Золотая женщина - Татьяна Тронина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Эмма! – он расцепил ее руки, быстро оттолкнул. – Что ты себе позволяешь!
– Миленький… миленький мой, любименький… – улыбаясь, прошептала она. – У нас есть шанс начать все сначала.
– У кого это – «у нас»? – вытаращил глаза Андрей.
– У тебя и у меня.
– Эмма, вы бредите. Наверное, здесь воздух такой… – Андрей невольно принюхался, – …что у людей крышу сносит. Я по милости моей разлюбезной женушки чуть в кювет не ухнул, а теперь вы…
– Она сказала, что хочет остаться.
– Кто, Вика? – раздраженно переспросил Андрей. – Нашли кого слушать! Она и не то скоро скажет! Я сумел дозвониться Герману Марковичу, он проконсультировал меня… У Виктории очень тяжелый случай, ее надо срочно госпитализировать!
– Она здорова.
– Эмма! Эмма, не тебе… Эмма, не вам судить! – запальчиво воскликнул он, тоже путаясь в коварных «ты» и «вы». «Господи, какой он упрямый! – печально подумала Эмма. – Но тем милей мне. Эта его принципиальность, честность…»
Она снова протянула к нему руки, но Андрей сумел увернуться.
– Я понимаю, что тебе очень сложно, ты все еще любишь ее…
– Кого? – перебил он, дрожащими руками срывая с себя галстук.
– Вику, конечно…
– Не говори чепухи, когда это я любил ее?! – взорвался он. И тут же спохватился, сжал губы. Но было поздно…
До сознания Эммы не сразу дошло сказанное им. Она не почувствовала боли в первое мгновение…
– Эмма, дорогая, это все лирика… – быстро произнес Андрей, стремясь в других словах спрятать те, главные слова, которые сорвались с его губ. – Нам надо срочно найти Вику. Давай договоримся – я ищу ее в той стороне, а ты – в той, – он махнул рукой, указывая направление. – А потом встретимся у водонапорной башни, ладно?
Он даже перешел на «ты»! Говорил, говорил, махал руками! Все для того, чтобы она забыла, пропустила мимо ушей, не придала значения…
– Минутку… – прошептала Эмма, наконец ощутив боль, почувствовав этот всаженный в сердце клинок. – Ты сказал, что никогда не любил ее? Это правда?
– Нет, конечно! Я любил и люблю… Я честный человек! – возвысил он голос. – Я хороший человек, понимаешь? Я обязан заботиться о жене!
– Погоди-погоди… – Эмма потерла лоб. – Но это несправедливо! Несправедливо по отношению к ней, ко мне…
– Почему – несправедливо? – обиделся Андрей. – Тебе я с самого начала ничего не обещал, а свой долг по отношению к Вике я честно выполняю, как видишь…
– Ты чего-то не понимаешь… Долг!
– Эмма! Не надо к словам привязываться! Я в ужасном состоянии, а ты из-за какой-то ерунды… Разве я виноват, что не люблю тебя?
– Ты любил меня.
– Да, было дело. Но потом я встретил Вику…
– А вот ее ты не любил. Это так. Ты женился на ней из-за ее отца… А потом помешался на том, что ты хороший человек… Всему миру захотел это доказать… Долг, долг, проклятый долг!
– И что в этом плохого? – снова завелся Андрей. – Что?!
– А то, что нет у тебя никаких долгов! – сказала Эмма серьезно, глядя ему прямо в глаза. – Должны только те, кто любит. Ты не любил ее, а жил с ней… Ты своим чертовым долгом раздавил ее, превратил в овощ, почти довел до сумасшедшего дома! И меня тоже! И себя!!!
– Я хороший человек!
– Ты не хороший человек! Ты не плохой человек! Ты – никто. Никто, – раздельно произнесла Эмма. Много лет она была слепа, а теперь, в одно мгновение, случайно – прозрела. Как так получилось? Она и в этот раз могла ничего не заметить, но, видимо, общение с Викой ее уже растревожило, встряхнуло…
Андрей не выдержал, замахнулся, но в последний момент опустил руку.
– Видишь, я даже ударить не могу… – шепотом произнес он.
– Ну и что? А то, что всю жизнь меня мордовал, – это как?
– Ты сама! Ты сама захотела быть рядом со мной!
– Я?! Если бы я знала твои истинные чувства, если бы я знала, что ты не человек, а робот…
– Что ты говоришь, что ты говоришь… – он схватился за голову. – Всю жизнь я старался, я был безупречен, я делал только добро…
– Путь в ад выстлан благими намерениями – знаешь?..
– Дура!
Эмма дернулась – и посмотрела на Андрея совершенно другими глазами. Да, словно пелена упала с них…
– Эмма, простите. Давайте договоримся так…
– Да пошел ты!
– Эмма, вы уволены, – официальным тоном произнес человек, за которого она до недавнего времени была готова отдать жизнь. Которого она считала святым.
Развернулась и пошла к своей машине. Уже садясь, обернулась и крикнула – почти весело:
– Это ты уволен!
…Она ехала по дороге с открытым окном. Ветер развевал ее волосы. Хотелось плакать и смеяться. «Нет, но какая же я дура, действительно… Уж в этом-то он точно прав!» И вдруг поняла, что ее любовь и была той самой занозой в ее груди, голубоватым осколком льда.
Эмме страстно захотелось выдернуть из себя эту занозу.
«Главное, сделать это вовремя. И жить, жить… Господи, как я хочу жить!»
Она к полудню выехала на оживленную трассу. Ей несколько раз бибикнули из проезжающих мимо автомобилей. Мужчины.
– Как интере-есно… – прошептала Эмма. – С чего бы это?
Она мельком глянула на свое отражение – женщина с румянцем на щеках, оживленно горящими глазами. Немного безумными даже. И бог весть что в них было больше – горя или радости.
«Я начну свое дело. Я больше не буду персональной помощницей. Я буду главной. Вот только выдерну эту занозу…»
* * *Что касается Андрея, то он после разговора с Эммой окончательно вышел из себя. Едва его персональная помощница скрылась из виду, он сел в свое авто и дал по газам. Оставаться на том же месте и вступать с разговоры с сумасшедшей женой он был просто не в силах. Требовалось какое-то время, чтобы хоть немного прийти в себя!
Выехал на сельскую дорогу, сделал стремительный круг вокруг рощицы и, спускаясь в низину, вдруг со всего размаха въехал в гигантскую лужу.
Попытался сдвинуться с места – никак. Машина буксовала в грязи, разбрызгивая колесами черную густую жижу. Неподалеку важно шествовали гуси – Андрею показалось, что они с презрением посмотрели в его сторону.
– Будь все проклято! – в отчаянии закричал он, упал на руль и зарыдал.
Невольно нажал на гудок – и гуси с диким гоготом, распустив по траве крылья, побежали прочь.
Деревня, что поделать!
* * *После разговора с Эммой Вика уснула – наверное, сказалась бессонная ночь, проведенная в лагере Мирона.
Открыла глаза, когда сад за окном пылал от закатного солнца.
Было жарко и как-то особенно тихо – обычно такое благостное умиротворение разливается в мире перед грозой.