Нехожеными тропами - Владислав Владимирович
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Твоя душа чиста, а вот его… — Левой рукой перехватил голову за волосы, — Мальгус значит… — Поднял на уровень своих глаз, всматриваясь. — Есть что сказать в свое оправдание? — голова начала активно моргать. — Точно, тела нет, чтобы говорить. — Едва не хлопнул себя по лицу Сергей. — На правах Хранителя разрешаю восстановить тело, без рук и ног.
Голова мгновенно потяжелела, формируя шею, плечи, грудь, стекаясь эфиром со всех сторон.
— С-сука! Ты пожалеешь…! — не дослушав продолжение, фальката сверкнула росчерком, отделяя голову от тела, начиная светиться зелёным цветом, напившись крови бога.
— Эх, — тяжело вздохнул Сергей, — на нет, и суда нет. Я, хранитель этого мира, предаю тебя, Мальгус, забвению и развоплощению. — Лежащее на земле тело начало осыпаться пеплом, а голова, пока не затронутая тленом, беззвучно раскрывала рот в бессильном крике, пока тлен не оказался у самых пальцев Сергея.
— Пилара моя родная сестра. — Донеслось со всех сторон. — Я Чара, хранительница семейного очага. — Подкинула ножкой в воздух пепел от развеянного бога. — И я ждала тебя. — Подняла к маске руки, проводя по ней от клюва к затылку, при этом, маска исчезла, вслед за движением рук. А после того, как голова освободилась полностью, сделала порывистый шаг вперёд, впиваясь в его губы. — Давно хотела это сделать, — немного смущённо произнесла она, отступая на шаг от обескураженного Сергея. — Ты слишком хорош для одного мира. — Как-то отстраненно произнесла она. — Поешь, это семейный рецепт, так сказать, — махнула она рукой в сторону котелка, — голодный мужчина горе семье, поверь, я знаю.
Сергей посмотрел на богиню, подхватил рюкзак, и приблизившись к очагу, бесцеремонно опустился на табурет. Секунду спустя в его руки была впихнута глиняная миска с одуряюще пахнущим супом и деревянная ложка с краюхой серого хлеба. Подняв глаза к богине, и не отводя глаз, зачерпнул ложкой суп, втянул носом аромат, с причмокиванием хлебнул горячий бульон.
***
Вокруг кипела жизнь, с темнотой вернулись люди и началась форменная суета: начали лаять собаки, кудахтать куры, ржать лошади, мычать коровы. Все наполнилось звуками жизни, стоило Чаре исчезнуть с первыми сумерками, а Сергей, подхватив рюкзак, направился в сторону постоялого двора, первый этаж которого был сложен из камня, а второй из бревен, и уже сидя за столом в обеденной зале, переваривал произошедшее. Чара, хранительница очага, сестра Пилары, богини жизни, тысячу лет скиталась, не находя пристанища в Древе миров создателя, узнала от сестры, что он погиб, покинув мир, в котором ей места не было, решила попытать счастья и вот, есть уголок, но занят он одним не очень чистым на руку божком. При чем, занят недавно, несколько лет назад. Поэтому, рискнув, попросила сестру и ее мужа, бога войны, помочь в решении проблемы. Проблема решилась за пару минут, став короче на голову, а узнав, кто хранитель, так и вовсе, передали наилучшие пожелания. И сейчас, сидя в пустом зале и потягивая кислое пиво, Сергей думал, что со всем этим делать. Но, не придя к какому-то конкретному решению, отправился к себе в комнату, с одной неширокой кроватью, столом, парой табуреток и закрытым ставнями окном. Стоило голове коснуться подушки, как он провалился в прекрасный сон, где его любила невысокая, красивая девушка, очень похожая, на давешнюю богиню. А потом было утро, разговоры с трактирщиком о том, о сём. Осмотр деревни, думы, о принятии Чары в пантеон, ужин, с крепким кислым пивом и опять сладкий сон, из которого не хотелось выходить и просыпаться. Череда разговоров и будней увлекла Сергея, что каждую ночь наслаждался прекрасным сном. После принятия в пантеон, как хранительницы северного шельфа, Чара почти не появлялась, наводя порядок на этих землях, но сны закончились в тот момент, стоило ему переступить туманную пелену, отделяющую омываемую теплым течением материковую часть от промерзшего и жестокого мира извне.
На второй день, память о прекрасных снах, стерлась из памяти, а тропа, неожиданно раздвоилась, одна ветвь вела домой, а вторая… Вторая вела в сторону королевства Ангстрем. Поэтому, недолго думая, Сергей свернул на новую тропу, ведь если сам мир хочет ему что-то показать, то он не вправе отказываться. Так он думал, шагая километр за километром и день за днем, пока впереди не замаячил тот самый заброшенный сад, покрытый инеем.
Рядом с огромным шатром крутились две девушки, по ощущениям, одну из них он знал, но не был уверен. Вторая же, помешивая варево в котелке, периодически что-то злобно и коротко кидала второй. Тихо подойдя к незнакомой девушке, одетой в дорожный, брючный костюм, пару раз кашлянул, привлекая внимание.
— Милостивая госпожа, — наигранно раболепно начал Сергей, — не подскажете усталому путнику, в какой стороне постоялый двор?
Девушка вскинулась, хватаясь за рукоять вычурного кинжала, черты красивого лица исказились гримасой превосходства и брезгливости. Ну да, за последние пару дней искупаться не получилось.
— Пошёл! Пошёл вон, чернь! Смерд! Отрыжка буйвола! Пошёл вон! — и так эмоционально размахивала руками, что Сергей, пожав плечами молча развернулся и ушёл, не слыша, как пол часа спустя, смутно знакомая девушка распекала обозвавшую его чернью, как звонкая пощёчина разлетелась по округе, он просто шел по тропе, что указывал ему мир. И не видел, как эта же девушка, вскочила в седло и галопом умчалась в сторону разрушенного некогда замка. Он просто шел, наслаждаясь прекрасным, осенним вечером. Среди пологих холмов решил заночевать. Развел костерок, из веток кустарника, небольшой кролик, пойманный недалеко, был быстро освежеван и сейчас жарился на прутьях, заменивших шампуры. Быстро скинув одежду, организовал себе душ и стирку, при помощи малой печати воды. Развесив одежду по кустам сушиться перекусил, и, закутавшись в спальник, уснул. Он не видел, как в это время, десятки гонцов разъезжаются из восстанавливаемого замка баронства Фон Риттер в разные стороны, как спешно организовываются поисковые отряды и растягиваясь широкой цепью, громко топая копытами, разыскивают того, кого полагалось встретить со всеми почестями, и всё это было перечёркнуто одной фразой, брошенной высокородной и взбалмошной девчонкой. Девчонкой, что сейчас, уже который час, сидя в том самом шатре, пустым взглядом уставилась в стену, не зная, что теперь с ней будет.
— Он меня простит… — тихая фраза сорвалась с губ,
