импорта Лондон не мог. В связи с этим в начале войны там было принято решение установить блокады русских портов, не допускать плавания судов под русским флагом, ограничить вывоз товаров промышленного производства, которые могли бы иметь военное применение (напр., паровые двигатели для морских судов), но отказаться от захвата товаров противника на нейтральных судах. В Англии опасались негативной реакции со стороны государств Германии и особенно Соединенных Штатов. Опасения были небезосновательными, а интересы, которые не решились потревожить, — весьма серьезными. В ходе войны Пруссия активно занималась реэкспортом продукции русского сельского хозяйства в Англию, увеличив в 1854 г. вывоз сала почти в 5 раз, конопли — более чем в 10 раз, льна — более чем в 2,5 раза и т. п. Через территорию Пруссии в Россию перевозились товары, объявленные военной контрабандой, — порох, бельгийские винтовки, паровые машины и запасные части к ним.

Английскими кораблями было захвачено только несколько торговых судов под датским и тосканским флагами, которые не удалось секвестрировать ввиду отсутствия законных на то оснований. Что касается Пруссии, то ее роль в посреднической торговле на Балтике не составляла секрета для Лондона, в 1854 г. там даже обсуждались меры по введению блокады побережья королевства или демонстрации силы у его берегов, но английские политики так и не решились пойти на это. Методы периода борьбы с континентальной блокадой Наполеона остались в истории. Принцип действий британского правительства был сформулирован следующим образом: «Непосредственные интересы и очевидные угрозы важнее прецедентов». Правда, весной 1855 г. Пруссия, Ганновер, Дания, Гамбург и Любек издали ряд документов, ограничивающих нейтральную торговлю, но их значение было столь мизерным, что все поняли — речь идет только о косметических мерах, предпринятых с целью успокоения британской общественности.

В результате блокада русской торговли нанесла больший урон торговле британской, превратив прусский торговый флаг в основного перевозчика на Балтике, а Мемель, по меткому замечанию Лофтуса, превратился в это время в русский порт. К концу 1855 г. невыгоды торговой полу-блокады России стали ясно осознаваться в Лондоне, который вынужден был признать крах этой политики, так и не отыскав, к счастью для таких государств, как Пруссия, замену ей. Англия попыталась принять более угрожающий тон в отношении королевства, но пруссаки игнорировали его вплоть до последнего момента, когда реальной показалась перспектива начала крупномасштабных военных действий на Балтике. В Берлине не собирались отказываться от внезапно возникших преимуществ посреднической торговли между воюющими странами. Впрочем, все экономические выгоды, которые принесла Пруссии война, конечно, абсолютно несравнимы с последствиями ее «нейтрального нейтралитета», заложившего