Retrum. Когда мы были мертвыми - Франсеск Миральес

Когда песня закончилась, Альба объявила:

— Вот и все. Тебе понравилось?

— Еще бы! — ответил я, — Вот только есть у меня ощущение, что мне чего-то недодали.

— Что ты имеешь в виду? — спросила Альба, усаживаясь на кровать по-турецки совсем рядом со мной.

Посмотрев сначала мне в глаза, а потом на мой обнаженный торс, она, по всей видимости, поняла, к чему я клонил. Заливаясь румянцем, девушка молча нащупала руками застежку бюстгальтера, и на этот раз моя помощь ей не понадобилась. Бирюзовый лифчик соскользнул на кровать, открыв моему взгляду роскошную высокую грудь Альбы.

Почувствовав, что я смущаюсь не меньше, чем она сама, Альба с притворной неуверенностью в голосе спросила:

— Я тебе нравлюсь?

— Конечно да. Если хочешь знать, то в том, что касается бюста, популярности среди наших одноклассников тебе не занимать. Если бы они знали, какая ты без одежды, то тебе от ухажеров проходу бы не было.

— Так воспользуйся выпавшим тебе счастливым билетом, — томно произнесла она, наклоняясь ко мне всем телом, — Мы ведь договорились, что сегодня я твоя на всю ночь, до тех пор, пока не придет…

Прежде чем она успела произнести свое имя, раздался громкий взрыв, оранжевое свечение погасло, и комната погрузилась в темноту.

У меня внутри все оборвалось.

Delirium tremens

Смерть нужно встречать смело — как противника в честном бою, а затем — пригласить ее что-нибудь выпить уже как верного друга.

Я нашарил провод, шедший от розетки к настольной лампе, провел по нему ладонью до выключателя, щелкнул им, но свет не зажегся. Судя по всему, в тот момент, когда взорвалась укутанная шарфом лампочка, во всем доме сработали предохранители.

Нормальный парень на моем месте расстроился бы оттого, что, находясь рядом с красивой обнаженной девушкой, не может видеть ее. Меня же в тот момент беспокоило совсем другое.

— Ты куда? — спросила Альба, догадавшись на слух, что я встаю с кровати и направляюсь к двери.

— Попробую снова включить свет. В холодильнике и морозилке полно продуктов, отец очень расстроится, если все испортится.

Пробираясь фактически на ощупь — от слабого света, исходившего от экрана моего телефона толку было мало, — я вышел из комнаты и стал спускаться по лестнице. В прихожей я нашарил на стене металлическую крышку, за которой находился электросчетчик. Обычно для того, чтобы вернуть в дом свет после срабатывания предохранителей, достаточно было перекинуть в другое положение основной тумблер под счетчиком. На этот раз знакомая манипуляция результата не дала.

Наверх мне пришлось возвращаться по-прежнему в потемках. Медленно поднимаясь по лестнице, я мысленно проводил инвентаризацию скоропортящихся продуктов и прикидывал, что из запасов пропадет в первую очередь. Впрочем, как выяснилось, меня поджидали гораздо более серьезные неприятности и страхи, чем еда, испортившаяся в холодильнике.

От унылых, но вместе с тем вполне мирных и спокойных рассуждений о судьбе замороженного и охлажденного продовольствия меня оторвал дикий крик, раздавшийся в доме.

От неожиданности я пошатнулся и даже схватился руками за перила, чтобы не упасть. Буквально в следующую секунду я понял, что крик доносился из моей комнаты.

Рискуя переломать себе ноги, я взлетел по лестнице, перепрыгивая через три ступеньки, и буквально ворвался в комнату. Подняв над головой включенный мобильник, в его слабом свете я увидел Альбу, сидевшую на кровати, обхватив колени, и при этом безутешно рыдавшую.

Вместе со светом в доме выключилось и электрическое отопление, и я непроизвольно обратил внимание на то, что в комнате уже стало гораздо прохладнее.

Первым делом я набросил Альбе на плечи одеяло, а затем спросил ее, что случилось.

— Это ужас какой-то! — сквозь слезы произнесла она, — Страшное лицо!.. Какое-то чудовище!

— Не понимаю, о чем ты говоришь? — ласково обнимая Альбу, спросил я.

— Там, в окне, — дрожащим голосом произнесла она. — Лицо появилось там буквально несколько секунд назад.

Взглянув на окно, выходящее на улицу, я похолодел от ужаса Ночью снаружи было намного прохладнее, чем в доме, и, вполне естественно, стекло с внешней стороны сильно запотело. Вот только на этой молочно-матовой поверхности появилось нечто вроде импровизированной форточки, неровного горизонтального участка прозрачного чистого стекла.

Кто-то протер стекло снаружи для того, чтобы заглянуть в комнату. Или же это было сделано чем-то неодушевленным.

Адреналин во мне просто бурлил. Я осторожно взял Альбу за подбородок и приподнял ее лицо так, чтобы ей было видно окно.

— Лицо, про которое ты говоришь, появилось там, в этом квадратике?

— Сначала я увидела руку, протирающую стекло, затем появились эти глаза. Они смотрели на меня с убийственной ненавистью, — Альба замолчала на несколько секунд, а затем осторожно спросила: — Ты думаешь, я сошла с ума?

— Ну уж это ты загнула, — с преувеличенной бодростью заявил я, — Впрочем, бессонная ночь и неумеренное потребление алкоголя могут сыграть злую шутку с человеческой психикой, — Иронизируя, я пытался успокоить Альбу, хотя сам не слишком верил в то, что говорил. — Например, Эдгару По привидения и чудовища мерещились на каждом шагу. Особенно часто они попадались ему после очередных обильных возлияний. Подобное явление хорошо известно медицинской науке и даже имеет свое название: Deliriumtremens.

— Может быть, ты и прав, но оно выглядело совершенно реальным.

— Расскажи, что это было за лицо? На что или на кого оно было похоже?

— Ты знаешь, я успела разглядеть его. Во-первых, оно было освещено. Вот только не пойму, то ли свет исходил откуда-то изнутри этого создания, то ли оно так удачно попало под луну. Это было лицо девушки. Ее глаза оказались большими, какими-то невероятно глубокими. Губы накрашены…

— Помадой темно-фиолетового цвета, — закончил я за нее, непроизвольно вздрогнув при этом.

— Таких подробностей я, конечно, не разглядела, но губы у нее действительно выглядели очень темными. Слушай, ты и вправду считаешь, что у меня крыша поехала?

Я подошел к окну, уже вновь сплошь покрытому слоем сконденсировавшейся влаги, распахнул раму и выглянул на улицу. Расстояние до земли составляло не меньше трех метров. Забраться на такую высоту теоретически можно было лишь по водосточной трубе.

Я прислушался, надеясь, что до меня из темноты донесется тот самый голос, который я уже слышал на причале в Собачьем квартале. Увы, на этот раз окрестности заполняли только завывания ветра.